Уильям Эйнсворт - Окорок единодушия
III. Не всякая хозяйка знает свой дом
Чтоб объяснить явление, наделавшее столько страха бедной Пегги, мы должны рассказать, что случилось с Френком Вудбайном.
Не ожидая, чтоб его заключение в подвале было продолжительно, потому что Нелли обещалась выпустить его как только можно будет ему пройти через сад, Френк сначала сидел в своей темнице очень спокойно, внутренно подсмеиваясь над тем, как одурачены теперь его неусыпные стражи. Но прошло много времени (а ему каждый час казался целым годом), Нелли не являлась. Френк вышел из терпения и попробовал выломать дверь подвала; но дверь была очень крепка.
В нетерпении и досаде, начал он бродить по подвалу, отыскивая какого-нибудь слухового окна, или другой лазейки. Много бутылок перебил он в своем странствии. Постепенно углублялся он во внутренность подвала: никакого окна не было. Широкою щелью, заменявшею дверь, прошел он под другой ряд сводов; там были навалены груды старой изломанной мёбели и других негодных вещей. Френк осторожно перебрался через них — его глаза уж привыкли к темноте, и довольно хорошо различали все окружавшее — и опять широкою щелью прошел под третий ряд сводов. Далее идти было нельзя: проход был заперт дверью с тяжелым замком. В досаде, Френк схватил кирпич, вывалившийся из стены, и сильно ударил по замку: ржавое железо сломалось. Френк отворил дверь. Перед ним был длинный извилистый коридор, который отлогим возвышением вел вверх. С восторгом почувствовал Френк, что чем дальше идет он по коридору, тем свежее становится воздух. Наконец блеснул ему в глаза свет месяца, проникавший в окно. К несчастью, окно было слишком высоко; да если б и было можно добраться до него, решетка его была часта и толста, и вылезть в него было бы нельзя. Френк пошел далее. Он дошел до стены, которою оканчивался коридор. Видно было по свежести кирпича, что этою стенкою в последние годы заделали проход, которым коридор сообщался с внутренностью дома.
Итак путь его кончен. Напрасно он пробирался так далеко, с опасностью сломать ногу, иногда даже сломить шею. Но он не хотел возвратиться назад, не осмотрев всего в подробности. Он знал, что в старинных зданиях бывает много тайных ходов. Не найдется ли тайного хода и здесь? Он осмотрел стены, пробовал, нет ли в них пустоты; но стук его в стены везде был глух. Нет надежды. Он уж хотел бросить свои поиски, как на одном из кирпичей стены увидел цифру V. Знак этот поставлен с какою-нибудь целью. Френк снова попробовал стену в том месте: она была плотна и толста, звук был глух. Френк прошел на пять шагов вперед; перед ним была заложенная недавно дверь. Он возвратился к камню с цифрою и отсчитал пять шагов назад; при свете месяца он различил цифру IV. Через три шага от этого места нашел он цифру III; еще через два шага — II; еще шаг — на стене вырезана цифра I. Френк остановился, опять испробовал стену: она была толста и стук так глух, как везде; пустоты за нею не было. Он взглянул вверх и заметил висевшую с потолка цепь, конец которой был фута на три выше его головы. Френк подпрыгнул и успел схватиться за цепь.
Но этот успех едва не погубил его: под тяжестью его тела вырвалась большая деревянная покрышка, в которую была вделана цепь, и, падая, слегка задела его по виску углом. Один вершок — и он был бы убит. Но теперь он отделался легкою раною и, опомнившись, увидел, сквозь четырехугольное отверстие, явившееся на месте выломленной покрышки, часть комнаты, освещенной ярким месяцем. Петли и кольца, торчавшие из упавшей покрышки, показывали, что она служила некогда опускною дверью, сделанною в полу комнаты. Но как добраться до верхней комнаты?
Френк не затруднился этим вопросом. Он припомнил, что в куче хлама, через который он переходил в подвале, лежала старая лестница. Поспешно сходил он за нею, поставил ее одним концом к стене, другим в отверстие, и проворно взбежал по ступеням.
Он очутился в большой, давно заброшенной комнате. Видно было, что много лет не ступала в нее нога человеческая. Когда-то была она великолепна, но время все истлело, или покрыло толстым слоем пыли. Окна были забиты, но иные доски сгнили и выпали; месяц проглядывал в щели, оставленные ими. Богатые старинные обои, мёбель — все сгнило и покрылось пылью. Портреты, висевшие по стенам, почернели, и полотно их во многих местах порвалось от покоробившихся рам.
Два только портрета сохранились довольно хорошо. На одном был изображен мужчина, лет пятидесяти, в богатом костюме времен Георга I; на другом дама, лет около двадцати пяти, прекрасное лицо которой омрачалось оттенком грусти. Долго смотрел на эти лица Френк, будто прикованный к месту, будто в забытьи.
Очнувшись, он подошел к окну взглянуть, куда оно выходит. Загрязненные временем и замерзшие стекла были так тусклы, что ничего сквозь них нельзя рассмотреть. Только в одно разбитое звено видно было, что комната выходит на особый маленький дворик, усаженный вдоль стен деревьями. Видно было также, что часть дома, где находился теперь Френк, совершенно отделялась от остального здания, и все комнаты, выходившие окнами на дворик, были необитаемы.
Френк сообразил, что нельзя будет уйти с этого двора, если вылезть на него: окна были слишком высоко от земли; потому он стал искать другого выхода. Тут поразила его особенность комнаты, в которой стоял он: в ней не было дверей. Но ведь должен был существовать выход. Френк начал пробовать стены, надеясь найти потайную дверь, и идя таким образом по стенам, дошел до стола, на котором стояла чернильница с пером и лежала бумага. Ничто не было тронуто с места: комната осталась покинута в том самом виде, как в ней жили. На столе даже лежало начатое и недоконченное письмо. Френк, увлекаемый любопытством, подошел с ним к окну и волнение усиливалось в груди его, по мере того, как он, при свете месяца, разбирал побледневшие от времени строки. Положив потом письмо в карман, Френк опять возвратился к столу, пересмотрел лежавшие на нем бумаги — их содержание не относилось к Френку, потому он оставил их; наконец дошел до пакета, запечатанного черным сургучом, с надписью: «Передать леди Физвальтер после моей смерти. В. Физвальтер». Френк хотел унесть с собою этот пакет, но усомнился, имеет ли на то право, и опять положил его на прежнее место.
Едва он сделал это, как его внимание было привлечено неожиданным явлением: портрет мужчины, висевший подле стола, казалось, сошел со стены и подвигался к Френку. Он в первую минуту не знал, верить ли своим глазам, и с недоумением испуга отступил назад — и хорошо сделал, потому что в ту же минуту портрет с треском упал и поднял своим падением целое облако пыли. Теперь загадочное явление объяснилось для Френка: он догадался, что своими торопливыми движениями как-нибудь задел и уронил картину. Френк поднял портрет и, стараясь поставить его на прежнее место, нашел то, чего так долго и напрасно искал — пружину потайной двери. Путь из комнаты был открыт.
Френк вошел в темный, узкий, длинный коридор; два или три раза коридор изменял направление и наконец привел Френка в тесный альков, устроенный в виде гардероба. Френк достиг жилой части дома. В щели дубовых дверей алькова он не только увидел свет, но и расслышал веселые голоса компании, распивавшей пунш в общей зале трактира.
Френк видел, что существование коридора, которым он прошел, и комнаты, из которой он вышел, неизвестны Неттельбедам и их прислуге. Не желая открывать им этой тайны, он остановился подумать, как бы ему уйти незамеченным и не оставляя следов своего пути. Пока он обдумывал свой план, вошли в комнату Керроти Дик и Пегги. Осматривая свой альков, Френк увидел рыцарские доспехи, вероятно, хранившиеся в роде Физвальтеров на память одного из славных предков; он вздумал надеть их, чтоб явиться трактирщику и его гостям в качестве привидения. Оттащив доспехи в коридор, он надел их — этот шум испугал Дика и Пегги — потом вышел из своего убежища. Комната была уж пуста. Он прошел через нее, и спрятался в одном из уступов коридора, сообщавшего комнату с общею залою. Тут наткнулись на него Дик и Пегги, шедшие подслушивать, что будет делать в комнате Плот, и побежали, крича на весь дом. Френк, с трудом двигаясь под тяжестью лат, мерным шагом пошел в общую залу, откуда продолжали нестись веселые речи собеседников. Звучно раздавались по коридору и лестнице его тяжелые шаги и громко звенели латы.
IV. Протоколы Донмовского Баронского Суда
Последняя миса пунша, заказанная сквайром Монкбери, вышла очень удачна, и все хвалили искусство Ионы; один сэр Джильберт де-Монфише был угрюм: мысль о загадочном докторе Плоте не давала ему покоя. Он даже отошел от развеселившейся компании к камину и молча и мрачно сидел, смотря на огонь. Сквайр, взглянув на него, покачал головою; но Джоддок сказал, что этим не стоит заниматься: «На Джильберта часто находит такая тоска, но скоро и проходит, если оставить его в покое; он влюблен», — примолвил капитан.
