Вера Хенриксен - Знамение
Мужчина изобразил на лице льстивую улыбку, и они двинулись вверх к усадьбе.
Во дворе стояло много незнакомых людей. Единственное, что узнала Сигрид — одежду, принадлежавшую ей и Эльвиру. Она была на незнакомцах.
Впереди в толпе стояла девица высокого роста с нахальным лицом. У нее были все ключи.
Все было столь удивительно чужим, что Сигрид даже не почувствовала боли.
— Покажи мне усадьбу, — сказал Кальв, обращаясь к орману, и кивнул Сигрид, приглашая ее с собой. Девица с ключами тоже пошла с ними.
— Ты знаешь, что здесь было до твоего отъезда? — тихо сказал он Сигрид, как только они вошли в один из домов.
Она кивнула.
Они переходили из одного дома в другой и видели, что многого недостает. Видимо, орман продавал вещи.
— Ну? — тихо спросил наконец Кальв.
— Он ворует, словно ворон, — прошептала Сигрид в ответ.
Дружинники Кальва собрались во дворе, они все уже сошли с корабля на берег. Кальв приказал:
— Схватить ормана и его людей.
Все произошло так неожиданно, и люди Кальва действовали столь быстро, что ни одному не удалось убежать. Орман молил о пощаде и спросил Кальва, в чем тот его обвиняет.
— В воровстве, — коротко ответил Кальв.
Но орман утверждал, что ничего не крал. Что было в домах, когда он приехал, то и осталось.
— Расскажи это Сигрид, — промолвил Кальв.
— Подожди! — вмешалась она. — Сначала я кое-что предприму!
Она подошла к девице с ключами и протянула руку.
— Ключи! — произнесла она.
Девица нехотя отдала их.
— Мне кажется, самое малое, что ты можешь сделать, поблагодарить за то, что ты их позаимствовала, — сказала Сигрид.
Затем она вернулась к Кальву и орману, стоявшему на коленях перед ним и клявшемуся Святой Троицей и всеми святыми, и, если бы ему было позволено, он поклялся бы и иными богами, что ничего не крал.
— Бьёрн, — перервал его Кальв. — Ты, конечно, не знаешь Сигрид Турирсдаттер из Эгга…
Орман внезапно замолк и уставился на нее, как на привидение. А Кальв подозвал мальчиков:
— Грьетгард и Турир сыновья Эльвира. Они также знают, что было в этой усадьбе, и могут выступить свидетелями.
Мальчики растерялись, но все же подошли и стали рядом с Кальвом и Сигрид.
В этот момент Сигрид спросила ормана:
— Где Гутторм Харальдссон? Где Тора дочь Эльвира? И все люди?
— Они уехали, когда я пришел.
— Тебе известно, где они сейчас?
— Здешние люди нам не говорят.
— Верно! — воскликнула Сигрид. — Грьетгард и Турир, — обратилась она к сыновьям, — сбегайте в Хеггин и узнайте у Колбейна, куда ушли люди из усадьбы. И здесь, конечно, нет ни капли пива промочить горло, — продолжала она, обращаясь к перепуганным девушкам. — Ну, так сделайте мучной каши, да побыстрей!
— Надо сначала намолоть муки, — робко ответила одна из них.
Брови Сигрид поползли вверх. В каждом порядочном хозяйстве зерно мелят каждый день. Крутить вручную тяжелый жернов — работа рабыни. И так ясно, молотая крупа должна быть в хозяйстве всегда.
— Быстро приведите рабынь! — приказала она.
— Они разбежались.
Глаза Сигрид сверкнули, когда она указала на девицу, у которой были ее ключи.
— Ты будешь крутить мельницу! — воскликнула она.
Кальв стоял молча, пока Сигрид разговаривала со служанками. Затем он повернулся к орману.
— Вытяни левую руку! — приказал он.
Но орман крепко прижал ее к себе. На его лбу появились капельки пота.
— Пощади! — взмолился он. — Клянусь драгоценной кровью Христа, больше никогда не буду воровать.
Сигрид побледнела и хотела что-то сказать. Но, повинуясь лишь одному кивку Кальва, двое его дружинников схватили ормана. По двору разнесся страшный вопль. И Сигрид, почти потеряв сознание, стояла и смотрела на отрубленную руку и ногу, валявшиеся на земле, в то время как кричащего ормана оттаскивали куда-то. Потом она быстро повернулась и пошла в старый зал.
Она сидела там одна, когда в дверь вошел Гутторм Харальдссон. Она поняла, что он вместе с мальчиками пришел из Хеггина.
Сигрид сидела на скамье у торцевой стены, и он медленно приблизился к ней.
— Итак, Сигрид, ты привезла нового хозяина в Эгга, — промолвил он.
Она взглянула на него. Она старалась успокоиться после кровавой сцены во дворе, но не смогла еще полностью овладеть собой и закрыла лицо руками.
Она плакала не громко, но слезы лились между пальцев. От слез ей становилось легче; ведь она не плакала со дня смерти Эльвира.
Гутторм сел, но на некотором расстоянии от нее, и дал ей выплакаться. Спустя некоторое время слезы перестали литься; она вытерла глаза и выпрямилась.
— Кальв Арнисон послал меня сюда, — промолвил он. — Он спросил меня, не могу ли я при нем взять на себя управление хозяйством, как это было при Эльвире. Я ответил, что нужно подумать и поговорить с тобой.
Сигрид не ответила.
Спустя некоторое время он продолжил:
— Я не знаю, что заставило Кальва Арнисона поверить в то, что он может положиться на меня. — Он подвинулся к Сигрид и заговорил тихо, чтобы его не услышали, даже если подслушивают. — Может быть, он не знает, что связывает меня с Эльвиром.
Он замолчал.
— Грьетгард тоже спросил, не хочу ли я вернуться. Если я снова перееду в Эгга, то не потому, что хочу помочь Кальву, а из-за того, что нужен сыновьям Эльвира.
— И я нуждаюсь в тебе, Гутторм!
— У тебя есть Кальв Арнисон, — сказал он. Это прозвучало жестче, чем он рассчитывал. И поскольку Сигрид снова готова была заплакать, он положил руки ей на плечи.
— Он может положиться на тебя, после того как позволил поговорить нам с глазу на глаз.
Она всхлипнула. Но он больше ничего не сказал. Спустя мгновение она подняла глаза, покрасневшие от слез.
— Что мне было желать? Со мной дети Эльвира. Я просила отпустить меня в Бейтстадт, чтобы я сидела там спокойно вдовой, но король отказал мне. Я знаю, что значит остаться одинокой женщиной, Гутторм. И мне кажется, что я должна была принять ту защиту, которую могла получить…
Гутторм сидел, погрузившись в мысли.
— Если Кальв Арнисон пожелает принять меня на моих условиях, я вернусь в Эгга, — произнес он в заключение.
— Что, если кто-нибудь расскажет Кальву, что ты кровный брат Эльвира?
— Я сам расскажу ему об этом. Если я присягну ему в верности и, буду служить верой и правдой, никто ничего не будет иметь против меня.
Вставая, он протянул руку Сигрид.
— Добро пожаловать домой, Сигрид, — сказал он, когда она пожала ее.
Но лицо его оставалось мрачным, когда он выходил из зала.
Во второй половине дня один за другим стали появляться люди, жившие до этого в усадьбе. Пришли даже рабы. Сигрид была глубоко взволнована. Ибо понимала, что Кальв, являющийся представителем короля, принимал их нехотя. Они пришли по приглашению Гутторма, будучи верны ей и мальчикам.
Остаток дня она была полностью занята домашними делами и радовалась этому. Стоило ей закрыть глаза, она тут же видела отрубленные руку и ногу ормана, лежащие во дворе.
За ужином Кальв сидел на почетном месте Эльвира в большом зале. Мальчиков не было: они с Гуттормом и Колбейном ушли в Хеггин.
Люди сидели за столом молча. Еду пришлось запивать одной лишь водой, в адрес бедняги ормана, который лежал связанным в одном из домов, то и дело раздавались проклятия.
Лето было в разгаре, и круглые сутки было светло. После того как дневная работа была закончена, Сигрид не осмелилась сидеть в зале с Кальвом и людьми короля. Ей захотелось уйти из дома, и она отправилась в Хеггин.
Шла она по старой дороге, но перед тем, как дойти до соседней усадьбы, свернула в лес. Остановилась возле большого кладбища среди деревьев. Там были огромные каменные кольца; Эльвир рассказывал, что могилы очень древние.
Она уселась меж камней. Шумели высокие сосны. В этот шум вплеталось щебетанье птиц. Лучи солнца проходили между стройными стволами деревьев и бросали тени на сухую, усыпанную сосновыми иголками землю.
Но ее собственные чувства были подобны пронзительному крику. Она была готова цыкнуть на поющих птиц и закрыть глаза, чтобы не видеть солнечного света.
Она ошиблась, когда решила, что Кальв непохож на конунга, и посчитала, что Кальв невиновен в смерти Эльвира. Крики на дворе Эгга и крики в Мэрине смешались в ее голове, она поняла, что Кальв — это рука короля, проводящая в жизнь его волю, точно так же, как это делает сам король. Именно Кальв и сотни ему подобных дают возможность правителю свирепствовать.
Что из того, что он был добр к ней? Конунг, наверное, тоже по-доброму относится к своим любимцам.
Она не знала, хватит ли у нее смелости вернуться в Эгга и лечь в постель с Кальвом, ту постель, которую она делила с Эльвиром.
Но она жена Кальва. Она отдала себя в его руки, даже дала ему больше, чем была обязана. Поздно. Дороги назад нет.
Она увидела перед собой нож, который он протянул ей в их первое утро.
Но птицы пели, ветер шелестел в ветвях. И Сигрид захотелось открыть глаза и посмотреть на лес и солнечный свет.
