Лоуренс Норфолк - Словарь Ламприера
— БУМ!
Глиссандо прерывается глухим ударом.
— БУМ!
Зрители оборачиваются назад, не вставая с мест. Что происходит?
— БУМ!
Марчези стискивает рукой горло. Это начнется сейчас?
— БУМ! БУМ! БУМ! БАБАХ!
На сей раз шум трудно с чем-либо перепутать. Дверь театра выбита, и толпа с криками и грубой бранью врывается в зал и рвется на сцену вместе со своими палками, факелами и лозунгами. Столкарт в ужасе смотрит, как неотесанная чернь набивается в проходы между креслами; эти головорезы рыщут по зрительному залу, словно кого-то разыскивая. Музыка обрывается, хористы на сцене в испуге сбиваются в кучу. В гуще мятежников мелькает легкая фигурка, не совсем подходящая для этой толпы: людская волна подхватила ее и унесла с собой еще на Леднхолл-стрит, когда она в задумчивости бродила по улице. Джульетта оказалась в театре, не вполне понимая, как это случилось, ничего не ожидая, ни о чем не думая: ей было все равно.
Зрители вскакивают с мест, и все новые и новые бунтовщики врываются в зал. Еще больше осталось снаружи, на подступах к театру и на окрестных улицах. Ткачи еще помнят, зачем они сюда ворвались и кого ищут (полицейских), но все остальные просто безобразничают, оскорбляют гостей Столкарта и толкаются в проходах и на лестницах театра. Какие-то конюшие разражаются бранью, и начинается драка.
Потасовка перекидывается в театральные ряды. Две костлявые карги вцепляются в воздушный шейный платок леди Бруднелл, а граф Траутмансдорф принимается по-джентельменски увещевать их. Том Уиллис дает тумака почтенной мисс Петр, но сбивает костяшки пальцев о ее ортопедический корсет, вертится на месте от боли, и в конце концов его утихомиривают с помощью тактического альянса между герцогом Норфолкским и маркизом Лэнсдауном, которые, убедившись в победе над общим противником, с облегчением награждают друг друга полунельсонами. Виноторговец Альберт Холл валится на пол, получив в ухо носком, набитым уэльскими пилюлями «против женских неприятностей и трудностей, на которые в особенности жалуются девицы», и вскоре все как один ввязываются в драку. Люди вываливаются с балконов, катаются в переходах, падают на пол с театральными стонами, потом встают и принимаются колотить своих противников, как только те повернутся к ним спиной.
Сбитый с толку всеобщим умопомешательством, Ламприер, пригибаясь и виляя из стороны в сторону, пробирается среди дерущихся, стараясь отыскать лучшую точку для обзора. Ближе к сцене битва еще не развернулась в полную силу (сцену она пока еще не затронула), она кажется не такой уж безумной, похоже, она продумана и рассчитана. Потом драка у сцены совсем затихает, противники расходятся, с опаской поглядывая друг на друга. Когда Ламприер приближается к первым рядам, большинство уже опомнились и стоят, глядя на сцену, где столпились дрожащие хористы. Ламприеру кажется, что откуда-то со сцены тянет дымом. Хористы оборачиваются и видят языки пламени, лижущие задник. Поджигатели, оставшиеся незамеченными, крадутся прочь из зала по правому проходу. Пламя охватывает декорацию с морским пейзажем, и внезапный рев огня на мгновение оглушает всех. Изумленные и потрясенные люди глядят, как пламя взлетает вверх, по канатам и веревочным лестницам. Внимание публики приковано к этой части зала. Хор медленно отступает, каблуки армейских сапог нервно цокают по дощатому полу… Эти костюмы слишком реалистичны для столкартовских постановок, лица хористов встревожены несколько больше, чем полагалось бы. И потом, их так много…
Первая лестница рушится, охваченная пламенем, и полицейские разбегаются в стороны. Они бросаются вниз со сцены, насмерть перепуганные, забывшие про всякую дисциплину, а внизу, в зале, их уже поджидают кулаки и сапоги толпы. Густой черный дым поднимается к самому своду, и верхние ярусы устремляются вниз, к партеру. Полицейские бегут сквозь толпу мятежников, сцена пустеет, из-за кулис валят огромные клубы дыма. Неожиданно огонь охватывает стену напротив сцены. Мятежники, полицейские и публика начинают понимать всю степень опасности.
Кому-то приходит в голову мысль о воде, и он кричит:
— К реке!
Этот крик понимается как новый призыв к оружию.
— К реке! К реке!
Начинается ожесточенная борьба у дверей. Сверху вниз спускаются удушающие густые волны дыма. Мужчины и женщины кашляют и прижимают к лицам платки. Весь зал и сцена уже в огне, воздух пышет жаром, повсюду кружится пепел, летят куски декораций, охваченные пламенем. Ламприер пробивает себе дорогу в гуще перепуганных людей, заглядывает в лица, измазанные пеплом и сажей, почти неотличимые друг от друга. Джульетты нигде нет.
С потолка с треском обваливается штукатурка, сыплется дождем на остатки жмущейся публики.
Гипсовые ангелы слабеют и не могут больше удерживать стропила: слишком тяжело. Дым волнами накатывает на Ламприера, он задыхается, но продолжает пробиваться к сиене. Там, в языках огня, в самом сердце ослепительного жара, мелькает какая-то фигура. Ламприер быстро идет мимо Столкарта, из оркестровой ямы воздевшего руки к крыше театра и призывающего: «Летите! Летите!» Крыша уже пылает. Ламприер не задерживается, он спешит. Глаза слезятся, кожа шелушится от жара. Слева и справа от него вспыхивают все новые очаги пожара. Прямо перед собой он видит белое пятно. Время от времени, когда расступаются волны дыма и пепла, он видит его отчетливо. Ламприер приближается, легкие его разрываются, он обнимает ее и прижимает к себе. Но лицо ее бесстрастно и лишено всякого выражения. Над их головами обрушивается балка и падает в зал. Ламприер, обхватив Джульетту, ведет ее перед собой к выходу, он тащит ее, но она не хочет уходить, она оглядывается назад, в пылающее инферно, и безвольно, бессильно сопротивляется.
— Оставь меня, — говорит она. Ламприер поворачивает ее к себе лицом.
— Почему? — кричит он, перекрывая голосом рев пламени.
Джульетта отводит глаза.
* * *Взрыв вздымает огромный столб воды, в пятьдесят—шестьдесят футов высотой. Вращающаяся колонна зависает над рекой, затем рассыпается и обрушивается обратно в реку. Пираты и бунтовщики на пристани как зачарованные смотрят на этот водяной столб. Приготовления к битве забыты, обе стороны застыли на месте, не отводя глаз от этого последнего знамения. На поверхность реки всплывают обломки дерева; щепы обшивки, бочарные доски, куски «Сердца Света», покрытые панцирями моллюсков. Почти все эти останки кораблей обуглены до неузнаваемости. Снизу, со дна реки, доносится какое-то глухое ворчание…
Возвращаясь к своим матросам, Уилберфорс ван Клем бросил взор на эти жалкие остатки былого великолепия, всплывшие из водоворота, и снял шляпу. Пираты последовали его примеру. Петер Раткаэль-Герберт опустил свою саблю, а люди Штольца расслабились.
Пыхтя и отдуваясь, к бывшим противникам подошел капитан Гардиан, за которым на небольшом отдалении следовал капитан Рой.
— Вы — Штольц, — обратился Эбен к самому трудноописуемому человеку из всего собрания.
Штольц кивнул.
— Прекрасно, прекрасно, — продолжал капитан. — Итак, я уже переговорил с юным Ламприером, и план таков…
— План? Какой план? — вмешался Уилберфорс, уже присоединившийся к безутешным пиратам.
— И кто такой «юный Ламприер»? — добавил Штольц. — И вообще, кто вы все такие?
Уилберфорс достал из кармана трубку и принялся набивать ее.
— Ну что ж, — произнес он, — эту историю и в самом деле стоит поведать. Возможно, вы еще помните бунт чесальщиков пятьдесят третьего года. — Уилберфорс похлопал себя по карманам. — Есть у кого-нибудь спичка? — Ему протянули целую пригоршню спичек. — Благодарю вас.
— С вас два пенса, — уточнил капитан Рой. Примерно час спустя трубка успела совершить пару кругов, и никто уже не был ни в чем уверен. Люди Штольца и пираты сидели на пристани вперемешку друг с другом, небольшими компаниями. Время от времени кто-нибудь поднимался на ноги и переносил трубку в соседнюю компанию, ронял пару слов и задумчиво брел обратно. Ветер ослаб, река успокоилась, начался отлив. На западе над городом повисло оранжевое зарево. О причал легонько бились обломки «Сердца Света». Они упокоились с миром. Вдалеке громоздились мачты и снасти кораблей, стоящих в Пуле. Огромный «Вендрагон» мягко покачивался на волнах отлива.
— … и вот мы здесь, перед вами, — завершил свой рассказ Уилберфорс.
Штольц лениво кивнул. Петер Раткаэль-Герберт затянулся и передал трубку Эбену, который в третий раз отклонил это предложение. Уилберфорс взглянул через плечо на темную громаду «Вендрагона». Эбен проследил за его взглядом.
— Вы знаете этот корабль?
— Понаслышке, — ответил Уилберфорс. Капитан Гардиан и Уилберфорс осторожно посмотрели друг на друга.
— Думаю, что неплохо было бы заглянуть ему на палубы, — наконец произнес Уилберфорс. Эбен кивнул. — Нам, в общем-то, необходим корабль. Наш собственный, гм-мм… засосало.
