Дмитрий Абрамов - Ордынская броня Александра Невского
Вскоре восточные ворота града открылись, опустился мост надо рвом, и в сторону леса из ворот повалили верховые и пешие латиняне. С воями рядом бежали женщины и дети, что волокли или несли какой-то скарб, тянули на поводке коров, быков и лошадей. На опушке леса со стороны восточных ворот строились конные рыцари и пешие кнехты, готовые в любой момент прикрыть бегство своих людей из города. Там же — на мосту и у рва явно царила паника, слышны были крики. Кто-то, спасаясь от нараставшего жара, кидался в ров, и тому скидывали вниз веревки с противоположной стороны, кого-то в дымившейся уже сряде поливали водой из ведра, кто-то срывал с себя раскалившиеся от жара железные доспехи и шелом, бросал оружие и катался по земле.
Князь Ярослав велел русским полкам не трогаться с места и не преследовать бежавших из города. Погода стояла сухая и тихая. Небо еще было ясным, но тускнело, так как наступали вечерние сумерки. В этих сумерках горевший замок превращался в пылавший факел, отбрасывавший зловещие блики и разливавший зарево по всей округе. Жар становился нестерпимым даже на расстоянии двадцати саженей от крепостного рва. Головни размером с бревно выстреливало из пламени и переносило через ров, как огненные заряды. По приказу князя Ярослава русские полки относили своих раненых и убитых к опушке леса, сдвигали туда же метательные машины и передвижные щиты. Подъехав к линии стрелков, князь увидел десятки убитых и раненых людей. Двое эстов в последних проблесках дневного света и отблесках горевшего града склонились над своим сородичем и бережно пытались поднять его на воз. Тот стонал и верно просил их не трогать его. Подъехав ближе, Ярослав увидел, что из груди раненого белокурого и рослого эста торчит большая железная стрела, пущенная из самострела со стен. Эст видимо уходил и о чем-то просил своих ближних мертвевшими, с трудом шевелившимися губами.
* * *Озаряемый зловещими всполохами горевшего ливонского городка, русский стан той ночью почти не затихал. В вечерних сумерках потемнело небо, стал накрапывать, а потом пошел дождь. Стонали и кричали раненые, кому-то, как могли, оказывали помощь товарищи. Кто-то посыпал пеплом рану, кто-то прикладывал снадобье и перевязывал ее, кто-то поил раненого друга крепкой медовухой. Были среди раненых и полоненные латиняне, кому тоже давали испить глоток-другой хмельного. Грелись и дремали, укрывшись попонами и полстями, у затухающих под дождем костров вои. Бражничали и пели свои песни эсты, грозившие кулаками и плевавшие в сторону замка. Через каждые два часа менялась многочисленная комонная и пешая сторожа, охранявшая в дозоре стан со всех сторон на полет стрелы. Затяжной, монотонный дождь обильно изливался на Ливонскую землю.
Серым и влажным осенним утром князья Ярослав и Владимир объезжали бодрствующее войско и вели разговоры с кметями. С их слов было видно, что орденские немцы и ливь хорошо знали ратное дело. Во вчерашнем соступе против русичей и эстов на брани стояла латинская рать числом до пятисот воев. Оружие латинян было почти таким же, как и у русичей, оприч самострелов, которые били со стен железными стрелами-болтами. Но доспехи у латинян явно были хуже. Далеко не каждый рыцарь, оруженосец или кнехт имел кольчугу или горшкообразный железный шелом. У многих вместо шелома был кольчужный капюшон. Немецких воев в панцирях из чешуи или пластин, как говорили на Руси в «доспехе», вообще не было видно. Правда, у многих в немецкой коннице были небольшие железные щиты треугольной формы, что, наверное, были прочнее русских. В соступе побили немцев и ливов до полутора ста. Потери в русских полках были такими же. Но за счет раненых и убитых эстов число это было почти вдвое большим. Сколь же латинян побили на стенах или сколь погорело в городке, можно было только догадываться. Ливонский городок все еще чадил едким дымом пожарища и чернел на фоне зеленого поля и леса пепелищем, обгорелыми с напольной стороны пряслами куртин, остовами почернелых веж и стен домов. Там царили зловещая тишина и пустота, и даже птицы не летали над ним. И все же град сгорел не весь.
Сторожа доносила, что рядом в лесу собирается рать латинян и готовится к брани. Князь велел удвоить сторожу и готовиться к отражению напуска, но самим соступ не начинать и к лесу полки не подвигать.
Когда совсем рассвело, и сквозь туманную пелену осеннего утра и дым догоравшего града стало пробиваться солнце, князю Ярославу дали знать, что в русский стан прибыло большое посольство от эстов с острова Эзель. Слегка подкрепившись крепким медом, холодной дичиной, хлебом с яйцами и салом, Ярослав вышел из шатра и принял послов в окружении бояр и старшей дружины. У него было хорошее настроение, из-за того, что во вчерашнем соступе русичи и эсты одержали победу, а замок был пожжен. Князь в тяжелом чешуйчатом панцире, в красном корзне, свисавшем с правого плеча, и в шапке с алым верхом держал ошую длань на рукояти тяжелого меча. В окружении одетых в сверкавшие доспехи бояр и старшей дружины он выглядел грозно, но располагающе. Голубые его глаза высвечивали лазоревым светом и выражали снисходительность. Солнце сквозь дымку ласково сверкало на небе и играло серебром и золотом на доспехах и шеломах русичей.
Около двух десятков эстов были подведены к княжескому шатру под охраной комонных переславских кметей. Эсты принесли дары — пушной товар и несколько бочонков меда.
Все посольство сняло шапки и поклонилось князю и его окружению. От имени посольства говорил одетый лучше других рослый и седовласый эст. Толмач из эстов переводил на русский. Эзельцы просили князя направить войско против ревельских датчан, что построили свои грады на морском побережье Чудской земли и постоянно нападали и грабили острова Сааремаа (Эзель) и Хийумаа. После победы над датчанами эсты обещали помощь и ладьи с воями для вторжения в Ливонию. Между тем, по их словам, в главном латинском граде Риге было большое количество рыцарей и других воев, готовых дать отпор князю Ярославу в настоящее время. После расспросов о силе и численности орденских и датских латинян князь Ярослав отпустил посольство. Затем был собран военный совет, где решено было идти на северо-запад.
Весь следующий день русичи простояли у сгоревшего замка и готовились к продолжению похода. Было видно и слышно, как немцы и ливь валили окрестный лес. В полдень они уже смело стали выдвигаться на пепелище и, видимо, готовились принять бой, так как начали укреплять куртину града новыми бревнами, недавно срубленными и привезенными из леса. Но на следующий день рано утром русское войско свернуло стан и двинулось в землю эстов Саккалу западной дорогой.
* * *Холодным утром долго курится туман вдоль просек и лесных дорог Чудской земли. Этими дорогами третий день шли русские полки на северо-запад Ливонии в землю в Саккалу. На полпоприща впереди продвигалась конная сторожа, внимательно осматривавшая дорогу, опушки леса и небольшие поля, предостерегая полки от засады и неожиданного напуска латинян. На открытых пространствах, по берегам рек и на перекрестках дорог еще встречались дворы-фактории немецких купцов или подворья с хозяйственными постройками Ордена и латинских монастырей, огражденные тыном и рвом. Как правило, все они были брошены на произвол судьбы перед приходом русского войска или эстов. Крупный рогатый скот и лошади были угнаны, продовольствие вывезено или спрятано. Однако русским и эстам оставалось, чем поживиться. Кололи или угоняли брошенных овец, коз, свиней, били домашнюю птицу, грузили на возы брошенный скарб и платье. Почти пустыми были небольшие деревни ливов, где оставались лишь старики, пытавшиеся сохранить дома и хозяйство. Разграбляя дочиста деревни, подворья и фактории, эсты и русичи жгли все подряд, не милуя никого и ничего. По селеньям скакали верховые, выгоняли стариков из добротных рубленых домов, подносили факел или пучок горевшей пакли под стреху соломенной или деревянной крыши и отъезжали в сторону. Постояв близ селения и подождав, пока займется хорошее пламя, скакали дальше по дороге и вновь палили хутора и деревеньки, оставляя за собой выжженную и истоптанную землю.
Князь Ярослав скакал в челе войска в окружении комонных кметей переславского полка. Переславцам строго наказано было не съезжать с дороги и не оставлять князя и старшую дружину без ведома. В других полках люди по очереди распускались «в зажитье»[77] на поприще и далее в сторону от дороги, как только расступался лес. Эсты не только следовали за русичами, но первыми начинали грабить селения ливов, лишь только появлялась такая возможность. Обдирали все до нитки. Русичи старались взять самое ценное, чтобы не перегружать возы. Все понимали, что впереди предстоял еще немалый путь.
К вечеру третьего дня князь съехал ошую с дороги в окружении ближних бояр и тридцати кметей. В полете стрелы от дороги у реки располагалась немалая немецкая фактория, где можно было остановиться на ночлег. Смеркалось, когда князь и сопровождавшие въехали в ворота подворья. Небольшая площадь, выстеленная щебнем, окружена была высокими рублеными постройками. У одной из построек стояло несколько возов, возле которых собралось человек шесть пожилых эстов. Возы грузились мешками с солью и мукой, бочонками с медом, головками воска и другим товаром, оставленным немецкими купцами. Дверь в одну из построек была распахнута, и оттуда доносились раздиравшие душу женские крики и стенания, громкий мужской хохот и грохот опрокидываемой утвари. В проеме дверей показался крепкий и рослый молодой эст, подвязывавший порты. Увидев комонных в добрых доспехах, он быстро развернулся и пропал в темном проеме входа.