Михаил Попов - Цитадель тамплиеров
Отхлебнув водицы, Анри сказал:
— Почему чем беднее дом, тем вкуснее вода?
Выглянула луна, встрепенулся воздух, серебряными пятнами пошла вода в ручье, зашелестела листва шелковиц. Плоские крыши домов ниже по склону холма высветились, как днем. Дружно загавкали псы за крепостной стеной.
— Я отнесу кувшин, — сказал Анаэль.
— Не надо, уже опасно, при луне любой палестинец выходит помочиться. Кувшин мы возьмем. А чтобы ты не считал, что ограбили дом… — Анри бросил через забор небольшую серебряную монету.
Анаэль надеялся, что после проверки его оставят в покое. Но он ошибся. Рядом с ним неотступно кто-нибудь находился. Не убежишь… Но Анаэль и не думал. «Телохранители» были громилами, как на подбор, а Анаэль еще оставался, по сути, калекой.
Однажды все-таки он решил объясниться с Анри и спросил, неужто он до сих пор не заслужил доверия?
— Ни вот настолько! — бодро сказал Весельчак, показывая свой ноготь. — Я обращаюсь с тобой, как ты того заслуживаешь.
— Но, клянусь Спасителем, я хочу знать — почему?
— Объясню. — Анри отбросил палку, которую очищал ножом. — Семья? Что мне твоя семья? Как сказал Спаситель, упомянутый тобой всуе, «оставь и мать свою». Так что если ты — настоящий христианин, для тебя семейство твое суть пыль под ногами.
— Не богохульствуй!
Анри небрежно перекрестился.
— Что касается наших дел, на виселицу ты у властей заработал, вспарывая прокисшие перины менял в Сейдоле и Хафараиме. Но, как знать, нет ли на твоей совести грехов пострашнее.
Анаэль потер руками лицо.
— Зачем же ты держишь при себе человека, внушающего такие мысли?
— А ты не указывай мне, что мне делать.
— Не понимаю, на что я тебе. Обуза. Проще — убить.
— Будешь очень просить — убью, — спокойно сказал Анри.
Шайка Анри была неплохо организована. Вожак принимал желающих к ней пристать по своему какому-то принципу, Он выбирал разбойников и одиноких искателей приключений из числа не самых свирепых. В шайке были и сарацины. Ближе к зиме, через пару месяцев, Анаэль понял главный расчет вожака: иметь под началом как бы ковчег, где каждой разбойничьей твари — по паре. Он собрал бойцов-силачей, самострельщиков и лучников, пару-тройку «длиннопалых» воров-умельцев. Здесь были и постоянный повар, и свой трубадур — маленький злобный провансалец, почему-то возненавидевший Анаэля. Он требовал, чтобы его звали де Фашон, но откликался и на имя Жак.
Осень 1184 года выдалась трудной для обитателей маленьких городов за Иорданом. Из-за реки налетали сельджуки. Разбойничали шайка Весельчака Анри и другие. Добычу в шайке Анри делили по справедливости, иногда споря, впрочем, о стоимости того и другого.
Анаэль как-то спросил, почему же ему не причитается ничего, хотя он участвует в налетах, рискуя жизнью.
— Ты — не член шайки, — сказал Анри.
— А кто я? — удивился Анаэль.
— Ты — добыча. Общая, между прочим. Хочешь, я тебя выставлю на раздел?..
Больше Анаэль об этом не заговаривал. О бегстве, конечно, думал. Но в шайке жить было лучше, чем в лепрозории и на плантации в Агаддине. Правда, любой, самый вздорный, каприз разбойников — и жизнь его оборвется. И Старец Горы Синан умрет без возмездия, и сокровища Соломонова храма останутся в тайнике. Анаэль вертелся ночами на пахнущих псиной шкурах, и видения мести тревожили его мозг. В Агадцине и лепрозории он выживал, как тварь, теперь ощутил себя прежним, хотя и в неволе. Опыт последних месяцев побуждал не спешить. Как одушевленный глаз, он одновременно видел близкое и далекое: кинжалы разбойников, замок Алейк, лепрозорий…
С течением времени Анаэль учуял, что вожаку он не безразличен. Анри берег его, как ценную добычу, вроде бы до особого указания. В налетах держал его позади.
Осень перетекла в зиму. Похолодало. Жизнь разбойников стала труднее. Обезлюдели дороги, замкнулись в себе города. Разбойники подолгу валялись в подвале, играли в кости и кутались в шкуры. А после удачных налетов вдребезги напивались.
Анаэль вдруг заметил, что Анри стал делить добычу не так, как привыкли. Он стал брать себе лучшее и в больших долях. А шайка с этим мирилась. Хотя… Анри жил в отдельной пещере, унося туда что присваивал.
— Он не боится, что кто-нибудь ночью его пришьет и завладеет добром? — спросил Анаэль у охранника Кадма.
— А там ничего нет, — сказал Кадм, — кроме пары хороших кинжалов. Анри обожает оружие. — Разбойник зевнул, показав развалины своих зубов.
«В чем дело?» — заинтересовался Анаэль и постепенно выяснил, что время от времени Анри куда-то увозит деньги и ценные вещи. Кому он их отдает и зачем, в шайке не знали.
— Как это — зачем? — переспросил тот же Кадм и заметил, что иначе бы шайка недолго жила в подвале под башней. Кто-нибудь их выкурил бы отсюда. Какой-то влиятельный комтур или барон.
Анаэль признал это. Почти за полгода никто из местных правителей не попытался их выследить. Стало быть, Весельчак Анри действует под покровительством кого-то в Тивериаде. А может быть, в самом Иерусалиме? Он — как бы сборщик налогов? Анаэля искренне восхищала изобретательность этого неизвестного. Он, получалось, наслал на жителей банду ночных разбойников и получает с них свою долю.
— Так, говоришь, живет он в Тивериаде?
Кадм пожал плечами, этот вопрос его не занимал.
— А почему Анри берет именно столько? — не унимался любопытствующий.
— Небось он знает, — пробормотал охранник, латая перевязь для меча.
Проследить, куда отвозит почти все награбленное вожак шайки, казалось невозможным. Не выслеживать же Весельчака. Но Анаэль на что-то надеялся.
Двое братьев, тапирцев-несториан, уговаривали переждать холода. Они работали здорово. Звероподобный их облик и удачливость в деле быстро восхищали товарищей. Однажды, вернувшись с «работы» с хорошей прибылью, они, как полагалось, сложили добытое на ослиную шкуру возле костра. Добытчику полагалась половина добра.
Анри вышел из своей пещеры, кутаясь в меховой плащ и позевывая. Присел над горкой вещей и взял в руки ларь из обожженного дерева. Внутри его были кости на красном сукне.
— Вы ограбили церковь? — спросил вожак.
Разбойник недобро осклабился.
— Если у тебя выбор: умирать с голоду или ограбить церковь, ты тоже не постесняешься, — сказал тапирец.
Церковь стояла на выезде из Депрема. Анаэль еще осенью видел какого-то рыцаря, приезжавшего в этот храм с юным оруженосцем. Рыцарь был рослый, мрачного вида. Подслеповатого старенького настоятеля церкви отца Мельхиседека горожане почитали.
Тапирец сказал известное: дороги пусты, стражники и собаки свирепы… А что он и брат решили обчистить церквушку, повинен сам настоятель. Он напустился на них с проклятиями, увидев, что у церковной ограды они раздевают кривого приказчика с лошадиного рынка.
— Он так вопил, что пришлось его зарезать, — сказал младший тапирец.
— Отца Мельхиседека? — спросил Анри негромко.
— Нет, приказчика. Он тоже вопил из-за вонючего кошелька, в каковом нашлось всего-то четыре дойта.
Анри поднял кошелек, достал блеснувшую монету и подбросил ее на ладони.
— Если пройдет известие, что мы грабим церкви, нам не просидеть здесь недели, — сказал Анри. — Не знаю, какие понадобятся деньги, чтобы нас не турнули отсюда.
С этими словами он положил кошелек в карман, показывая тем самым, что дележ закончен. Но он переборщил. Три тусклых серебряных креста и оловянный черпак с золочеными накладками нельзя было сбыть. Тапирцы почувствовали себя ограбленными.
— Постой! — крикнул старший. — Не хочешь ли сказать, что разговору конец?
Анри нехотя повернулся к нему.
— Именно.
— Нашего мнения, как поделить эти деньги, ты знать не хочешь?
Анри зевнул.
— Дело сделано, хватит болтать.
— Ты ошибаешься! — тапирец шагнул вперед. — Разговор только еще начинается, клянусь ранами Спасителя!
— Не тебе бы клясться Его ранами после того, как ты ограбил один из домов Его.
— С Ним посчитаемся там! — тапирец поднял руку к потолку.
Конечно, он вел себя дерзко, но для того имел свои основания. Самоуправство Весельчака Анри уже надоело.
— Не мне одному, — сказал тапирец, — желательно узнать, куда идут наши денежки.
Анри выглядел спокойным.
— Вы знаете, что я не присвоил и полцехина. Можете выставить выборных, пусть обыщут мою келью.
— Нет, мы хотим знать, кто он таков, наш таинственный покровитель, и почему не хочет знакомиться с нами.
По лицу Весельчака пробежала тень, он почувствовал, что большинство сейчас не на его стороне.
Анаэль следил за развитием событий. Он еще не решил, на чью сторону встать, если возникнет схватка.
— Не кажется ли тебе, что ты суешь нос не в свое дело? — спросил Весельчак тапирца.
