Александр Золототрубов - Зарево над Волгой
— А что поделаешь, надо же нам Родину оборонять от лютого врага, — промолвил Иван Лукич.
— Я разве против? — заметно обиделся Андрей. — Но чтобы успешно бить врага, нужно иметь оружие и боевую технику. На минувшей неделе в моем вагоне ехал капитан, тоже воевал под Москвой. Рассказывал, как шли в бой на немецкие танки бойцы с винтовками, в одном бою весь батальон полег. А кто в этом виноват? Не я, Иван Лукич, и не ты, а наши вожди. Небось тоже до войны напевал: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим»? «Вершка» — усмехнулся проводник, — а фашисты уже дошли до Сталинграда и Ростова-на-Дону…
Помолчали, потом Бурлак сказал:
— А я никак не могу свыкнуться с мыслью, что потерял своего отца. Какая-то тяжесть на душе лежит.
— Сочувствую тебе, Иван, потеря большая, — проговорил Андрей и философски добавил: — Семья без отца, что дерево без корней. Да, а чего ты пошел в танкисты?
— Нравится мне эта профессия, — открыл свой «секрет» Иван Лукич. — Когда проходил действительную службу, был в роте запевалой. Песня про танкистов моя любимая. Помнишь? «Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди мужества полны…»
— Не скажи, Иван, твоя профессия весьма опасная, — возразил Андрей.
— Чудной ты парень, — улыбнулся Бурлак, — на войне везде опасно. Можно в танке сгореть, наскочить в поле на мину, а может и шальная пуля задеть. Тут не это главное, а то, какая тебе судьба выпала. Не зря в народе говорят: «От судьбы не уйдешь». Вот ты был водолазом на флоте это, пожалуй, самая опасная профессия. Но ты же спускался на глубину, делал все, что тебе поручалось?
По лицу проводника пробежала тень.
— Ты прав, капитан, от судьбы не уйдёшь. — и вновь он грустно произнес: — Жаль мне Сергея. Права была его дочь Оксана, когда сказала, что погибшего не воскресить, но память о нем должна жить в сердце. Говорит, что после войны поедет в Подмосковье, на Истру, и положит цветы на братскую могилу. Но когда это будет? Конца войны пока не видно. Что скажешь, Иван?
— То, что нам с тобой еще придется немало горьких дней пережить, пока Гитлер будет разбит, — серьезно ответил Бурлак.
Он посмотрел в окно. Ночь медленно начала таять на горизонте небо загорелось пунцовой зарей, было видно, что наступает рассвет. «Мама небось уже хлопочет по хозяйству, — подумал Иван Лукич. — Должно быть, обрадуется моему приезду. А вот чем занята моя Кристина — вопрос! Да и занята ли?..»
В шесть утра поезд прибыл в Сталинград. Бурлак оделся, подхватил свой чемодан и, глядя на проводника, сказал:
— Ну, земляк, будь счастлив, а я пойду.
Андрей сунул ему в карман клочок бумаги:
— Там мой адрес, если что — заходи в гости!
— Дорог на войне много, глядишь, еще увидимся.
Утро тихое и теплое. Легкий ветер дует с Волги, приятно освежает лицо, не то что в купе поезда, где стояла невыносимая жара. Несмотря на ранний час, на вокзале полно народа. Шум, гам, в глаза бросаются люди с сумками и чемоданами в руках. Особенно слышны голоса у билетных касс, там народу — яблоку негде упасть. Кто-то тронул Бурлака за руку. Обернулся — это девушка с заплаканными глазами.
— Товарищ капитан, я еду в Куйбышев к мужу, но никак не могу взять билет. Помогите, а?
— А почему не можете взять билет сами? — поинтересовался Бурлак.
— Вы что, не знаете? — удивилась девушка. — В городе началась эвакуация… Муж обещал приехать за мной, но дал телеграмму, чтобы я сама ехала. А билетов нет.
— Вам лучше обратиться к военному коменданту на вокзале, — посоветовал ей Бурлак. — Он поможет Вам уехать. Кстати, я иду к нему, так что пойдемте.
Дежурный комендатуры майор с нашивками авиатора спросил:
— Что у вас, капитан?
— Вот ей, — Бурлак кивнул на стоявшую рядом с ним девушку, — надо ехать к мужу в Куйбышев, а билетов на поезд нет. Помочь бы…
— Ваши документы, гражданочка, — повернулся к девушке майор. Она дала ему паспорт, он пробежал его глазами и вернул ей, заметив: — Приходите сюда через час, и билет вам будет. — Он перевел взгляд на Бурлака: — У вас есть еще ко мне вопросы?
— Скажите, где находится штаб Сталинградского фронта?
Майор насторожился:
— Подобных справок я не даю, вам надлежит обратиться в военную комендатуру города.
— Военная тайна? — усмехнулся капитан и вручил майору предписание о своем переводе на службу в штаб Сталинградского фронта. — А прибыл я с Дальневосточного фронта.
Майор просмотрел документ, кое-что уточнил:
— Предписание подписал генерал армии Апанасенко, так? Не он ли ранее служил в 1-й Конной армии Семена Буденного?
— Он, товарищ майор.
— Мой отец служил в его кавалерийской дивизии! улыбнулся майор. — Вы, капитан, служили у генерала армии Апанасенко, а я даже не видел его. Жаль!
Он вышел в соседнюю комнату, с кем-то переговорил по телефону, вернулся и сказал, что штаб Сталинградского фронта находится в центре города в штольне.
— Через час туда пойдет наша машина, она может подвезти, — предложил он.
Бурлак, однако, возразил:
— Спасибо, товарищ майор, но мне надо прежде зайти к матери на Заречную, оставить свои вещи, а уж потом я пойду в штаб.
— Решайте, как вам лучше, — буркнул майор, пожелав ему успехов в службе. — Да, — спохватился он, — на Заречную от вокзала ходит автобус, так что поспешите.
— Вот это мне подойдет! — И Бурлак направился к выходу, подумав: «Душевный майор, вот уж никак не ожидал».
Ехали недолго. Автобус остановился у хлебного магазина. Бурлак вышел из машины, подхватив чемодан. Июльское солнце уже припекало. Минуту-две он постоял, отдышался, уняв волнение. Вот она, Заречная, вся утопающая в цветах и зелени деревьев и садов. Бурлак торопливо шагал вдоль улицы по узкой дорожке, по которой не раз ходил, когда еще учился в школе. Все ближе дом, в котором он родился и вырос. Наверное, в такую рань мать еще никуда не ушла, да и калитка закрыта. Иван Лукич тихо толкнул ее и вошел во двор. По обе стороны дорожки, что бежала к крыльцу, росли белые и красные розы. Татьяна Акимовна очень любила их и старалась, чтобы они каждое лето украшали дом. А дом этот после Гражданской войны строили всей семьей. В то время отец работал в речном порту, принимал баржи и суда с лесом и разгружал их. Начальник порта за ударную работу бригады премировал его, а также по закупочной цене отпустил ему материалы и брус для строительства дома. Иван Лукич помнил, как он с родителями переезжал из саманной хаты в новое жилье. Тогда он учился в школе. Все ему было дорого в этом доме. У него была своя отдельная комната. Из окна он видел Волгу, величаво катившую к обрывистому берегу белопенные волны, он слышал грохот, и на душе у него становилось грустно, а отчего — он и сам не знал. На Волге на пляже он познакомился с Кристиной и через две недели женился на ней.
— Зря поторопился, сынок, — попрекнула его мать. — Ты же совсем не знаешь Кристину, кто она и чем дышит. Да и любит ли она тебя?» — «Любит, мама» — возразил Иван. «Любит, да? — На лице Татьяны Акимовны появилась насмешливая улыбка. — Тогда почему она не едет с тобой в Хабаровск, куда тебя направили служить?» Кажется, он рассердился. «Ты же знаешь, что Кристина учится в институте, не бросать же ей учебу! Я этого не хочу. А вот через год, когда получит диплом, она приедет ко мне. А пока она будет писать мне в Хабаровск, и я доволен, моя душа поет. Так что все у нас хорошо». — «Дай-то Бог!»
Татьяне Акимовне Кристина не нравилась, и она не скрывала это от сына. «Руки у нее белые, сынок, — как-то сказала она, впервые увидев девушку, и добавила: — К труду не приучена. А посмотри на мои руки: натруженные, все в прожилках». Иван засмеялся: «Тебе сколько лет, семьдесят? А ей нет и тридцати!»
«Надо мне сходить к Кристине на Красную улицу, где она живет с матерью, а уж потом поспешу в штаб фронта», — подумал сейчас Иван Лукич.
Он поднялся на крыльцо и постучал в дверь.
— Кто там? — раздался голос Татьяны Акимовны. У него замерло сердце.
— Это я, мама, Иван! — с трудом разжал он губы. Звякнул засов, и дверь распахнулась.
— Ванюша, ты ли, сынок?! — запричитала Татьяна Акимовна. Она обеими руками обхватила его за плечи, прижала к себе и стала целовать. — Как я рада, что ты приехал. А у нас тут тревожно, говорят, германец рвется в город. По ночам уже слышно, как ухают орудия, самолеты вражеские нас бомбят. А если начнутся и. даже не знаю, что мне делать. Может, уехать к Родной сестре в Саратов?
Она провела его в комнату. Запахло чабрецом и еще какой-то травой, кажется мятой.
