Василий Седугин - Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник)
Парнишка быстро распродал свой товар, кивнул кому-то, кому не досталось: «Я мигом, щас принесу!» – и исчез в толпе. Не успели о нем позабыть, как вот они еще пироги с пылу, с жару. Теперь купили у ловкача и те, кто вовсе не собирался тратить драгоценные деньги на еду.
Также ловки и сбитенщики. Коли жара стоит да разопрел люд на солнышке, у них квас готов, откуда-то холодненький, забористый… А если студено на улице, так сбитень горячий паром исходит, сам сбитенщик словно котел с тем напитком, тоже весь парит на морозе. А по морозу да после дела лучше нет румяных пирогов со сбитнем! Вот и тянутся руки к кошелям или за пазуху, тратятся те денежки, что совсем на другое припасены…
А вокруг идет гомон, кто-то предлагает товар, кто-то приценивается, кто-то уже купил и теперь, может, и жалеет, что не обошел сначала весь ряд, потому как чуть подалее дешевле оказалось. Кто-то напротив, жалеет, что сразу не взял, – купили то, к чему он уже приценился да пошел повыгодней поглядеть. Одни бьют по рукам, сговорившись, другие переругиваются, не соглашаясь… Торг есть торг, но откровенно обманывать здесь не решаются. Один раз негодный товар продашь как хороший – ославят так, что всякий уважающий себя покупатель стороной обходить станет. На новгородском торге честью дорожат, доброе имя ценят, а потому обмана нет. Это хорошо знают и заморские гости, вот и не пустеет торг круглый год.
Но для горожанина это не только место, где можно купить или продать, это еще и место, где люди узнают новости. Человек ведь живет как? У него из окошек виден только свой двор, ни на улицу, ни на соседей не глазеют, на Руси не принято, места хватает, чтоб впритык избы не ставить. Живет каждая семья своей жизнью, все ведают только о своих родичах да ближних соседях. Но стоит чему случиться в городе, как все сразу оповещены. Откуда?
А все торг. Стоит первым лучам солнца из-за верхушек деревьев показаться, как он оживает, чтобы затихнуть уже в полной темноте вечером. Здесь и перемалываются все городские, и не только, новости, сюда человек несет что узнал, отсюда и домой приносит не один товар, но и вести, добрые ли, худые ли…
Это на площадь народ созывает вечевой колокол, а до колокола люд все вызнать на торге должен. Откуда свои купцы вернулись, что дальние гости привезли, что берут ныне у свеев, с кем воюют греки, почем рожь в Киеве… Купцы и те, кто с ними ходит, – главные разносчики дальних вестей, а новгородские новости бабы выболтают, у них языки не просто без костей, но и не привязаны. Посмотришь на такую – вроде и язык не больше, а даже меньше, чем у мужика, но во рту точно не помещается, норовит наружу все, что в голове накопилось, выплеснуть.
На торге зарождаются слухи, иногда нелепые. Сболтнет какая-нибудь дурында глупость, а остальные и ну трепать своими языками! Бывает, человеку от иной сплетни век не отмыться. Но в основном все же верное говорят люди, умеет народ отделить нужное от ненужного, понять то, что хотелось бы и спрятать, разглядеть в пустословии зерно правды.
Нежданно по торгу пронесся слух, что киевский князь Владимир взамен умершего Вышеслава присылает другого своего сына – Ярослава. Присылает и присылает, известие мало кого поразило, не сидеть же городу без князя, а правит Новгородом вече и вон боярин Коснятин. А под ним какой бы князь ни сидел, все одно сделает, как велят.
А Ярослав, еще сказывали, и хром к тому же! О новом новгородском князе смогли порассказать те, кто бывал в Ростове, и сами ростовчане, тоже нередко наведывавшиеся в вольный город. Все сходилось к одному – князь умен, скрытен и терпелив. Новгороду такой подходил, потому поговорили и забыли. Оставалось только ждать.
Не переживал и Коснятин Добрынич, он-то не сомневался, что подомнет под себя любого Владимировича, сколько бы тех ни присылали. Главное – сразу показать, чья власть в Новгороде, чтоб новый князь понял, что вольный город хотя и вольный, а стоит под ним, Коснятиным, сыном Добрыни. И это право его отец Добрыня заслужил еще при жизни князя Святослава, потому как словом Добрыни, брата Владимировой матери Малуши, новгородцы получили себе в князья Владимира, а потом тот же Добрыня спасал молодого Владимира, и крестил Новгород тоже он. Кому как не сыну Добрыни, Коснятину, теперь держать под собой Новгород?
Для вида пусть и князь будет, это даже удобно: ежели что не по нраву вольному городу, всегда можно на князя спихнуть, мол, он придумал, его и вина. А потом за князя перед городом заступиться, и снова всем хорош Коснятин, всем помог, всех примирил, все без него не могут. Коснятин и сам не раз устраивал стычки князя с горожанами, а после помогал замирению.
Потому не переживал боярин за появление нового князя. Худо, что с ним рядом хитрый Блуд, но и с тем сладить можно. Если не останется в Ростове, так в Новгороде найдется возможность от него избавиться. А услышав, что Ярослав пока один едет, Коснятин и вовсе обрадовался. Пока до Новгорода доберется Блуд, князь уже будет делать все, что скажет ему Коснятин!
* * *Ярослав хорошо сознавал, что ему предстоит, но был готов к встрече с вольным городом и его правителями.
По пути ему пришлось пережить немало трудных минут. Татей на дорогах развелось множество – почему бы проезжих не пограбить, если мимо едут? Вот и на поезд Ярослава тоже напали.
Для князя главным в обозе было защитить книги, что лежали в возах. Татям они ни к чему, все одно выбросят, а сам Ярослав уже не мыслил жизни без чтения и никак не мог понять тех, кто не желал осваивать грамоту. Часто спорил об этом с неграмотным Блудом.
Отбиться смогли, мало того, перебили всех нападавших, это были, скорее всего, жители соседних весей. Неприятный осадок остался. Ярослав дал себе слово, что в его землях путникам будет безопасно. Дать-то нетрудно, а вот как выполнить? Князь еще долго не сможет выполнить этого обещания самому себе, не только потому, что извести желающих поживиться чужим добром трудно, но и потому, что другие заботы поглотят все время, силы и думы.
* * *Ильмень проехали поздно вечером. Ночевать в снегу почти рядом с городскими стенами совсем не хотелось, потому подогнали уставших лошадей и разбудили стражу. Лошади, не хуже людей стремившиеся под крышу, в тепло и к корму, торопились как могли. А вот стража долго не могла поверить, что среди ночи прибыл из Киева князь. Ехавший первым дружинник Евсей подскочил к воротам Городища, забарабанил в них изо всех сил. Со всех сторон залаяли собаки, постепенно послышались и людские голоса. Княжий терем на высоком крутом берегу стоял темный, ни в одном оконце не видно света. Ярослав вздохнул – не ждали князя. Темная махина терема почему-то сразу не легла ему к душе. Первой мыслью было: «Поставлю себе другой. И на другом берегу!» Утром он увидел, что и терем не так велик, и другой берег не так хорош, но передумывать почему-то не стал, его двор действительно вырос на Торговой стороне.
Из-за ворот наконец послышался сонный голос:
– Кто такие?
– Князь Ярослав Владимирович приехал! Открывай!
Несколько мгновений за воротами было тихо, потом заскрипели засовы, и в открывшееся маленькое окошко сунулась чья-то всклоченная голова:
– Чего?!
Евсей заорал:
– Чего пялишься?! Открывай, князь на морозе ждет!
Стражник позвал кого-то в помощь, и они принялись возиться с засовами, выбивая клинья, которые не позволяли воротам распахнуться.
– Да чего вы там? – все сердился дружинник. – Возитесь, точно старый дед возле своей бабки!
– Сейчас-сейчас… – Дозорные, видно, испугались гнева прибывших, а от спешки получалось только медленней. Наконец половина ворот приоткрылась, в нее просунулось лицо стражника. Правильно делал новгородец, что стерегся, Евсей схватил его за нечесаные космы и живо вытащил наружу. Заорав благим матом, стражник пытался вырваться из огромных лап дружинника. Князю надоела эта возня, он окликнул Евсея:
– Отпусти, чтоб вторую половину открыл. Не то будем до утра тут стоять.
Новгородец уже увидел большой санный поезд, сопровождавший князя, понял, что это не простой купец, и заюлил:
– Проходите, гости дорогие…
– Гости! – фыркнул Ярослав. – Сначала полночи в собственный терем не пускают, а потом гостями зовут!
Стража наконец пустила князя с сопровождающими в Городище, засуетились разбуженные холопы, понабежали бояре, все завертелось вокруг Ярослава, мешая толком понять, рад он приезду или нет.
Поднятый с ложа среди ночи, быстро пришел Коснятин, стал распоряжаться так, словно князь приехал к нему в гости, а не править. Ярослава покоробило хозяйское обращение с ним родственника, привык уже в Ростове чувствовать себя князем. Здесь же по всему было видно, что старший брат Вышеслав сидел за Добрыней, а потом Коснятиным тихо-тихо, как сам Ярослав сидеть не собирался. Но у него хватило ума сразу не показывать своей воли, смолчал, только кивал в ответ на распоряжения и рассказы сына Добрыни. Надо сначала приглядеться к боярам, к епископу, к самой жизни вольного города. Хотя какой он вольный, если делает все, что из Киева ни прикажут?
