Пэм Райан - Эсперанса
— Но я — не все! — воскликнула Эсперанса. Она опустила голову и закрыла лицо руками. Пепе залез к ней на колени, счастливо гугукая.
Она посмотрела на Исабель, сожалея, что повысила голос.
— Я не хотела кричать. У меня был трудный день. Я дала им рисового отвара, и, кажется, теперь с ними все в порядке.
Исабель удивленно сказала:
— Ты все правильно сделала!
Эсперанса кивнула и вздохнула с облегчением.
Тем вечером никто ничего не сказал о количестве прополосканных и выжатых подгузников, оставленных в корыте у входа, о подгоревших бобах и о немытой кастрюле из-под риса в раковине. И никто не задавал Эсперансе никаких вопросов, когда она сообщила, что очень устала и хочет лечь спать пораньше.
Надо было собрать виноград до первых осенних дождей, поэтому по субботам и воскресеньям приходилось работать. Каждый день температура превышала тридцать градусов, и, как только автобус увозил Исабель в школу, Эсперанса быстро относила малышей в дом. Она наливала им в бутылочки молоко и, пока они играли, застилала постели. Потом, следуя указаниям Гортензии, начинала готовить обед перед тем, как приняться за стирку. Ее удивляло, до чего горяч и сух был воздух в этих краях: развешенное на веревке белье высыхало на солнце за несколько минут.
После обеда приходили Ирен и Мелина, и Эсперанса расстилала одеяло в тени. Ей нравилось общаться с Мелиной. В чем-то она оставалась маленькой девочкой: играла с Исабель и Сильвой, сплетничала с Эсперансой, как будто они были школьными подружками. А в чем-то — взрослой замужней женщиной с грудным ребенком, которая по вечерам любила вязать в обществе пожилых мексиканок.
— Ты умеешь вязать? — спросила Мелина.
— Немного, — ответила Эсперанса, вспоминая одеяло Абуэлиты. Она была слишком занята, чтобы достать и закончить его.
Мелина положила спящую малышку на одеяло и взяла свое вязание. Ирен тем временем разрезала на части пятидесятифунтовый мешок для муки, на котором были напечатаны крошечные цветочки, чтобы сшить из него платье.
Эсперанса пощекотала Пепе и Лупе, и они засмеялись.
— Они тебя обожают, — сказала Мелина. — Вчера они плакали, пока я смотрела за ними, когда ты подметала помост.
Это было правдой. Оба малыша улыбались, когда Эсперанса входила в комнату, и тянулись к ней, особенно Пепе. У Лупе был хороший характер, и она меньше просила, но Эсперанса знала, что за ней надо внимательно следить, потому что малышка часто пыталась куда-нибудь уползти. Стоило на минуту отвернуться — и Лупе приходилось искать.
Эсперанса погладила Лупе и Пепе по спинкам, надеясь, что они скоро уснут, но малыши были непоседливы и не могли успокоиться, даже получив свои бутылочки. В тот день небо выглядело необычно: оно было желтого оттенка, и в нем было так много статического электричества, что волосы детей стояли дыбом.
— Сегодня день забастовки, — сказала Мелина. — Я слышала, что они собирались объявить ее рано утром.
— Вчера за ужином все только об этом и говорили, — подтвердила Эсперанса. — Альфонсо сказал, что все в нашем лагере решили продолжать работу. Он гордится, что мы не будем бастовать.
Ирен покачала головой, не отрываясь от шитья:
— У многих мексиканцев до сих пор революция в крови. Я сочувствую тем, кто участвует в забастовках, и сочувствую тем, кто хочет работать. Мы все хотим одного и того же — есть сами и кормить своих детей.
Эсперанса кивнула. Она подумала, что раз им с мамой нужно привезти сюда Абуэлиту, они не могут позволить себе участвовать в забастовке. Ведь они так отчаянно нуждаются в деньгах и в крыше над головой. Ее волновало услышанное: если они не выйдут на работу, на их место возьмут людей из Оклахомы. И куда им тогда деваться?
Внезапно ветер вырвал мешок из рук Ирен и унес в поля. Малыши испуганно сели. Другой горячий порыв ветра обрушился на них и умчался. Края одеяла вздулись, Лупе захныкала и потянулась к Эсперансе.
Ирен встала и показала на восток. Небо, затянутое желтыми облаками, потемнело. Ветер гнал к ним перекати-поле. За горами росло что-то странное мутно-коричневого цвета.
— Уна тормента де полво! Пыльная буря! — закричала Ирен. — Скорее уходим!
Они схватили малышей и побежали в дом. Ирен закрыла дверь и бросилась закрывать окна.
— Что происходит? — спросила Эсперанса.
— Пыльная буря. Ты такого еще никогда не видела, — сказала Мелина. — Они ужасны.
— А как же мама и Гортензия, как же остальные? Альфонсо и Мигель… они ведь на виноградниках!
— За ним пришлют грузовики, — сказала Ирен.
Эсперанса посмотрела в окно. Тысячи акров распаханной земли стали пищей для бури, а небо превращалось в коричневый туманный вихрь. Она уже не могла разглядеть деревья в нескольких метрах от них. Потом раздался звук. Сначала тихий, как шелест дождя, потом громче — порывы ветра подхватывали песок и швыряли его в окна и металлические крыши.
— Отойди от окна! — сказала Ирен. — Песок и ветер могут разбить стекло.
Мельчайшие частицы пыли просочились внутрь, и они стали затыкать тряпками щели под и над дверью. Эсперанса постоянно думала об остальных. Исабель была в школе, учителя позаботятся о ней. Но мама, Гортензия и Жозефина работали под навесом, открытым всем ветрам. Она надеялась, что их скоро привезут домой. Эсперанса могла только представить, что происходит на виноградниках. Каково приходится Альфонсо, Хуану и Мигелю, могут ли они там дышать?
Ирен, Мелина и Эсперанса сидели на матрасе, пытаясь успокоить малышей. В закрытой комнате стояла страшная духота. Ирен смочила несколько полотенец, и они протерли лица себе и детям. На зубах скрипел песок, во рту ощущался вкус земли.
— Сколько это обычно длится? — спросила Эсперанса.
— Иногда несколько часов, — ответила Ирен. — Сначала прекращается ветер, а потом оседает пыль.
Эсперанса услышала мяуканье под дверью. Она подбежала к ней и, сражаясь с ветром, приоткрыла. В комнату вбежала Чикита, котенок Исабель. Рыжей шерстки не было видно — кошечка была вся покрыта бурой пылью.
Наконец дети заснули. Ирен была права: ветер прекратился, но пыль все еще висела в воздухе. Они с Мелиной взяли младенца, закрылись одеялом и побежали к своему дому.
Эсперанса в ожидании нервно ходила взад и вперед по комнате.
Первым приехал школьный автобус.
В дом с криком вбежала Исабель:
— Моя киска! Чикита!
Эсперанса обняла ее:
— С ней все хорошо. Только она очень грязная и прячется под кроватью. Как ты?
— Я в порядке, — сказала Исабель. — Мы весь день просидели в школьной столовой с мокрыми тряпками на голове и играли. Но я очень волновалась за Чикиту.
Дверь снова открылась, и вошла мама, ее кожу покрывала жуткая коричневая корка, а волосы были в таком же состоянии, как шерстка Чикиты.
— Ох, мама!
— Все хорошо, доченька, — сказала мама и закашлялась.
Следом вошли Гортензия и Жозефина. Удивленная их видом, Исабель всплеснула руками.
— Вы… вы все похожи на енотов, — сказала она. Вокруг глаз у женщин были розовые круги, оттого что они жмурились, закрывая глаза от пыли и грязи.
— Грузовики не смогли сразу до нас добраться, и нам оставалось только сидеть и ждать, — объяснила Гортензия. — Мы прятались за ящиками и закрывали головы, но это не очень-то помогло.
Жозефина отнесла малышей в соседний дом, где жили они с Хуаном, а мама и Гортензия начали отмывать руки в раковине. Вода быстро помутнела. Мама все еще кашляла.
— А что с Альфонсо, Хуаном и Мигелем? — спросила Эсперанса.
— Если грузовики не могли доехать до нас, то, наверное, они не могли добраться и до виноградников. Придется подождать, — сказала Гортензия. Они с мамой обменялись обеспокоенными взглядами.
Несколько часов спустя приехали Хуан, Альфонсо и Мигель, их одежда была жесткой и бурой от пыли. Они кашляли и прочищали горло каждые пять минут. Их лица были покрыты такой коркой, что напомнили Эсперансе потрескавшиеся глиняные горшки.
Они по очереди отмывались в раковине, а в корзине росла груда коричневой одежды. Когда Эсперанса выглянула наружу, деревья уже можно было разглядеть, но в воздухе еще стояла пыль. Мама так сильно закашлялась, что Гортензия дала ей стакан воды.
Когда взрослые наконец сели за стол, Эсперанса спросила:
— А что с забастовкой?
— Забастовка не состоялась, — сказал Альфонсо. — Говорят, они уже совсем были готовы, собрали сотни людей с плакатами, но тут ударила буря. Хлопок ведь расположен очень близко к земле, и теперь хлопковые поля похоронены под слоем пыли, так что собирать хлопок все равно нельзя. Завтра эти люди лишатся работы по воле Господа.
— А что мы будем делать завтра? — спросила Эсперанса.
— Виноград растет выше, — сказал Альфонсо. — Стволы покрылись коркой, но сами ягоды не пострадали. Созревший виноград ждать не может, так что завтра мы вернемся к работе.
