Николай Гейнце - Тайна высокого дома
Заседатель снова отпер портфель и подробно записал показания Безымянных.
— А не видали ли вы вчера Егора Никифорова, охотника? — спросил заседатель.
— Как же, он под вечер у меня был, мы с ним опрокинули по лампадочке.
— Он был с ружьем?
— Нет, без ружья! Да вот еще, совсем было запамятовал, баба у меня, кухарка Алена Матвеева, сейчас мне сбрехнула, что будто видела Егора Никифорова ночью на нашем прииске и что он шел от избы, где жил постоялец. Может, брешет, а я за что купил, за то и продаю.
Лицо заседателя вдруг стало серьезным, он записал и это показание, а затем, подозвав старосту, что-то шепнул ему на ухо.
XV
АРЕСТ
Староста, выйдя из «анатомии», захватил с собой сотского и двух понятых, и направился с ними на край поселка, где стояла изба Егора Никифорова. Последнего он должен был арестовать по приказанию земского заседателя и привести в людскую высокого дома.
Павел Сергеевич отдал этот приказ старосте шепотом, так как предвидел сильный протест со стороны доктора Вандаловского, знавшего с хорошей стороны «мужа Арины», и конечно, сейчас бы замолвившего слово в его защиту. Заседатель не хотел вступать в споры с добродушным, но настойчивым стариком, а, между тем, показания свидетелей, особенно же Харитона Безымянных, и другие обстоятельства дела, бросали сильную тень подозрения на Егора Никифорова.
Хмелевский уже создал в своем уме целую картину совершенного преступления и бесповоротно решил, что убийца никто иной как «охотник», «муж Арины», как называли свидетели Егора Никифорова.
Егор Никифоров только что проснулся и узнав от жены, что в «анатомию» приехал барин «с дохтуром» потрошить покойника, хотел идти туда, как дверь отворилась и на пороге избы появился староста, сотский и понятые.
Егору Никифорову не приходила в голову мысль, что они пришли его арестовать, он подумал лишь, что они будут его расспрашивать о случившемся, так как его могли видеть проходившим вчера по этой дороге, и решил в уме ничего не говорить из того, что знает по этому делу.
«Это может навлечь беду на барышню!» — вспомнил он слова умирающего незнакомца.
— Егор Никифоров, — обратился к нему староста, — сбирайся в далекий путь. Заседатель велел тебя арестовать.
— Меня… арестовать… За что же? — побледнел он как полотно и невольно попятился от вошедших в избу.
— За хорошие дела рук назад не вяжут! — заметил один из понятых.
Арина, между тем, вскрикнула и бросилась между старостой и мужем.
— Арестовать… его… За что? — воскликнула она, а затем вдруг как бы окаменела и лишь через несколько минут почти произнесла:
— Убийца… убийца… сегодня ночью… ты, ты убил его…
Она смотрела на своего мужа безумными глазами.
— Видишь, жена тебе говорит в глаза, за что тебя велели арестовать… — заметил сотский.
— Она ополоумела… Чего вы ее слушаете!.. Но не правда ли, это злая шутка, что меня подозревают… что меня велели вам арестовать…
— Чем тут шутить, любезный? Начальство шуток не шутит… Сбирайся, возьми, что надо на первый обиход, а там, что понадобится, жена принесет — допустят.
— Но ведь я не виноват ни в чем! — воскликнул Егор Никифоров.
— Тем лучше для тебя!.. — заметил староста.
— А, вот и ружье… — продолжал он, идя в угол первой комнаты, и взял поставленное хозяином утром туда ружье.
Это была охотничья двехстволка.
Староста стал внимательно рассматривать его вместе с сотским.
— Один ствол разряжен! — заметил он.
— Что? — дико вскрикнул Егор Никифоров. — Ствол разряжен?
— Тебе это знать лучше, нежели нам… — в один голос ответили староста и сотский.
Бледный, с дрожащими руками, он подошел сам посмотреть ружье и действительно убедился, что правый ствол его разряжен. Судороги передернули его лицо, как бы от невыносимой внутренней боли, кровь прилила к сердцу, в глазах потемнело, и он почувствовал, что почва ускользает из под его ног.
Арина продолжала обводить присутствующих безумным взглядом, и наконец, словно остановила его на муже.
— Оправдывайся же Егор, оправдывайся, несчастный! — сказала она не своим голосом.
— К чему? Ведь я знаю, что я не виноват. Совесть моя спокойна. Повторяю, я не виновен.
— Я не виновен! Я не виновен! — поредразнила мужа Арина. — И больше ты ничего не можешь сказать? Скажи, по крайней мере, им, что ты в эту ночь делал… Ты должен это сказать, а то иначе почему же в самом деле твое ружье оказалось разряжено.
— Этого я не знаю… — смущенно пробормотал он.
— Ты этого не знаешь! — крикнула Арина. — Значит, это ты, а никто другой убил этого несчастного…
Егор Никифоров вздрогнул всем телом.
— Арина, Арина, опомнись, в чем ты обвиняешь меня, возьми назад скорее свои слова… Скажи, что ты веришь мне, что я неповинен в смерти этого несчастного.
Пришедшая несколько в себя женщина с грустью в голосе отвечала после некоторого раздумья:
— Этого я не знаю!
Егор Никифоров отшатнулся от нее, но не сказал ни слова. Наступило мгновенное тягостное молчание.
— Сбирайся же, пойдем, а то «барин» дожидается, — прервал его староста.
— Прощай, Арина! — шатаясь, подошел к жене Егор Никифоров.
Она снова окинула его тем же безумным взглядом, и когда он затем хотел обнять ее, она вдруг отскочила от него с криком.
— Там, там, на твоем рукаве, кровь…
С этими словами несчастная женщина, как подкошенная, без чувств упала на пол.
Егор бросился к жене, поднял ее и положил на постель, поклонился и поцеловал ее в лоб долгим поцелуем. Слезы брызнули из его глаз, и несколько минут он горько плакал.
Затем он обернулся к стоявшим в избе и твердым голосом сказал:
— Берите меня… идем…
Староста, по сибирскому обычаю, взял обе руки Егора Никифорова и, связав их назади веревкой, один конец отдал сотскому, а другой взял сам. Понятые отворили двери избы и выпустили связанного арестанта, затем плотно затворили дверь и пошли вслед за преступником и властями.
Тем временем Вацлав Лаврентьевич уехал в город, а земский заседатель вместе с Харитоном Безымянных отправился к нему на половинку. По произведенному обыску в избе, висячий замок на двери которой оказался запертым, не нашли ничего, что бы могло указать следствию, кто был убитый и зачем прибыл на половинку.
Вызванная кухарка Безымянных Алена подтвердила ссылку на нее Харитона Спиридоновича и показала, что часу во втором ночи действительно видела Егора Никифорова, шедшего, видимо, крадучись, от избы, где квартировал городской постоялец.
— Ты, наверное, знаешь, что это был он? — спросил еще раз Павел Сергеевич.
— Да как же не наверное! Слава Тебе, Господи, не первый год живу здесь и не впервой вижу «мужа Арины».
Земский заседатель составил акт обыска в избе и записал в протокол показания как самого Безымянных, так и его кухарки.
Когда Павел Сергеевич вернулся из половинки в высокий дом, он нашел уже связанного Егора Никифорова у двери людской.
Заседатель приказал развязать ему руки и ввести в комнату. Староста представил ружье и объяснил, что один ствол найден разряженным. Заседатель тотчас же составил протокол осмотра ружья, разрядил второй ствол, и вынутый пыж оказался оторванным от того же газетного листа, от которого оторван был пыж, найденный на месте убийства. Вынутая же из ружья пуля была одинакового калибра с той, которою был убит неизвестный молодой человек.
Заседатель обе пули и оба куска газетной бумаги положил перед собой на стол.
— Обыщите арестанта! — приказал он старосте и сотскому.
Приказание было исполнено, и по обыску в одном из карманов Егора найдена была трубка и табак, завернутый в такую же газетную бумагу, из которой сделанны были и пыжи.
Павел Сергеевич и этот сверточек приобщил к вещественным доказательствам.
Мерка сапога Егора Никифорова пришлась как раз к мерке найденных на берегу Енисея следов.
Когда арестанта после обыска снова одели, то земский заседатель снова начал снимать с него подробный допрос. После обычных расспросов об имени, отчестве, летах, местожительстве и роде занятий, заседатель предложил обвиняемому рассказать, где он провел ночь, в которую было совершено убийство неизвестного молодого человека.
Егор Никифоров рассказал, что он сперва был у мельника, затем у Безымянных, пил в обоих местах водку и, захмелев, заснул на дороге.
— Ты был с ружьем? — спросил его Павел Сергеевич.
— Точно так, с ружьем…
— А, между тем, одни свидетели видели тебя с ружьем только утром и в полдень, вечером же тебя видели другие, но уже без ружья. Правда ли это?
Егор, видимо, растерялся и молчал.
— Ты молчишь… Так я скажу за тебя, что к вечеру вчерашнего дня у тебя ружья не было… Куда ты дел его?
