Михаил Казовский - Топот бронзового коня
А в казармах у экскувитов всё прошло быстро и по плану: после выдачи денег Велисарий выкрикнул: «Кира Юстина в императоры!» - и гвардейцы взревели с воодушевлением: «Auguste! Auguste!» (то есть «Август! Август!», полностью поддерживая кандидата на августейшую должность). К экскувитам присоединились командиры столичного гарнизона, и Юстина экстренно облачили в соответствующую таким случаям одежду: весь расшитый золотом стихарь-дивустий (род туники), подпоясанный и украшенный регалиями и нашивками василевса - тувиями и кампагиями. На руках понесли к кафисме, и огромный цирк, полный зрителей, взвыл при их появлении. Кандидата в цари подняли на щит и под крики: «Наш новый император кир Юстин!» - показали трибунам. «Синие», будучи приверженцами ортодоксального течения в православии и поэтому недовольные прежней политикой Анастасия, защищавшего монофиситов, тут же поддержали: «Auguste! Auguste!» Нехотя согласились и «зелёные»: «Vivat! Vivat!» Наконец, и весь ипподром грянул одобрительно: «Justinus, vincas!» («Юстин, ты побеждаешь!») В результате компидуктор копьеносцев снял своё позолоченное ожерелье и торжественно возложил на голову дядюшки - этим завершалась «пробная коронация». Без пяти минут правителя увели в Софийский собор, а народ остался ждать завершения церемонии.
В храме Константинопольский патриарх облачил Юстина в красную хламиду василевса, а затем увенчал императорской диадемой; произнёс благословение и провозгласил помазанником Божьим. Вся присутствовавшая в соборе знать пала перед ним на колени. Новый самодержец был довольно краток; он сказал:
- Дети мои! Да пребудет с нами Господь! Ибо все мы живы именем Отца, Сына и Духа Святаго!
И в сопровождении свиты возвратился на ипподром, дабы появиться перед жителями Византия во всём блеске императорских инсигний [11]. А народ приветствовал его стоя, и помпезным здравицам не было конца.
В тот же день новый автократор распорядился задушить давнего своего приятеля евнуха Амантия и отставленного мистика Феокрита. В самом деле: для чего держать врагов у себя под боком? Дядюшка не мог допустить такое, даже не будучи человеком злым.
Так 10 июля 518 года началось правление выходца из села Вердяни, совершенно неграмотного шестидесятивосьмилетнего крестьянина, выбившегося в военные…
2
Разумеется, в каждой случайности есть закономерность. Византийскому обществу в тот момент нужен был именно Юстин - не юнец и не старец, - обладающий не знаниями, но опытом. Сильная рука, ортодокс во всём. Не аристократ и не неженка, не монофисит, не философ. Общество желало возвращения к ценностям Халкидонского собора, примирения с Папой Римским. Не хотело кардинальных реформ - ведь Юстин на реформы способен не был. Богачей, крупных землевладельцев полностью устраивали сложившиеся порядки: и запутанная судебная система, и продажный госаппарат, и свобода обирания населения. За хорошие деньги разрешалось покупать звания и должности. И сколачивать на них несметные состояния. Шла безбожная спекуляция иностранными товарами. Процветала работорговля…
Да, такой, как Юстин, устраивал большинство. Он и появился.
На второй день после воцарения дядюшка привёз во дворец жену Луппикину, и Константинопольский патриарх вскоре короновал её как императрицу (василису) Евфимию. А племянника Петра новый самодержец сделал сразу магистром оффиций - то есть фактически правой своей рукой.
Чем руководил магистр оффиций? Очень, очень многим.
Был начальником дворца и дворцовых служб.
Занимался охраной императора.
Занимался охраной арсеналов Константинополя и контролем над оружейными мастерскими.
Лично курировал деятельность полиции и дворцовой гвардии.
Возглавлял четыре императорских канцелярии (скринии).
Ведал государственной почтой.
Наконец, по современным понятиям, был главой МИДа, так как именно ему поручалось решать вопросы внешней политики Византии - вплоть до приёма иностранных послов.
Тридцатипятилетний Пётр взялся за эту работу с энтузиазмом. Он дневал и ночевал во дворце, и у подчинённых иногда возникало ощущение, что племянник царя вездесущ: ведь его практически од- повременно видели и у логофета дрома (управляющего почт и внешних сношений), и у эпарха (градоначальника), и у комита священных щедрот (главного казначея), и у префекта претория (наместника области). Важные пергаменты лично приносил на подпись к монарху. А поскольку Юстин был неграмотен, для него изготовили золотую пластинку с прорезью слова «1е amp;Ъ› (то есть «прочёл»), и стареющий василевс, точно школьник, высунув язык от старания, выводил эти буквы по трафарету.
А другим помощником автократора, даже более могущественным, чем Пётр, стал глава высшего совета при самодержце, первый юрист империи, называемый квестором священного дворца, видный адвокат Прокл. Много лет назад он победоносно доказал невиновность Юстина в суде - на того состряпали уголовное дело, обвиняя в растрате и желая приговорить к смертной казни, но стараниями защитника дядя был оправдан, и теперь назначил своего спасителя на одну из главных должностей в государстве.
Сита получил место комита экскувитов. Велисарий же сделался командиром столичного военного гарнизона. Неплохая карьера для восемнадцатилетнего юноши!
Вскоре он купил особняк в центре города - возле форума Феодосия - и переселил туда Антонину. Свадьбу они сыграли в сентябре того же 518 года, и счастливый новобрачный без раздумий усыновил отпрысков жены - сына Фотия и дочку Магну. А служанке Македонии так сказал:
- Выбирай сама: или возвращайся обратно в Сердику, в дом к отцу, или оставайся у меня, в свите Антонины. Будешь ей служить хорошо - слава Богу. Но задумаешь нас поссорить, чтобы я вернулся к тебе, а её прогнал, станешь козни строить и наушничать - не спущу, накажу, несмотря на наши нежные отношения в прошлом. Заруби себе это на носу.
Девушка стояла пунцовая, теребила в руках платок и концом его то и дело смахивала со щёк набегавшие слезы. Пробубнила опухшими губами:
- Обещаю вести себя смирно. Новой госпоже не перечить. В вашу жизнь не лезть. Потому что понимаю - кто я такая и какое мне место в доме. Лишь не прогоняйте. Быть при вас - высшая для меня награда.
Велисарий смягчился, взял служанку за подбородок, заглянул в зрачки:
- Ну, не плачь, не плачь. Верю в твою искренность. Благодарен тебе за все, что меж нами было. Но сама видишь: я - женатый человек и обязан сохранять жене верность. То есть, как - «обязан»? Я люблю Нино и подумать даже не хочу об измене. Словом, шансов у тебя никаких.
- Понимаю, как же.
- Всё равно останешься?
- Коли не прогоните - всё равно.
- Но ведь трудно будет, ревновать начнёшь… Или нет?
- Главное - при вас, в вашем доме, - повторяла она. - Совладаю с сердцем-то, как-нибудь осилю.
- Ой, гляди, бедолага. Я предупредил.
- Понимаю, как же.
Л сама думала: «Всё равно ты мой. И моим останешься. Эта шлюха первой тебе изменит. И когда это обнаружится, и когда ей придётся убираться с позором, мы с тобой опять будем вместе. Я умею ждать. Я опять заслужу любовь».
Антонина отнеслась к знакомству с новой горничной равнодушно, свысока, по-барски: ну, подумаешь, бывшая наложница Велисария, это не опасно; лишь произнесла:
- На тебе будут наша спальня и детская - чистота, порядок, каждый день свежее белье, свежие цветы. Полотенца, простыни. Свечи в канделябрах. Больше ничего. А не справишься - сразу прогоню.
- Справлюсь, ваша честь. Я работать умею.
- Хорошо, работай.
Госпожа подумала: «Да, мила, но, по счастью, не более того. Просто обаяние молодости. Ей всего семнадцать. Попка ещё тугая, и соски торчат. А пройдёт лет восемь, и она пожухнет. Грудь отвиснет, и живот округлится. Мне бояться нечего. Он меня на неё променять не захочет».
Словом, зажили под одной крышей. Наблюдая друг за другом исподтишка.
А у Лиса в начале следующего, 519 года состоялась встреча, ставшая во многом, как теперь бы сказали, судьбоносной. Нет, не с женщиной - для него достаточно было Антонины и Македонии. А с мужчиной, сделавшимся другом, ревностным помощником и надёжной опорой во всех его предприятиях. Их свела случайность.
Велисарий, окружённый десятком конных телохранителей, возвращался домой после службы, как увидел на улочке, выходившей к Месе неподалёку от Октагона, молодого благообразного человека, явно не бедняка, судя по одежде, опустившегося в пыль на колени, и с ножом в спине, от которого по ткани туники расплывалось коричневое пятно. Человек качался и готов был упасть лицом на дорожные камни. Сын учителя соскочил с лошади и бегом направился к раненому, восклицая громко:
