Элисон Уир - Трон и плаха леди Джейн
— Невесте, — подхватываю я, повторяя не единожды сказанное, — в жилах которой течет кровь Тюдоров, кузину самого наследника престола.
Милорд оборачивается ко мне и произносит:
— Я думаю, пора заняться образованием Джейн.
— Я целиком согласна. И королева любезно предложила помочь подыскать ей хорошего учителя. Разумно было бы последовать ее совету. Она проявляет большой интерес к Джейн, и ты знаешь, как усердно она печется об образовании принца и леди Елизаветы.
Признаться, я испытала большое облегчение, когда королева предложила помощь в этом деле, поскольку, хотя читаю и пишу без ошибок, совсем не увлекаюсь книжными науками и мало понимаю в хитросплетениях академических дисциплин. Я получила традиционное образование, меня обучали танцам, верховой езде, музыке, вышиванию и ведению домашнего хозяйства, как и всех девочек благородного происхождения, до того, как возникла эта новая мода учить их тем же предметам, что и мальчиков. И я этому рада — другого мне не нужно. Меня всегда занимали только охота — обычная и ястребиная, — вкусная еда и вино, любовь, наряды и светское общество при дворе.
Что же до королевы, то она как раз имеет репутацию ученой дамы. Она интересуется как новыми веяниями, так и трудами древних греков и римлян, ее хлебом не корми — дай порассуждать на богословские темы. Часто я застаю ее увлеченной дружеской дискуссией о том или ином догмате с архиепископом Кранмером и даже с королем, когда тот в настроении. Ходят слухи — не более того, — что королева, как и Кранмер, втайне исповедует протестантизм. Если это правда, то она очень тщательно это скрывает, ибо мой дядюшка в таких вещах стал консервативен, как никогда. Но она не глупа. Я заметила, что она не упускает возможности осудить Папу, что, как ей известно, доставляет удовольствие королю, и всегда уступает, если дело пахнет спором.
Оттого он восхищается ее добродетелью и ученостью. Кроме того, она пользуется популярностью в народе. Тем не менее католическая клика при дворе кинула бы ее на съедение волкам, выдался бы только случай, ибо они боятся, что она симпатизирует реформаторам и, следовательно, может повлиять на короля, а это могло бы привести к еще более крутым религиозным переменам.
Я со своей стороны желаю ей всех благ, поскольку тоже втайне разделяю эти опасные взгляды. Я бы, конечно, никогда не стала с ней откровенничать. Это было бы слишком большим риском для нас обеих. Генри в курсе моих убеждений, ибо мы с ним думаем одинаково, но мы редко говорим об этих вещах, даже в уединении нашей спальни. Стены, знаете ли, имеют уши. А еретиков сжигают на кострах.
Королева Екатерина Парр
Мои падчерицы теперь живут со мной.
— Конечно, пусть они будут с вами при дворе, — сказал Генрих, когда я стала умолять его разрешить мне вызвать принцесс к нам. — Приглашайте их, когда захотите.
Все одобряют мое решение принять их под свое крыло; но мне это вовсе не в тягость, ибо я их обеих люблю. Леди Мария всего четырьмя годами моложе меня и, несмотря на расхождения по вопросам религии — она упрямо держится старой веры и, очень вероятно, догадывается о моих истинных убеждениях, — мы с ней крепко подружились.
Бедняжка Мария! Ей двадцать семь лет, и она никак не хочет смириться со своим девством, и все же она уже выглядит старше своих лет. Она маленького роста и страшно худая, рыжеволосая, как все Тюдоры, у нее пронзительный взгляд, курносый нос и тонкие поджатые губы. В детстве она была премилой крошкой, любимицей родителей, — я помню, как моя мать, служившая когда-то фрейлиной при королеве Екатерине Арагонской, рассказывала, что они с королем души не чаяли в Марии. Но когда ее отец увлекся Анной Болейн, бедная Екатерина впала в немилость, а вместе с ней и Мария, и теперь от ее детской миловидности ничего не осталось — она увяла под гнетом скорбей и несправедливостей, что обрушились на нее в возрасте одиннадцати лет. Разлука с матерью, жестокое обращение отца, угрозы и мстительность Анны Болейн — все это сделало ее ожесточенной и подозрительной.
Также она мне призналась, что ее совесть навеки будет омрачена деянием, совершенным ею после женитьбы короля на Джейн Сеймур, когда она наконец-то почувствовала себя в безопасности.
— Королева Джейн, — рассказывала мне Мария своим глубоким хриплым голосом, — хотела, чтобы я вернула себе любовь своего отца и восстановилась в своих законных правах при дворе, но его величество выдвинул условие, что сначала я должна подписать документ, утверждающий, что брак моей матери был кровосмесительным и незаконным.
Она проговорила это через силу, со слезами на глазах. И мое сердце захлестнула жалость.
— Как я могла предать память моей матери? — плакала она, ломая руки. — Три года я упорно отказывалась признать эту содержанку, Анну Болейн, королевой. Но мужество мое иссякло, здоровье было подорвано, дух сломлен. В конце концов я уступила давлению и угрозам и подписала, и с тех пор у меня не было ни минуты покоя. Я не могу простить себе того, что я сделала в минуту слабости.
Я крепко обняла ее, шатавшуюся от горя, и тихо сказала:
— Нет, леди Мария, вы не должны себя винить, — тихо сказала я. — Клятва, данная по принуждению, не считается клятвой. Господь простит вам ваше прегрешение. — Мария не слушала. Она вырвалась из моих рук, с глазами, горящими страстью, которую я редко в них видела.
— У меня есть вера, — заявила она. — И ее никому у меня не отнять. Эту веру я получила от матери, и, храня ее, я остаюсь верна и моей матери. Она — мое единственное прибежище и утешение.
Однажды в тяжкий миг совершив грехопадение, Мария никогда больше не позволит себе пойти на компромисс в вопросах веры или принципов — я в этом убеждена. Но принц Эдуард, будучи взращен в вере своего отца, что совершенно оправданно, никогда не вернется в лоно Римской церкви. И я боюсь, что Мария, не имея власти, обречена наблюдать, как старые добрые времена, которыми она так дорожит, медленно, но верно уходят в прошлое.
Хотя ей не по нраву новый порядок, Мария все-таки добра и безмерно щедра. Простые люди, помня свою любовь к ее матери и достоинство, с которым она выносила все испытания, любят ее и часто делают ей небольшие трогательные подарки — то корзину фруктов, то отрез ленты. Она обожает младенцев и детей, у нее много крестников, но, к несчастью, ни одного собственного ребенка. Я знаю, что для нее это источник большого горя. Если бы я только могла убедить короля подыскать ей мужа, то замужество преобразило бы ее.
Леди Елизавета — бойкая десятилетняя девочка, весьма уже умудренная по части того, как устроен мир. Она очень умна и сообразительна, и мне доставляет большое удовольствие следить за ее занятиями. Именно я, по просьбе короля, пригласила к ней в учителя Уильяма Гриндала, который составил для нее полную учебную программу, с преобладанием языков. Латынь, греческий, французский, испанский, итальянский, даже валлийский. Помимо других талантов, Елизавета имеет редкий дар к изучению языков, она уже изъясняется довольно бегло на всех, а также много читает классических авторов.
Я была готова окружить Елизавету лаской, помня ужасные обстоятельства, при которых она лишилась матери, но она не тот ребенок, которого так и тянет обнимать и тискать. Если у нее есть какие-то страхи и опасения, то она глубоко прячет их под маской гордой самоуверенности. И все же, пусть она не самая открытая натура, я знаю, что она сильно ко мне привязалась.
— Надеюсь, сударыня, что в отличие от других моих мачех вы тут задержитесь, — объявила она на днях в своей надменной манере, когда я, подойдя к ее столу, смотрела, как она, склонившись над книгами, строчит гусиным пером по бумаге.
Я тоже на это надеялась, молча вознося мольбу. Я знаю, что пустилась в полное опасностей плавание.
За принца Эдуарда, которому почти шесть лет, король страшно боится. Бедного ребенка держат взаперти в его безупречно чистых покоях, под охраной армии слуг. По моему мнению, Генрих слишком его оберегает. Каждое движение принца подчинено жесткому расписанию. Иногда я осмеливаюсь спрашивать, нельзя ли Эдуарду переселиться во дворец, но…
— Кэт, — говорит мне Генрих, поднося мои руки к губам и целуя их, — я бы предпочел, чтобы мальчик не переезжал сюда, из-за риска подцепить какую-нибудь заразную болезнь. Пусть он время от времени посещает нас, но я хочу, чтобы он жил в деревне. Вот если бы у меня были еще сыновья…
Он игриво на меня посматривает. Между нами существует одно большое невысказанное разочарование. Я, конечно, понимаю, как драгоценна жизнь принца, поскольку от него одного зависит будущее Англии и продолжение династии Тюдоров. Но если бы у нас с Генрихом был сын, как изменилась бы жизнь Эдуарда! И моя тоже. Я бы тогда была спокойна за собственное будущее.
