Владимир Першанин - Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!»
У обочины, под высокими тополями, сидели и лежали бойцы из только что прибывшей красноармейской части. Никакой команды они пока не получили и чего-то ждали.
– Андрей, они тут уже часа два околачиваются, – заметил ездовой. – Я эту толпу еще на пути сюда приметил.
Щербаков внимательно оглядел красноармейцев. Их было человек триста, наверное, батальон. Все в ботинках с обмотками, из оружия лишь винтовки и несколько ручных пулеметов. Молоденький паренек, сняв ботинки, тер сбитые во время марша ступни. Несколько человек спали на расстеленных шинелях.
Двое бойцов несли корзину с мелкими недозрелыми яблоками. Человек десять кинулись к ним, хватали и грызли яблоки, морщась от кислого.
– Не увлекайтесь, пронесет! – крикнул им ездовой.
– Не боись, у нас животы крепкие, особенно на дармовщину.
Бойцы с любопытством разглядывали обоих пограничников, потом один показал пальцем на Щербакова:
– Ты чего такой закопченный, сержант? Картошку на костре пекли и умыться забыли?
Лейтенант с новенькой полевой сумкой сидел в тени, перебирая какие-то бумаги, не обращая внимания на подчиненных. Наверняка имелись командиры постарше его. После увиденных смертей своих товарищей Андрей был настроен совсем по-другому, чем прибывшие красноармейцы. Громко ответил, обращаясь больше к лейтенанту:
– Наша застава с четырех утра бой ведет. А закоптился, потому что сотни три пуль по фашистам выпустил.
Лейтенант оторвался от бумаг и спросил Щербакова, далеко ли его застава.
– Отсюда слышно, если уши прочистить.
Лейтенанту стало неудобно за свое войско, развалившееся в тени и звучно хрупающее твердые яблоки.
– Масштабная провокация, – озабоченно покачал он головой. – Мы скоро боеприпасы получим и тоже в бой.
Андрей вспомнил изуродованные лица пограничников пятой заставы, лежавших на дороге. Не выдержав, съязвил:
– Чего же вы без патронов, как на прогулку, собрались?
– А это уж не твое дело, – разозлился лейтенант. – Иди куда идешь, пока документы не проверил. Шляются тут всякие.
– Проверяйте. Заодно в повозку загляните. Там брезент и сено сплошь в крови. Раненых в санчасть привезли, а один по дороге умер. Патроны, наверное, до вечера получать будете?
Лейтенант ничего не ответил, а пограничники ускорили шаг. Потом случилась еще одна встреча. Навстречу везли на двух бричках раненых и обожженных летчиков. Переднюю лошадь вел, намотав вожжи на руку, старшина технической службы. Он был не только закопчен. Багрово-красное лицо покрылось волдырями, комбинезон в подпалинах.
– Эй, погранцы, закурить есть?
Остановились, насыпали махорки, покурили вместе. Старшина рассказал, что их аэродром разбомбили на рассвете. Налетели в темноте штук шесть немецких самолетов, сбросили множество мелких бомб. Часть истребителей сгорела, а большинство повреждены осколками.
– Вы даже взлететь не успели?
– Почему? – старшина втоптал окурок каблуком. – Наш комполка одну эскадрилью вечером на запасную площадку приказал отогнать. Ребята уже по два-три вылета сделали. На штурмовку наступающих колонн. С ихними самолетами схватывались. Тоже горят как миленькие. Ладно, двинулись мы.
Известие о том, что «сталинские соколы» дают фашистам отпор, немного подняло настроение. В сторону станции проследовала батарея зенитных трехдюймовых орудий на конном ходу. Каждую пушку тянули шесть лошадей, следом шагали расчеты. Позади растянулась длинная цепочка повозок, загруженных ящиками со снарядами.
Эти люди знали, куда и зачем идут. Мимо пограничников прошли молча и сосредоточенно. Командир батареи, молодой капитан с короткими усиками, ехал на сером в яблоках жеребце. Мельком глянул на Щербакова сверху вниз и поскакал в голову растянувшейся на полкилометра колонны.
Боевой вид артиллеристов внушал доверие. На двух повозках находились готовые к бою зенитные пулеметы «максим» на треногах. Снимай, ставь их на землю и с ходу открывай огонь, пока развернутся тяжелые «трехдюймовки».
– Очень уж они растянулись, – высказал опасение ездовой. – Налетят германцы, раздолбают к чертовой бабушке.
– Не каркай, – ответил Андрей, хотя подумал то же самое.
Через полчаса увидели, как в сторону станции идут три тройки немецких бомбардировщиков. Щербаков узнал их по плакатам, это были двухмоторные «Юнкерсы-88» с горбатой застекленной кабиной. Они шли на высоте полутора километров, постепенно снижаясь. Массивные двигатели звенели от напряжения, каждый самолет нес две тонны бомб. Затем послышались взрывы и треск пулеметов.
– Кажись, зенитчики отстреливаются, – неуверенно проговорил ездовой.
– «Юнкерсы» по шесть пулеметов имеют, так что неизвестно, кто стреляет. «Трехдюймовки» молчат, а «максимы» этим громадинам не страшны.
Остаток пути ехали молча. Станция горела, половину неба застилала полоса дыма. Убитые связисты лежали на том же месте. Их немного оттащили к краю дороги, а кто-то из местных не побрезговал и снял с мертвых тел брюки.
– Похоронить бы… по-человечески, – зло процедил сержант Щербаков, но не замедлил хода.
Перехватил вожжи и подхлестнул лошадь. Вскоре показалась горевшая застава, где трещали выстрелы. Следовало спешить.
Укрыть людей от обстрела в подвалах Журавлеву не удалось. Когда немцы заметили, что траншеи опустели, сразу два взвода пошли на штурм, заходя с флангов. Бойцы занимали свои места. Снова посыпались мины, звонко хлопала пушка, которую подтащили поближе, ударили несколько пулеметов.
Атаку отбили с трудом. Немцам подвезли боеприпасы и мин не жалели. Они взрывались, едва коснувшись земли. Смертельный дождь мелких осколков в первые же минуты убил и тяжело ранил несколько человек.
Мина угодила прямо под ноги ручному пулеметчику. Тело до пояса было порвано десятками стальных кусочков. Раны выглядели безобразно и страшно, вырвало промежность, переломило кости. Крик смертельно раненного человека заставил многих оцепенеть.
Санитар Фомиченко быстро перевязал его и, взвалив на плечи, потащил к подвалу, где размещалась временная санчасть. Он не надеялся чем-то помочь обреченному человеку, лишь хотел унести его подальше. Остальным не обязательно видеть, что вытворяет с людьми война.
Он шагнул в пролом забора и был сбит на землю вместе со своей ношей взрывом очередной мины. На твердой земле, под ярким солнечным светом, 50-миллиметровые мины взрывались без вспышки. Резкий хлопок, клубок пыли, тугая динамическая волна, веер мелких осколков, разрывающих тело.
Данилу Фомиченко и пулеметчика отнесли в подвал, оба были без сознания. Политрука Зелинского колотило мелкой дрожью, когда по приказу Журавлева он встал за пулемет, ложе которого было липким от крови.
Он вытер его носовым платком и дал очередь. Диск опустел. Илья Борисович нагнулся, шаря в поисках запасного. За час до этого политрук перекусил вместе с остальными. Сейчас его едва не вырвало, когда он увидел вязкую темную лужу и окровавленные клочки человеческого тела.
К застывшему возле «дегтярева» политруку подбежал старшина Будько. Сразу все понял, схватил саперную лопатку с расщепленной рукояткой, быстро сгреб клочки тела, забросал лужу землей. Достал запасной диск. Чертыхнувшись, отложил его в сторону, диск был смят взрывом. Нашел еще один, вставил в паз пулемета и слегка подтолкнул Зелинского.
– Бери оружие. Я сейчас тебе помощника пришлю, диски заряжать будет.
Уходя, глянул на медленно двигающегося политрука, покачал головой и ничего не сказал.
Журавлев прочитал записку начальника отряда и, похвалив Андрея за расторопность, направил его на правый фланг.
Николай Мальцев стрелял поочередно из винтовки и ППД. Очередями прижимал к земле наступавших перебежками немецких солдат, затем брал на мушку тех, кто высовывал головы. Прицелиться как следует не удавалось, слишком плотным был встречный огонь.
Немецкий лейтенант в такой же каске, как его подчиненные, продвигался впереди. В какой-то момент, когда на секунды установилась тишина, он прокричал команду. Мальцев уже два раза промахнулся, целясь в него, но третий выстрел оказался точным.
Все услышали, как громко звякнула пуля о металл, пробивая каску. Лейтенант вскрикнул, поднялся, даже сделал шаг-другой и тут же упал. Залегли поднявшиеся было по его команде солдаты и открыли огонь из всех стволов.
Федор Кондратьев с папиросой в зубах чиркал отсыревшие спички, пытаясь прикурить, и при этом матерился в три этажа.
– Хотели с маху нас взять. А хрен им… крепко ты офицерика уделал. У остальных охоту отбил, мать их!
Наконец прикурив, он высунулся и дважды выстрелил из винтовки. Трофейный автомат, добытый командиром саперного взвода в бою, лежал на бруствере. Все магазины к нему были расстреляны.
Снайпер Василь Грицевич и сержант Костя Орехов вели огонь по пулеметным расчетам. Михаил Колчин вместе с помощником били по 37-миллиметровый пушке из единственного станкового пулемета ДС-39, оставшегося на заставе.
