Ло Гуань-чжун - Троецарствие (том 1)
Дун Чжо стал правой рукой императора. Преклоняя перед ним колена, он не называл своего имени, как этого требовали церемонии; отправляясь ко двору, он не спешил; в зал приемов входил с мечом. Ничего подобного не видывали прежде. Ли Жу советовал Дун Чжо привлечь на свою сторону ученых, чтобы снискать уважение людей, и особенно расхвалил талант и мудрость Цай Юна. Дун Чжо велел вызвать его, но Цай Юн не явился. Разгневанный Дун Чжо послал людей предупредить его, что если он не придет к нему, то род его будет уничтожен. Цай Юн испугался и выполнил приказание. Дун Чжо обращался с ним очень милостиво и за один месяц трижды повышал его в чине.
А в это время малолетний император с императрицей Хэ и второй женой покойного императора урожденной Тан томился во дворце Вечного покоя. Запасы съестного с каждым днем истощались. Слезы не высыхали на глазах малолетнего императора. Однажды увидел он пару влетевших во дворец ласточек и сочинил такие стихи:
Над нежною травкой прозрачный дымок
И ласточек быстрых мельканье.
В долине Лошуя, на зависть другим,
Снуют между грядок крестьяне.
В дали бирюзовой белеет стена –
То старый дворец мой в тумане…
Но кто же из верных и добрых людей
Придет облегчить мне страданье?..
Человек, постоянно шпионивший за ним по приказу Дун Чжо, сейчас же передал эти стихи своему покровителю.
– Так он от обиды сочиняет стихи! – воскликнул Дун Чжо. – Вот предлог убить его!
Он приказал Ли Жу взять десять стражников, войти во дворец и убить мальчика. Низложенный император и обе вдовы находились в верхних покоях, когда служанка сообщила, что пришел посланец от Дун Чжо. Ли Жу поднес императору чашу с вином, и тот спросил удивленно, что это значит.
– Наступил праздник весны, – сказал ему Ли Жу, – сян-го Дун Чжо посылает вам чашу вина долголетия.
– Если это в самом деле вино долголетия, – возразила императрица, – то выпейте сначала сами.
– Так вы отказываетесь пить? – рассердился Ли Жу.
Он подозвал слугу с кинжалом и веревкой и крикнул императору:
– Не хотите пить вино – берите эти вещи.
Госпожа Тан упала на колени:
– Разрешите мне выпить это вино. Умоляю вас сохранить жизнь матери и сыну!
– Кто ты такая, чтобы отдать свою жизнь за жизнь вана? – закричал на нее Ли Жу и затем, поднеся чашу императрице Хэ, сказал:
– Ты можешь пить первой.
Тогда императрица стала проклинать Хэ Цзиня за то, что он навлек все нынешние бедствия, призвав злодеев в столицу. Ли Жу торопил императора осушить чашу.
– Позвольте мне попрощаться с матушкой, – просил император, и, глубоко опечаленный, он сложил песню:
Пусть небо сойдется с землею и солнце во тьму погрузится.
Страну свою брошу навеки, в последний отправившись путь.
Меня унижают холопы, но жить мне осталось недолго,
Великая сила уходит, слезами ее не вернуть!
Госпожа Тан также сложила песню:
Пускай же расколется небо, земля превратится в пустыню
За то, что наложницей бедной твой путь не могу разделить.
Кто раньше из жизни уходит, с живыми навек расстается.
И скорбь, что мне сердце терзает, хочу я слезами излить!
Окончив пение, они обнялись и заплакали:
– Сян-го ждет меня с донесением, – вскричал Ли Жу, – а вы медлите! Уж не надеетесь ли вы на чью-либо помощь?
– Разбойник Дун Чжо принуждает нас умереть! Да покарает его небо! – гневалась императрица Хэ. – Ты помогаешь злодею – так пусть же погибнет твой род!
Ли Жу в бешенстве схватил императрицу и сбросил ее с башни. Затем он приказал задушить госпожу Тан и силой влил в рот малолетнего императора отравленное вино. Возвратившись, он доложил об этом Дун Чжо, и тот велел похоронить убитых за городом.
С тех пор Дун Чжо каждую ночь стал ходить во дворец, бесчестил придворных женщин и даже спал на императорском ложе.
Однажды Дун Чжо повел свое войско в Янчэн. Это было во втором лунном месяце, когда поселяне устраивали благодарственные жертвоприношения, на которые собирались все мужчины и женщины. Дун Чжо приказал окружить ни в чем не повинных людей, перебить всех мужчин и захватить женщин и имущество. Нагрузив разным добром повозки и привязав к ним более тысячи отрубленных голов, они возвратились в столицу, распространяя слух, что одержали великую победу и уничтожили шайку разбойников. Головы убитых были сожжены у городских ворот, а женщины и имущество разделены между «победителями».
Один из сановников, У Фоу, возмущенный злодеяниями Дун Чжо, замыслил убить его и стал под придворным платьем носить легкий панцырь и кинжал. Выследив однажды Дун Чжо, У Фоу выхватил кинжал и бросился на него. Но Дун Чжо, обладая большой силой, сумел удержать У Фоу, пока не подоспел Люй Бу и не связал его.
– Кто научил тебя бунтовать? – допытывался Дун Чжо.
– Ты мне не государь, а я не твой подданный! – вскричал У Фоу. – Разве я бунтовщик? Твои злодеяния переполнили чашу терпения неба, и каждый честный человек горит желанием убить тебя. Я горюю, что не могу разорвать тебя, этим я заслужил бы благодарность Поднебесной!
Дун Чжо приказал увести У Фоу и изрубить в куски. Но тот до самой смерти не переставал осыпать Дун Чжо проклятиями. Потомки сложили стихи, восхваляющие его:
Средь верных друзей династии Хань У Фоу считали вернейшим:
Во время приема злодея убить пытался он скрытым оружьем.
И храбрость его дошла до небес, а слава живет и поныне.
Во веки веков его будут звать великим и доблестным мужем.
С тех пор Дун Чжо стал всюду ходить в сопровождении телохранителей.
Юань Шао находился в это время в Бохае. Когда до него дошла весть, что Дун Чжо захватил власть, он послал гонца с секретным письмом к Ван Юню. Письмо гласило:
«Разбойник Дун Чжо, оскорбив небо, сверг нашего правителя, о чем верные люди не в силах молчать. Вы же миритесь с его распущенностью, будто ничего не знаете о ней! Разве так служат государству преданные слуги? Я собираю войско, чтобы избавить правящий дом от недостойных лиц, однако опасаюсь поступить опрометчиво. Если вы поддержите меня, я сочту своим долгом при случае вместе с вами обдумать, какие надлежит принять меры. Если вы найдете нужным послать меня куда-либо, я исполню ваше повеление».
Ван Юнь, прочитав письмо, долго не мог принять никакого решения. Но как-то в сутолоке дворцовой приемной он встретился с близко знакомыми сановниками и обратился к ним:
– Сегодня я праздную день рождения и прошу вас вечером оказать мне честь своим посещением,
– Непременно придем пожелать вам долгой жизни, – отозвались сановники.
Вечером Ван Юнь приготовил пир во внутренних покоях своего дома. Собрались все приглашенные. Когда вино обошло несколько кругов, Ван Юнь вдруг закрыл лицо руками и заплакал. Все встревожились и стали расспрашивать его:
– В чем причина вашей печали? Ведь сегодня день вашего рождения.
– Нет, сегодня не день моего рождения, – отвечал Ван Юнь. – Я просто хотел увидеться с вами и поговорить откровенно, но боялся вызвать подозрения Дун Чжо и придумал этот повод. Дун Чжо, обойдя императора, присвоил власть и поставил под угрозу существование династии! Мне вспомнилось, как император Гао-цзу, разбив царство Цинь и уничтожив царство Чу, завоевал Поднебесную и основал династию Хань. Так неужели теперь все должно погибнуть от руки Дун Чжо! Вот в чем причина моих слез.
Тут все зарыдали. Но один из гостей поднялся и, громко рассмеявшись, сказал:
– Даже если все сановники примутся плакать с вечера до утра и с утра до вечера, вряд ли смогут они своими слезами убить Дун Чжо!
Ван Юнь, окинув взглядом говорившего, – это был Цао Цао, – гневно воскликнул:
– Твой род пользовался милостями Ханьского дома! Ты же не только не думаешь, как послужить государству, но еще и смеешься над нами!
– Я смеюсь вовсе не потому, – возразил Цао Цао. – Мне смешно, что вы проливаете слезы и не думаете над тем, как убить Дун Чжо. Я хоть и не обладаю талантами, но сумею отрубить голову этому разбойнику и выставить ее у ворот столицы, чтобы заслужить благодарность Поднебесной!
– Какие же у вас планы, Цао Цао? – спросил Ван Юнь, подходя к нему.
– Вот что, – начал Цао Цао. – В ближайшие дни я отправлюсь к Дун Чжо и скажу, что хочу служить ему. Если он поверит, то со временем мне удастся попасть в число его приближенных. Я слышал, что у вас, сы-ту, есть драгоценный меч «семи звезд». Я хотел бы получить его, чтобы, пробравшись во дворец, убить им злодея. Случись так, что пришлось бы мне самому умереть, я не пожалел бы об этом!
– Если ваше намерение искренне, какое это будет счастье для Поднебесной! – вскричал Ван Юнь.
И, своими руками наполнив чашу вином, он поднес ее Цао Цао. Тот выпил и произнес клятву, после чего Ван Юнь вручил ему меч «семи звезд». Цао Цао спрятал его, поклонился сановникам и удалился. Все остальные вскоре тоже разошлись.
