Юрий Корольков - Тайны войны
О смерти сестры написал отец много спустя после того, как все это случилось. Написал из Шотландии, куда они переехали с матерью. Про болезнь матери отец писал скупо, сообщил только, что долгое время она находилась в тяжелом состоянии, но теперь, слава богу, ей значительно лучше. Мать живет у брата на ферме, а сам он работает в Глазго. Старик написал и о гибели дядюшки Вильяма. Бедный отец! Они так были дружны!
От Кэт тоже очень долго не приходили письма. Наконец получил. Не письмо, нет, короткую записку. Роберт никогда не думал, что листок бумаги с неровными, торопливыми строками может причинить столько боли, перевернуть и опустошить душу. Что случилось, Роберт так и не знал. Кэт говорит в письме, что вообще не хотела писать, – это так тяжело, лучше бы ей умереть… Но она обязана сказать, что между ними все кончено. Она недостойна его и просит Роберта считать себя свободным. Почему? Почему?.. Письмо не давало ответ на мучительный и самый главный вопрос. Наверно, влюбилась. В кого же, в кого? Может быть, Пейдж добился своего, переехав в Лондон? Интендантская крыса! Как ненавидел Роберт своего бывшего друга!.. Но, может, это не так. Может, кто-то еще… Моряк представлял себе Кэт в объятиях безликого человека и стискивал зубы в бессильной ревности.
Письмо от Кэт пришло через неделю после того, как он узнал про несчастье в их доме. Он раньше еще написал матери, не знает ли она что-нибудь про Кэт Грей. Может, зайдет к ним. Как получилось все глупо! Мать, оказывается, лежала в это время в больнице.
Так и остался моряк Роберт Крошоу в тяжелом неведении. Он терзался догадками, упрекал Кэт, ненавидел Пейджа, кого-то еще, искал ответа и не находил. Винил войну, которая сломала, скомкала его жизнь. За эти два месяца Роберт пришел к одному, впрочем, не совсем твердому выводу: надо бросить все к дьяволу, выкинуть из головы. Но не так-то легко это сделать. Даже усталость не избавляет от неотвязных, жестоких мыслей.
Роберт стоял на палубе миноносца среди южной ночи и моря. С погашенными огнями «Роджерс» шел впереди каравана транспортных кораблей. Судя по звездам, эсминец спускался на юг, к острову Криту.
II
Для тетушки Полли, конечно, в Шотландии было гораздо лучше, чем в Лондоне. Джон Крошоу долго ломал голову, как выполнить совет врача. Доктор сказал, хотя опасность и миновала, но пройдет немало времени, пока женщина окончательно придет в себя после нервного потрясения. Лучше всего больной жить в тихой, спокойной обстановке. Где? Доктор пожал плечами. Лучше в санатории на взморье или в частном пансионате. Конечно, если есть средства. Но у докера не было денег.
Наконец Джон придумал. У Полли под Глазго жил ее двоюродный брат Дэвид, он занимался там сельским хозяйством. Джон плохо знал шурина, но, когда стряслась беда, вспомнил о нем и написал письмо. Писал не без тяготивших его колебаний, но в таком положении не до стеснений. Дэвид ответил телеграммой, приглашал ехать немедля. Так они очутились в Шотландии.
Шурин Макклин имел ферму неподалеку от Иглхема – приземистую хижину, вросшую в землю и окруженную полем и лугом. Ферма небольшая, всего несколько акров земли, но она все же давала возможность существовать семье Макклинов. Стояла ферма почти на границе владений лорда Гамильтона, простиравшихся чуть ли не до самого Глазго.
Тетушке Полли отвели комнатку, в которой жил старший сын Дэвида, ушедший в армию. В комнате едва умещались кровать и столик, но и этого вполне достаточно – Джон появлялся в Иглхеме лишь по субботам и редко когда в середине недели. Работать он устроился в Глазго, в порту. Найти службу оказалось не так-то трудно, не то что в мирное время, когда на одно место претендует десяток безработных. Предложили должность стивидора – управлять разгрузкой кораблей. Работа не тяжелая, но канительная, и поэтому Джон большую часть времени проводил в Глазго.
В очередную субботу Джон собирался пораньше уехать в Иглхем, но его задержал американский пароход, пришедший к вечеру в порт. Последнее время в Глазго зачастили американские корабли, они доставляли военные грузы и продовольствие по ленд-лизу. Пока стивидор отдавал распоряжения, выяснял, где складывать бочки и ящики, пока началась разгрузка, прошло немало времени. Только в десятом часу Джон выбрался из порта, он опасался, как бы не опоздать на последний автобус. Крошоу прикинул – в Иглхем приедет не раньше полуночи. Он уж подумывал, не остаться ли ночевать в Глазго, но все же решил ехать – Полли станет тревожиться.
Автобус шел на Килмарнок. На половине дороги Джон вышел. Ему до фермы предстояло пройти около мили. За мостом навстречу докеру вынырнули две легковые машины военного образца, ослепив его оранжевым светом фар. Прижавшись к перилам моста, Джон пропустил автомобили, проводил их глазами – они свернули по шоссе к Глазго. Джон подумал: «Здесь будто и нет войны, ездят с открытым светом».
Стояла прозрачная, лунная ночь. С рюкзаком на одном плече докер шагал через пустошь, поросшую редким кустарником. Потом он свернул на тропинку и в воротах фермы столкнулся с Дэвидом. Обычно спокойный, уравновешенный, Макклин был чем-то взволнован. Он нервно попыхивал трубкой. Тень от стены падала на его лицо, и только багровый огонек, вспыхивая и угасая, неясно озарял крупные черты и нахмуренные брови. По этому огоньку Джон и угадал, что кто-то стоит в воротах.
– Послушай-ка, что я тебе расскажу, – сказал шурин. – Хорошо, что ты приехал. Женщины уже спят, и мне не с кем поговорить… До чего обнаглели боши, стали летать даже к нам в Шотландию… Идем в дом.
Дэвид осторожно, чтобы не разбудить спящих, отворил дверь, чертыхнулся, когда невзначай грохнул щеколдой, и вошел в кухню.
В очаге тлели угли – приходилось топить, потому что ночами бывало холодно. Шурин зажег свет и присел к столу.
– Ты понимаешь, какое дело, – Дэвида переполняли недавние события. – Что-то мне не спалось с вечера. Сначала заснул, а потом все ворочался с боку на бок. Дай, думаю, гляну скот. Корова должна телиться. Зашел в хлев – все в порядке. Вдруг слышу – гудит. Самолет. Посмотрел в небо – летит. Под луной его хорошо видно. Это бы все ничего, но гляжу – на моих глазах распускается парашют. Тут я и сообразил – дело неладно. Кому нужно прыгать к нам среди ночи? Не иначе как немецкий шпион. Схватил дубину – и туда. Ну, думаю, сейчас я тебя огрею! Подбежал, а он лежит на земле, как дохлый баран. В капитанской форме. Я их с той войны знаю. Потрогал – живой, только без памяти. Оружия никакого, один фотоаппарат на боку. Что тут делать? Сбегал за водой – у меня на лугу колодец вырыт. Бегу, а сам думаю: как бы не улепетнул, подлец. Нет, ничего… Отстегнул с него лямки. Тут как раз на машинах наши подъехали. Может, они тебе встретились?
– Да, – подтвердил Джон, – на мосту, у шоссейной дороги.
– Вот-вот! Так оно и будет. – Макклин раскурил угасшую трубку. – Я думаю, наши тоже за ним следили. Выскочили из машины, спрашивают: «Кто здесь такой?» – «Не знаю, говорю. Немец. В чувство его привожу». А он мокрый весь – я на него воды не пожалел – сел и отвечает: «Я капитан Альфред Хорн. Доставьте меня к герцогу Гамильтону». Подумай ты, какой наглец! К лорду Гамильтону! Прилетел, будто в гости. Так ему и поверили… Этого самого Хорна посадили в машину и увезли. Сам-то он не мог идти, говорит – повредил ногу… Лейтенант мою фамилию записал, сказал спасибо. Я у него парашют попросил – не дал. Жалко, хороший материал, чистый шелк. Говорит – нужен как доказательство… Вот какие дела-то бывают!
Мужчины еще поговорили и легли спать.
Воскресенье Джон Крошоу провел на ферме, а в понедельник в Глазго прочитал в газете, что заместитель Гитлера Рудольф Гесс бежал из Германии и приземлился в Шотландии. «Так вот какую птицу Дэвид чуть не огрел дубиной, – подумал докер. – Жаль, что он приземлился без памяти». Джон пожалел, что нет его Вильяма. Вот с кем бы они поспорили всласть! Крошоу помрачнел – он до сих пор не мог смириться с гибелью друга.
К третьему пирсу швартовался американский корабль, стивидор пошел распоряжаться разгрузкой.
III
В ту ночь, десятого мая 1941 года, герцог Гамильтон, лорд-стюард королевского двора, член британского парламента и командующий воздушным флотом Северной Англии, находился на командном пункте в Тренгазене, в Шотландии. Дежурный доложил герцогу, что по данным поста воздушного наблюдения у берегов Нортумбэрленда в двадцать два часа ноль восемь минут обнаружен германский самолет типа «Мессершмитт-110».
– Здесь, вероятно, какая-то ошибка, милорд, – добавил дежурный. Он выразил сомнение в достоверности сообщения. – «Мессершмитт» не может залетать так далеко, у него не хватит горючего на обратную дорогу.
Но лорд Гамильтон резко поднял голову:
– «Мессершмитт»?.. Немедленно дайте указание постам не выпускать его из поля зрения.
У лорда Гамильтона едва не сорвалось с губ: «Я давно жду его». Он справился с охватившим его волнением и спокойно добавил:
