Анна Емельянова - Фаворит богов
— Взять их! — скомандовал Сеян преторианцам. — Отвезём в лес и казним согласно распоряжению нашего командира, Друза.
Всадники поравнялись с костром. При их приближении Перценний вскочил и тревожно огляделся по сторонам.
— A-а, Друз прислал своих рабов, чтобы нас подвергнуть арестам, — процедил он сквозь зубы. — Где же его армия? Где же сражения, которых мы ждём?
— Вы не достойны того, чтобы лучшие силы Рима проливали в боях с вами кровь, — резко произнёс Сеян. — Самое подходящее для вас — обычная казнь. Встать всем! Следовать за нами!
— Не бывать этому! — крикнул Перценний.
Спешившиеся преторианцы обступили его, толкнули на землю, обезоружили, жестоко избивая ногами. Четверо союзников Перценния добровольно сдались в плен. Что же до рядовых солдат, преданных Перценнию, то их в ту ночь слишком увлекло затмение, и они, играя на кимвалах и фанфарах, крича и потягивая вино, не заметили арестов в лагере.
Окружённые со всех сторон конными преторианцами, Перценний и его сторонники побрели к лесу, огрызаясь и грязно оскорбляя Сеяна. Запалив факелы, преторианцы озаряли тропу в густой чаще леса. Сеян молчал, не вступая в разговоры с воинами и не отвечая на оскорбления вожака восставших. У спуска к реке он велел всем остановиться.
— Здесь, — коротко сказал он.
В отличие от Перценния, четверо мятежников утратили самообладание и сейчас, оказавшись в шаге от гибели, пытались вымолить себе помилование, падая на колени перед Сеяном. Но Сеян остался равнодушным к их просьбам.
— Выполняйте свой долг! — приказал он преторианцам.
Те спешились и, вытащив мечи, заставили пленников склонить головы...
* * *
Утром в лагере мятежников узнали об убийстве главарей. Сначала это повергло солдат в смятение, потом — в страх. Как и предполагал Сеян, трепет пред властью могущественных римских полководцев привёл их к повиновению. В полдень они прислали к Блезу своих представителей с просьбами о мире и с отказами от прежних требований. К вечеру все легионы, стоящие в Паннонии, дружно присягнули на верность Тиберию.
Друз был доволен.
— Вы оказались правы, Сеян, — молвил он, поравнявшись с ним верхом на лошади, когда они возвращались из лагеря мятежников. — Как вы поняли, что с ними нужно быть жестокими?
— Просто я сам по себе жестокий человек и неоднократно видел, какое могущество дарит мне эта черта характера, — ответил Сеян.
— Страбон дал вам суровое воспитание.
— Вовсе не Страбон, — покачал головой Сеян. — А моя жизнь.
— В любом случае мятеж в Паннонии подавлен и не без вашей поддержки. В Риме меня ждёт триумф, а вас — награда, — засмеялся Друз. — Что бы вы хотели?
— Назначение при дворе. Мой отец собирается покинуть должность главы личной охраны, и я хотел бы, чтобы вы предложили Августу меня на это место, — глухо произнёс Сеян.
— Вы вполне достойны должности Страбона, — кивнул Друз. — И конечно, будет справедливо, если именно вы возглавите преторианцев Августа. Я порекомендую вас отцу. При вашей решительности и уме вы способны сделать хорошую карьеру.
Сеяна согласие Друза удовлетворило. Он знал, что кесарь пылко любит своего единственного сына и прислушается к мнению Друза.
По истечении трёх дней, когда мятеж уже был окончательно подавлен, легионеры Друза двинулись в Италию. Они возвращались победителями, хотя и не участвовали ни в одном сражении благодаря коварству и беспощадности Сеяна.
ГЛАВА 19
На обратном пути Друз выслал вперёд своего посланника, чтобы заранее оповестить отца о поражении восставших. Тиберий получил эту весть задолго до приезда сына в Рим и тотчас, ликуя, объявил сенаторам, что мятеж в Паннонии подавлен.
Вечером он приказал устроить в огромной трапезной нового дворца самый роскошный пир, какой только был в Риме за последние сто лет. Ради такого случая всем знатным патрициям разослали приглашения. Приск, человек назначенный Тиберием на должность распорядителя наслаждений, должен был за несколько часов организовать изысканное представление.
Большой просторный зал с высоким куполообразным сводом, украшенным вдоль стен яркими фресками с изображениями вакханок, торопливо готовили к прибытию гостей. В углах зала били фонтаны с вином. Возле длинных столов поставили вышитые золотом диваны.
К назначенному часу во дворец стали приезжать гости. Их паланкины заполняли крыльцо и лестницу. Рабы, встречавшие в вестибюле знатных граждан, провожали их в трапезную, чьи покрытые золотыми пластинами двери были сейчас широко распахнуты.
Входя в трапезную, гости садились на отведённые им у столов места. В центре зала располагалась полукруглая сцена, за кулисами её томились в ожидании выступлений фокусники и акробаты. Кифареды, флейтисты и прочие музыканты заняли балюстраду под куполом.
С восхищением оглядываясь вокруг, гости одобрительно кивали и обсуждали редкий талант зодчих. Трапезная во многом превосходила залы дома Октавиана, где они прежде бывали. Новый дворец изумлял богатством и неудержимой роскошью. Этим Тиберий подал пример всем последующим кесарям, которые тоже будут стремиться жить так, как он.
Трон его всё ещё пустовал. Он пока не вышел к гостям, но рабы уже начали подавать угощения и разливать в кубки вино. Заиграли кифары, флейты и авлосы.
Вебуллену отвели место рядом с кесарем. Чуть в отдалении разместили Фрасилла и родственников Тиберия. Тут же присутствовала Антония с Клавдием и Ливиллой. Они держались как можно незаметней, предпочитая не привлекать к себе внимания. В последнее время при дворе многие симпатизировали Германику, а это раздражало Тиберия, и Антония чувствовала себя неловко.
Под дружный приветственный гул в зал вошла Ливия, сопровождаемая рабынями. Она держалась самоуверенно, высоко вскинув голову, украшенную венцом, но все знали о том, что постепенно она теряла своё могущество. Её сын был другим человеком, чем Октавиан, и ей редко удавалось поговорить с ним даже о здоровье или настроении. Два дня назад в Сенате ей хотели дать титул «матери Отечества», но Тиберий воспротивился.
— Довольно с неё и титула «матери кесаря», — сказал он.
Когда Ливии передали его слова, она почувствовала себя оскорблённой, начала требовать у него аудиенции, но получила отказ, который ей передал вышедший из покоев Августа Вебуллен. В тот день он стоял пред ней, сгорая от стыда, вспоминая правление её мужа, и почему-то ощущал себя виноватым.
Опустившись на невысокий диван слева от трона, расположенного на возвышении, Ливия мрачно обвела взглядом зал, полный гостей. Разве к такому положение стремилась она, возводя сына на престол? Разве думала она, что он лишит её права на власть и поставит на один уровень с Антонией? Для Ливии всё происходящее было слишком тяжело, слишком мучительно. Она страдала из-за того, что сын не желает делиться властью, как делился муж. Но никому до этого не было дела. Все эти хохочущие, весёлые, немного пьяные гости благодарили Тиберия за нынешний пир и преследовали лишь свои интересы.
В трапезную вошёл Приск, за ним — личный секретарь правителя и отряд вооружённых преторианцев.
— Тиберий кесарь Август! — громко объявил слуга и в зале запели фанфары.
Из-под купола посыпались розовые лепестки. Гости, улыбаясь кесарю, дружно зааплодировали, приветствуя его.
Тиберий вошёл в зал, одетый в фиолетовую тунику, вышитую по краям золотом. На его руках сверкали браслеты, голову украшал венец кесарей. Сандалии восхищали изяществом, пояс — тонкой ювелирной работой. Его большие глаза были густо подведены чёрными тенями из толчёного свинца, но лицо он предпочёл не покрывать гримом и на его коже отчётливо виднелись бесчисленные веснушки.
Ливия, сдвинув брови, проводила его взглядом, пока он пересекал зал и поднимался по ступенькам на возвышение, где стоял трон.
— Ave Caesar! — гремел хор голосов, отражаясь от стен.
Поистине, вовсе не Октавиан с его скромностью и великодушием, а надменный, утопающий в роскоши Тиберий в полной мере олицетворял государство, созданное Юлием Цезарем. И если Октавиан и Юлий были в большей степени воинами, чем царями, то Тиберий представлял собой именно царя.
Едва возгласы гостей и фанфары смолкли, Тиберий простёр руки и произнёс своим тихим, но твёрдым голосом:
Нынешний пир — начало триумфа Друза, который во славу Рима сумел подавить мятеж в Паннонии. И хотя он нынче отсутствует в городе, мы празднуем его победу.
Вокруг вновь зазвучали овации, а Тиберий, опустившись в кресло, потребовал налить ему вина. Тотчас прозвучал удар гонга, объявляя о череде представлений.
— Мой Друз победил мятежников! — радостно воскликнула Ливилла.
