Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Зевс одобряет плавание
От Дельф было недалеко до синих вод Кризейской бухты, где Пелий и Ясон застали коринфский торговый корабль, стоящий на якоре; судно везло груз фокийской керамики и раскрашенных украшений царю Алкиною на Корфу, остров, расположенный против реки Тиамис в нескольких милях от нее. Пелий договорился с владельцем судна, что тот доставит Ясона к Тиамису и позаботится о том, чтобы доверительно сказать корабельщику:
— Это мой племянник, Ясон, сын Эсона, он собирается отплыть весной в Колхиду с дерзкой целью отнять Золотое Руно Зевса у злобного царя Ээта, который отказался вернуть Руно ахейским правителям Греции. Ясон хочет получить совет у оракула Зевса в Додоне и просить Бога одобрить его предприятие. Будет очень жаль если он вдруг упадет за борт прежде, чем достигнет берега Эпира; ибо, поскольку он пока еще не под защитой Зевса, вполне возможно, что он утонет, и Руно, стало быть, останется собственностью Ээта.
Пелий заплатил корабельщику вперед за проезд, сколько тот потребовал, а также дал ему дорогое золотое кольцо со словами:
— Позаботься о моем племяннике так, как если бы он уже плыл домой с Золотым Руном.
Коринфский судовладелец, как и подозревал Пелий, благоговел перед своим соотечественником царем Ээтом, защитником старой веры против новой, и хранил память о своем прежнем покровителе, великодушном царе Асопии Сизифе, которого Зевс и ахейцы привели к такому жестокому концу. Слова Пелия: «Будет очень жаль, ели он вдруг упадет за борт» — звенели у него в голове, а ценность кольца предполагала, что Пелий верит в способность Ясона раздобыть Руно и соответственно вознаграждает судовладельца. Поэтому коринфиец решил убить Ясона; именно на это Пелий и рассчитывал, хотя он был дьявольски осторожен, и не хотел казаться соучастником.
Воды залива были спокойны, а ветер попутным, но на третий день, когда коринфский корабль прошел мимо берегов Левкаса и попал в воды яростного Ионического моря, Ясон почувствовал себя дурно и лег под навес на носу, завернувшись в шерстяной плащ, то и дело приподнимаясь и нагибаясь через борт, когда его рвало. Тогда корабельщик, брат которого, кормчий, знал о его замыслах, схватил Ясона за ноги и бросил за борт. Никто, кроме кормчего, не видел и не слышал, что произошло, ибо гребцы вовсю налегали на весла, сидя к ним спиной, а слабый крик Ясона судовладелец заглушил радостной песней; между тем кормчий на другом конце судна начал бранить одного из гребцов за то, что тот выбился из ритма.
Тут пришел бы конец Ясону, который ослабел от частой рвоты и которого подхватило и понесло мощное течение, если бы не чудо. Дикое оливковое дерево, вырванное с корнем порывом бури или от наводнения на склоне горы и попавшее в море, как раз проплывало мимо. Ясон, который всю жизнь провел в горах и поэтому так и не научился плавать, ухватился за ветви и неимоверным усилием подтянулся, взобравшись на ствол. Он держался за дерево до самого вечера, когда на севере наконец увидел парус, а потом — в двух полетах стрелы от него афинское судно, подгоняемое ветром. Кормчий, заметив сигналы Ясона, повернул к нему, и моряки втащили его на борт. Когда они услышали, кто он и как очутился в воде, они были поражены, ибо не более, чем час назад они видели, как коринфский корабль разлетелся в щепы о скалы подветренного берега, и спасти никого не удалось, решив, что Ясон, вокруг которого шныряли крупные хищные рыбы, должен, безусловно, находиться под защитой богов, судовладелец согласился повернуть руль и доставить его к месту назначения. Имя этого афинского корабельщика — Тестер.
Ясон сердечно поблагодарил Тестера и, преклонив колени у мачты, вознес вслух молитву Богине Афине, покровительнице корабля. Он пообещал в благодарность за то, что она не позволила ему попасть в брюхо рыбы, воздвигнуть алтарь в Иолке и сжечь на нем откормленную телку, ибо ему было ясно, что его спасение — от начала и до конца — подстроено Афиной; ведь оливковое дерево — ее символ.
Несколько дней спустя Ясон прибыл в Додону в сопровождении Аргуса, старшего сына Тестера. Ясон был поражен: он столько слышал восторженных слов в адрес Додоны от ахейцев, отцы которых несколько лет провели здесь, а на поверку это оказалась убогая деревушка у озера, на котором плавали шумные водяные птицы, даже Палаты Совета примостились в большой полуразрушенной хижине с дерновой крышей и утрамбованным земляным полом. Однако он получил указания Хирона, советы которого теперь научился ценить, выражать восхищение во время своих странствий даже по поводу самых жалких зданий, одежды, оружия, скота и тому подобного, на какие ему указывали с гордостью их владельцы, и в то же время порицать все, что он оставил дома, за исключением простоты и честности своих сограждан. С помощью этого нехитрого приема он снискал расположение додонцев, и хотя жрецы в святилище были разочарованы, что дары, которые он намеревался преподнести Богу, — большой медный котел и жертвенный серп с рукояткой из слоновой кости — пропали при крушении коринфского корабля, они удовлетворились его обещанием выслать другие дары столь же ценные, как только он вернется в Иолк. В знак благочестия он срезал два своих длинных светлых локона и положил их перед алтарем: жрецы, пока обещание не будет выполнено, будут иметь безраздельную власть над ним.
Главный Жрец, родственник царя Пелия, с радостью услышал о решении Ясона вырвать Руно из рук чужеземцев. Он поведал юноше, что царь Ээт от долгого общения с начесанными дикарями-колхами и после женитьбы на таврической царевне-дикарке из Крыма вконец одичал и терпит в своей собственной семье обычаи, на которые и намекнуть стыдно в таком священном месте, как Додона.
— Разве не ужасно, — спросил он, — как подумаешь, что Руно Зевса, одна из священнейших греческих реликвий, та самая, от которой зависит плодородие всей Фтиотиды, повешена грязными руками этого негодяя не где-нибудь, а в святилище Прометея, вора, укравшего огонь, открытого врага Зевса, которого колхи теперь отождествляют со своим исконным Богом Войны? Позволь рассказать тебе об Ээте еще кое-что. Он — критянин по происхождению и претендует на то, что в нем течет царская кровь тех самых отличающихся противоестественными склонностями жриц Пасифаи, которые хвастались, что они неутолимы, то есть — похотливы, и люди верили, что они спаривались со священными быками. К тому же Ээт занимался колдовством, когда жил в Коринфе, а посвящен в это искусство он своей светловолосой сестрой Киркой. Почему они вдруг расстались и Кирка отплыла к отдаленному острову у берегов Истрии, а Ээт к восточному берегу Черного моря — загадка; но предполагают, что их разлуки потребовала Триединая Богиня в наказание за кровосмешение или какое-то иное преступление, которое они совершили вместе.
— Священный, — сказал Ясон, — твой рассказ вызывает у меня в душе праведный гнев. Посовещайся для меня с твоим Богом, если желаешь, и позволь мне убедиться в его благосклонности.
Жрец отвечал:
— Очистись крушиной, омойся в водах озера, воздержись от пищи, сними с себя все шерстяное и жди меня в дубовой роще завтра на рассвете.
Ясон сделал все, как ему было велено. Одетый только в облегающую кожаную рубаху и грубые сандалии, он явился в назначенное время и встал под сенью дубовой рощи. Священник был уже там в церемониальном платье из шерсти барана, с парой позолоченных завитых рогов, привязанных ко лбу, и с желтой ветвью в руке. Он взял Ясона за руку и сказал ему, чтобы тот ничего не боялся. Затем начал негромко насвистывать две-три ноты какой-то мелодии и помахивать ветвью, пока не повеял ветерок и не зашелестел листвой дуба, взметнув листья, рассеянные на земле и все кружа, кружа их, словно в ритуальном танце в честь Божества.
Продолжая помахивать ветвью, жрец насвистывал все громче и громче. Вскоре ветер завыл среди ветвей, и Ясону почудилось, будто он слышит, что листья поют хором: «Плыви, плыви, плыви с благословением Отца Зевса!» Когда жрец прекратил напевать, настало внезапное затишье, за которым последовал еще один яростный порыв ветра и отдаленный раскат грома. Затем над головами у них прозвучал треск, и вниз рухнула, кувыркаясь, густолистая ветвь, толщиной, примерно, с ногу человека, и легла к ногам Ясона.
Редко ниспосылался столь благоприятный знак какому-либо посетителю в этой роще, уверил Ясона Главный Жрец. Почистив ветвь серпом, чтобы удалить все литья и веточки, жрец любезно вложил ее в руку Ясону.
— Это, — сказал он, — кусок священного дерева, его надо встроить в нос корабля, на котором ты поплывешь в Колхиду.
Ясон спросил:
— Будет ли Бог настолько милостив, чтобы дать мне корабль?
Главный Жрец ответил:
— Нет, Богиня Афина уже потрудилась, чтобы спасти тебя в море, пусть она позаботится и о строительстве корабля. У Отца Зевса полно других забот. Прошу тебя, скажи ей об этом.
