Гарри Табачник - Последние хозяева Кремля
Это не остается незамеченным, пока еще находящимися на заднем плане такими партийцами, как Черненко. Они удваивают и утраивают свои усилия. Видя, как заполняются лагеря, они приходят к выводу: теперь или никогда. Но для этого одной обычной партийной работы недостаточно. Для этого надо активно участвовать в создании сталинской системы уничтожения. Это теперь и есть главная партийная работа. Ей теперь отдает свои силы Черненко. Это для него — продолжение его связи с НКВД, начавшейся во время его службы в пограничных войсках в Казахстане. Тогда он помогал вылавливать пытавшихся бежать от сталинской коллективизации в Китай, теперь он помогает органам упрятать за решетку всех, кого вождь объявил врагом.
Для него не секрет то, что происходит в нескольких шагах от его кабинета в крайкоме партии, и о чем спустя много лет поведует армянский поэт Гурген Маари.
„В красноярской тюрьме кишела, копошилась большая армия заключенных, составленная из представителей многих народов Советского Союза... У одного заключенного оказался кусочек зеркала. Я взглянул на свое лицо и не узнал.”
Помогал Черненко и строительству советского Аушвица — Норильска. И не мог секретарь крайкома не знать о том, что стали норильские лагеря фабриками смерти.
Чудом уцелевший венгр Ленгьел донес до нас то, что могло бы, не выживи он, остаться тайной. Он рассказывает, что происходило в одном из таких лагерей смерти.
„Жертв связывали проволокой и как дрова бросали в кузовы грузовиков. Душераздирающие вопли пришедших в ужас, сходивших с ума стояли над лесом. Закончив расстрел, спецкоманда НКВД, заметая следы, уничтожила охрану лагеря. Сколько таких расстрелов свершилось в Красноярском крае? Сколько сотен тысяч было замучено таким образом?”
Происходило это задолго до появления Аушвица и Майданека. Тогда мир о Норильске не знал, но о нем знал и способствовал его созданию Черненко.
Несмотря на такие заслуги, он все еще остается в Сибири. Конечно, ему ясно — карьера делается не здесь. Но на запад ему выбраться пока не удается. В той интриге, что разыгрывается в Кремле, он еще не играет даже роли пешки.
„КОНЦОМ КОПЬЯ СВОЕГО”
Выстрелы, раздавшиеся в то ноябрьское утро, шли оттуда, где за валунами и перелесками была финляндская граница.
Их словно ждали. В советских газетах тут же появились статьи, призывающие к суровому возмездию. Спустя день-два Красная Армия начала наступление на финские оборонительные рубежи.
Было очевидно, что маленькая Финляндия, получившая независимость в 1917 году, вновь стала объектом агрессии со стороны своего могучего соседа. Он явно стремился на сей раз исправить допущенную в революционном угаре ошибку, когда пришлось выполнять некогда данные обещания.
Тогда входившее в состав Российской империи Великое княжество Финляндское было провозглашено Лениным свободным государством. Но тут же была предпринята попытка превратить новорожденное государство в советскую республику. По прямому указанию агентов советского правительства, находящиеся на территории Финляндии советские воинские части поддержали просоветский переворот.
Позднее Сталин попытается подвести под то, что происходило тогда в Финляндии, теоретическую базу. В 1924 году на ХIII съезде партии он скажет: „Бывают случаи, когда право народов на самоопределение вступает в конфликт с другим высшим принципом, а именно — с правом рабочего класса на укрепление своей власти, коль скоро он к этой власти пришел. В таком случае право на самоопределение не может и не должно быть препятствием к осуществлению рабочим классом своего законного права на диктатуру. Первый принцип должен уступить второму”.
Сталин недвусмысленно давал понять, что, если в независимом государстве какая-то кучка повстанцев объявит себя рабочим правительством и сумеет захватить власть и для удержания этой власти прибегнет к помощи „братских” вооруженных сил Советского Союза, что приведет к оккупации и потере независимости, сокрушаться по этому поводу не стоит. Независимостью следует пожертвовать ради диктатуры пролетариата.
Любители исторических параллелей могут припомнить, что через 45 лет сталинский тезис был вновь вытащен на свет и преподнесен на сей раз под именем „доктрины Брежнева”.
Но финны в 1917 г., в отличие от чехов и словаков в 1968 г., совсем не склонны были к покорности. Войска под командованием бывшего полковника царской армии барона Карла Густава фон Маннергейма нанесли поражение Красной Гвардии. Финляндия сохранила независимость.
Примириться с этим Советский Союз никак не мог. По секретному соглашению с Германией, подписанному в августе 1939 г., Финляндия была отнесена к зоне советских интересов. Тут же Сталин предъявил финнам такие требования, на которые они никогда бы не согласились. После этого Красная Армия атаковала финскую линию обороны, получившую имя „Линии Маннергейма”. Однако, несмотря на огромное превосходство в силах, наступление захлебнулось. К тому же ударили свирепые морозы. Советские войска к ним оказались не подготовленными. Как позднее немцы под Москвой, они рассчитывали на легкую прогулку. Потери были ужасающими. В Москве и Ленинграде начались перебои с продовольствием. Война с маленькой страной принимала затяжной характер. А ведь в Москве в предвкушении быстрой победы уже создали правительство „демократической республики Финляндии”. Теперь с этим, сидевшим в Териоках в ожидании своего часа, „правительством” не знали, что делать. Этот час так и не наступил, и „правительство” во главе со старым коминтерновцем Отто Куусиненом кануло в безвестность. О нем просто больше не вспоминали, как и о подписанном с ним договором о дружбе. Надо было думать о более важных вещах: как сохранить престиж и закончить войну?
„Мы численно превосходили врага, — вспоминает в своих „Мемуарах” Н. Хрущев. — И мы располагали достаточным временем, чтобы подготовиться к нашей операции. Но даже при таких наиболее благоприятных условиях мы смогли, в конечном счете, одержать победу только после огромных трудностей и невероятных потерь. Победа такой ценой была на самом деле моральным поражением.
Наш народ, конечно, не узнал, что мы потерпели моральное поражение, потому что ему не сказали правды”.
По мнению Хрущева советские потери за 3,5 месяца войны только убитыми были близки к миллиону. Финны своих потерь не скрывали. Они объявили сразу: погибло 60 тысяч человек.
После этой войны в составе СССР появилась еще одна союзная республика. Не финляндская со столицей в Хельсинки, как о том мечтали в Москве, а Карело-Финская со столицей в Петрозаводске. Через некоторое время туда переехал и Ю. Андропов, ставший Первым секретарем ЦК комсомола республики.
Возможно, что его готовили на роль вождя финляндского комсомола. Но, возможно, Андропов появился в Карелии и по другой причине.
...Едва Патоличев сошел с трибуны, как к нему подбежал человек, в котором он узнал начальника тыла Красной Армии Андрея Хрулева.
— Скажи, не сын ли ты Семена Патоличева? — возбужденно спросил Хрулев. Получив утвердительный ответ, он еще более возбужденно закричал: — Пошли к Сталину.
Происходило это на заседании чрезвычайного пленума ЦК партии в марте 1940 года. На нем помимо прочего обсуждались и итоги финской кампании.
Озадаченный Патоличев не понимал, зачем тащит его к Сталину Хрулев. Заседание пришлось прервать. Наконец, Хрулев подвел его к Сталину, который сказал, что очень рад видеть сына своего, погибшего в 1920 году во время советско-польской войны, друга.
В то, что у Сталина могли быть друзья, поверить нелегко. Особенно после всего того, что мы знаем о его расправах с самыми близкими ему людьми. С еще меньшим доверием воспринимаются рассказы о том, что он мог хранить память о друзьях. Но по крайней мере в этом случае это оказалось правдой.
Патоличев быстро вошел в круг близких к Сталину людей. Это давало ему возможность стать независимым от Жданова. Теперь его карьера находилась в руках Сталина. К этому времени он уже твердо усвоил непреложное правило: хочешь укрепиться — тяни за собой, заполняй ключевые места своими, теми, кто предан лично тебе.
На том пленуме в Москве, где произошла встреча Сталина с Патоличевым, решено также было создать вместо автономной Карельской республики Карело-Финскую ССР.
Как пишет в своих мемуарах Патоличев, Сталин, узнав, что он когда-то был на комсомольской работе, предложил ему пост главы всесоюзного комсомола. Патоличев отказался, но Сталин продолжал и в дальнейшем советоваться с ним по комсомольским делам. Не исключено, что именно Патоличев предложил кандидатуру Андропова, которая и была одобрена Сталиным.
Хотя финская война уже закончилась, но итоги ее все еще напоминали о себе.
Однажды мартовским вечером на еженедельном обеде у себя на даче Сталин обрушился с обвинениями на Ворошилова. С побледневшим от гнева рябым лицом, он буквально разносил наркома обороны. Наконец, тот не выдержал, схватил со стола блюдо с уткой и, грохнув его об пол, закричал:
