РАФАЭЛЬ САБАТИНИ - Торквемада и испанская инквизиция
Когда король Хуан I в 1388 году распорядился о создании иудериас, урезав одновременно привилегии, которые иудеи заслужили (по крайней мере, выкупили), многие из них, находя наложенные ограничения совершенно невыносимыми, отреклись от веры своих отцов и приняли христианство. И тогда как одни совершенно порвали с прошлым – зачастую они становились фанатичными приверженцами принятой веры, – другие, внешне соблюдая требования христианской религии, втайне продолжали следовать закону Моисееву и иудейским ритуалам. Неудивительно, что дальнейшие декреты против свободы вероисповедания приводили к еще более многочисленным обращениям в христианство.
Обращенных испанцы называли «новыми христианами». А тех, кто втайне остался верен своей религии, именовали «маранами» – презрительный эпитет, происходящий от Маран-атха («Господь идет»), но воспринимаемый христианами в значении «проклятые». Этот термин надолго стал общеупотребительным.
«Новые христиане» вследствие обращения получили не только недавно отнятые у них (как у иудеев) привилегии, но и оказались совершенно равными в правах с прочими христианами: все профессии были им открыты, и, взявшись за дело с присущими им энергией и смышленостью, они вскоре заняли ряд высших должностей в стране.
Тем временем суровость декретов 1412 года значительно ослабла; в определенной степени иудеям была предоставлена свобода смешения с христианами, и многие из должностей, которые они занимали ранее, вновь попали под их контроль, что относилось прежде всего к торговле, финансам и налоговому ведомству. При неумелом правлении Энрике IV дворяне, рабом которых стал король, потребовали, чтобы он «изгнал со службы и из государства иудеев, которые, наживаясь на страданиях масс, процветают на должностях сборщиков налогов».
Слабовольный король согласился, но пренебрег исполнением своего обещания; оно вскоре забылось, и иудейской части общества было позволено спокойно существовать. При таких обстоятельствах вступили на трон Фердинанд и Изабелла; они не проявляли особого внимания к этому вопросу, пока не были привлечены к нему «клириками и мирянами», которые, согласно Пулгару, извещали их о многочисленных случаях возвращения к иудаизму, а сей вопрос входил именно в компетенцию католических монархов.
Глава VI. НОВЫЕ ХРИСТИАНЕ
Следует уяснить, что до сих пор инквизиция, уже в течение трех столетий активно действовавшая в Италии и Южной Франции, не добралась до Кастилии. Даже в 1474 году, когда папа Сикст IV повелел доминиканцам организовать инквизицию в Испании, в связи с чем были назначены инквизиторы в Арагоне, Валенсии, Каталонии и Наварре, не возникло необходимости в подобном учреждении в Кастилии: там невозможно было обнаружить ересь ни в каком ее проявлении. Судебные разбирательства преступлений против веры, коли таковые случались, проводились епископами, имевшими все полномочия для этого. Поскольку такие преступления были редкими, специальный трибунал не требовался и папа не проявлял настойчивости, хотя ему присуще было желание повсюду утвердить инквизицию.
Конечно, на Пиренейском полуострове проживало немало иудеев, а также мусульман. Но они не попадали под юрисдикцию какого-либо церковного ведомства. Инквизиция тоже не могла отнести их к своей компетенции, ибо они не предпринимали действий против католической веры.
Здесь уместно затронуть вопрос об одной особенности устройства инквизиции, которая внешне была облачена в тогу справедливости.
Что бы ни свершалось в ходе отдельных или массовых репрессий, что бы ни творили обезумевшие толпы при подстрекательстве рыскающих фанатичных проповедников, преуспевших в насаждении яростного, слепого фанатизма, какой они взрастили в собственных душах, официально церковь – это надо твердо уяснить – не возбуждала и не санкционировала преследований тех, кто рожден был в иной религии, которая сама по себе не являлась ересью с ее точки зрения. Трибунал инквизиции учреждался – и действовал – единственно для того, чтобы разобраться с теми, кто отделился либо покинул ряды римской церкви, подобно тому, как армия поступает с дезертировавшими солдатами.
Фанатичные, духовно ограниченные и безжалостные в своей нетерпимости, инквизиторы тем не менее предъявляли обвинения только отступникам и изменникам веры, защиту чистоты и непорочности которой они избрали своей миссией.
Если церковь подавляла свободу совести, если она душила рационализм и сминала независимость мышления, она проделывала это лишь в тех случаях, когда дело касалось ее собственных детей – тех, кто рожден был в католической вере или принял ее при обращении. Теми, кто родился в другой независимой религии, она не интересовались. Иудеям, мусульманам, буддистам, язычникам или дикарям Нового Света, который был открыт некоторое время спустя, она предоставляла полную религиозную свободу.
Чтобы убедиться в этом, достаточно ознакомиться с указами того же Гонория III о защите прав иудеев и Клемента VI, грозившего притеснителям последних отлучением, или действиями папы и архиепископа в отношении поджигательских выступлений Эрнандо Мартинеса. Достаточно учесть, что, когда иудеев изгнали из Испании – как увидим, так вскоре и случилось, – они нашли убежище в самом Риме, где были доброжелательно приняты папой Александром VI (Родриго Борджа), что само по себе является одним из необычных парадоксов в истории церкви.
А если и этого недостаточно, уделим некоторое внимание неприкосновенности и относительному миру, обретенному иудеями, жившими непосредственно в Риме, в отведенном них районе Трастевере.
Они были полноправной частью общества в папском городе. На торжественной процессии, посвященной коронации, каждый папа останавливался возле Кампо-дей-Фьори, чтобы принять делегацию иудеев, которая под предводительством раввина подходила выразить почтение церковному монарху – подобно тому, как их предки воздавали почести императору.
Наместнику Христа раввин предлагал свитки Пятикнижия, обшитые богатой тканью. Папа принимал их в знак уважения к написанным там законам, а затем откладывал в сторону, показывая, что теперь эти законы принадлежат прошлому. Раввин забирал обратно свое священное писание и удалялся со своим эскортом, обычно сопровождаемый насмешками, оскорблениями и бранью со стороны римского населения (что вовсе не сказывалось на гражданских правах иудеев).
Итак, должно быть понятно, что учреждение инквизиции в Испании не ставило своей целью преследования иудеев или евреев вообще. Понимая этот термин исключительно в его религиозном смысле, мы не можем отнести его на счет евреев, верных своим законам Моисеевым. Он относится исключительно к отступникам – тем из евреев, кто в результате обращения принял христианство. Последующей реиудеизацией, то есть тайным возвращением к религии своих отцов (от которой «новые христиане» отказались лишь по материальным соображениям), они поставили себя в число тех, кем занимается инквизиция.
Нельзя отрицать, что многие из принявших крещение против своей воли, ради сохранения собственной жизни, когда ярость христианской толпы обрушилась на их головы, в сердце оставались иудеями, продолжая втайне отправлять иудейские обряды, возвращаясь в лоно израилево к своим оставленным собратьям. Других, напротив, принятие крещения побудило искренне соблюдать закон христианства, которому они обещали следовать. Тем не менее, многие из иудейских обрядов стали для них обыкновением: неприятие – почти наследственное – некоторых видов пищи, обычай соблюдения праздничных дней и внутрисемейных правил, составляющих неотъемлемую часть образа жизни иудеев. Эти обычаи так глубоко вросли в них, что невозможно было вырвать их с корнем при первой же попытке. Требовалось время, чтобы люди смогли приладиться к христианским обычаям; могли понадобиться два или три поколения, прежде чем семьи окончательно свыкнутся с новыми правилами быта, а старые изгладятся из их памяти. Если бы те, кто требовал у монархов введения инквизиции в Кастилии, или сами монархи поняли это и проявили необходимое терпение, Испания смогла бы избежать бедствий, истощивших силу и разум ее детей, ибо в данном случае упадок наступил быстро и начисто смел остатки высоких достижений.
Отталкивающее мнение об инквизиции во всем мире не может сравниться с памятью, оставленной ею о себе в Испании.
Еще во время первого приезда Изабеллы в Севилью – об этой карательной поездке уже упоминалось – ей было впервые предложено учредить Святую палату в Испании. В это время король пребывал в Эстремадуре, занятый укреплением границ с Португалией.
Предложение исходило от Алонсо де Охеды, настоятеля доминиканского монастыря в Севилье – человека, пользовавшегося огромным уважением и репутацией святого.
