Аркадий Крупняков - АМАЗОНКИ
— Мы едем в паннорий. И чтоб никто не знал об этом.
Охранницы паннория узнали ее и беспрепятственно провели к хозяйке. Лаэрта не удивилась, она знала, что царица не утерпит и приедет сюда. Правда, она не ждала ее ночью.
— Она здесь? —спросила царица после взаимных приветствий.
— У меня в доме. Так велела Священная.
— Я хочу взглянуть на нее.
— Священная строго наказала пока не показывать ее никому, но тебе... Я думаю, Великая не выдаст меня...
Девочка лежала на боевом щите, подвешенном к перекладине. Лаэрта поднесла светильник. Яркий свет разбудил девочку, она открыла глаза, но не заплакала, а улыбнулась. Протянула к царице ручки, зачмокала губами. Годейру поразила белизна ее кожи. Обычно дети у амазонок рождались светло–коричневыми, чаще всего они были черноглазы. Эта же будто светилась изнутри. Крупные глазенки смотрели на женщин приветливо, словно синь небес опрокинулась в них. Годейра взяла ребенка на руки.
— Дай рожок, — сказала она Лаэрте, и та поднесла ей козий рог, наполненный молоком. Девочка привычно схватила губенками узкий конец рожка и начала вытягивать из него молоко.
— Говорят, что она богоданная. Будто сама Священная сказала это?
— Мне она ничего не говорила. Велела держать у себя, кормить и все.
— Как ты думаешь сама?
— Ни одна смертная женщина Фермоскиры не осмелится нарушить завет. Девочка и в самом деле будто бы упала с неба. Ты и сама понимаешь, Великая, никому в нашем? городе не удалось бы скрыть беременность. Я не знаю, что и подумать. Говорят, завтра соберется Совет Шести, и затем Священная выйдет на агору. Весь город ждет.
В полдень собрался Священный Совет. Он считался хранителем заветов великой Ипполиты, в его руках была жизнь и смерть каждой амазонки. Годейру удивило одно: на Совет позвали и Лоту. Четверо пришли вовремя, не было только Атоссы и Гелоны. Все знали о причине сбора и вполголоса обсуждали событие, о котором так много судачат в городе. Наконец появилась Священная. Атосса шла тихо, ее поддерживала под руку Гелона. На верховной жрице коричневый священный пеплос с оранжевыми каймами, белый венец в золотистых оборках. Лицо Атоссы бледно, она опирается на посох. Усевшись на свое место, Атосса долго молчала. Совет ждал.
— Прежде чем говорить о главном, — Атосса искоса глянула на Лоту, — я хотела бы передать Совету просьбу царицы. Она снова требует отдать копье полемархи Лоте. Я думаю, что теперь можно это сделать. Воля богов на ее стороне, Лота заслуживает этого высокого звания. Может быть, кто?нибудь из вас, думает по–иному?
— Царица права, — сказала Лаэрта. — Ей одной управлять басилейей и наездницами трудно. Сколько лет она была и паномархой и полемархой.
— Достойнее Лоты не найти, — буркнула Антогора.
— Да будет так. Отныне ты полемарха, Лота, и твой голос равен нашим. — Атосса закрыла глаза. Все понимали, что ей после болезни говорить трудно, и ждали.
— Молчат боги... — тихо произнесла Священная. — Молчит воительница, молчат оракулы. Я и Гелона всю ночь стояли у святых алтарей и не получили никаких знаков свыше. Мы долго думали: кем рождена девочка? Смертная могла зачать ее только осенью. Но в это время во всей Фермоокире не было ни одного мужчины. Мало того, в ту пору ни одна амазонка не покидала нашего царства. Мы не ходили в походы. Да если бы и ходили — ни одна дочь Фермоскиры не прикоснется к презренному мужскому телу, не омытому в Фермодонте и во внеурочное время. Таких грешниц у нас не было и, я надеюсь, не будет. Может быть, поэтому молчат боги. Они верят, что мы сами поймем, что девочка — их дар. Может быть, после боги скажут, чему он предназначен. Теперь говорите вы.
— Мы — Священный Совет, — сказала Годейра. — Нам нельзя ошибаться. И пока мы не узнаем... Боги не посылают на землю своих детей без причины...
— Отчего же? Разве царственная супруга Зевса не сбросила своего сына с Олимпа на остров Лемнос? И разве знала причину богиня Амфитрита, воспитавшая Гефеста? И разве не он принял нашу прародительницу как свою родную дочь? Было бы большим кощунством отрицать это.
— Если боги решили дать нам дитя, они бы сказали об этом, — заметила Лота. — Но боги молчат, ты сама говорила.
— Боги все видят, все знают, дорогая Лота. Мы много грешим, и они, я думаю, хотят испытать нас. И если мы не поймем, не поверим в божественное происхождение ребенка — мы лишний раз докажем свою греховность. И нас ждет тогда кара.
— А что если девочку родила смертная? —упорствовала Лота. — И не просто женщина, а великая грешница. Потому что зачала она свое отродье в неурочное время. Что тогда? И не будет ли на нас греха еще больше?
— Ты посмотри на нее! —воскликнула Антогора. — Если бы она была греховной... Ее нельзя не полюбить. Я сама с радостью удочерила бы ее.
— Ну и удочеряй. Зачем впутывать в это дело богов?
— Ты молчи, Лота. Видно, у тебя у самой много грехов на душе, если ты восстаешь против святого рождения. Ты и твоя мать...
— Не надо браниться, Антогора, — перебила ее Гелона. — Только два помысла между нами: или ребенок рожден смертной, или это дар богов. Третьего не дано. Мы не можем доказать первое — значит, должны признать второе. Если она рождена в грехе, мы должны убить ее. Кто решится на это, хотела бы я знать? Ты, Лота?
— Нет, я не говорю этого.
— Тогда нужно оставить ее в живых, передать Лаэрте, пусть она воспитает ее достойной воительницей, пусть не будет ей никаких послаблений. И да свершится воля богов!
— Да свершится, — сказала Лаэрта. — Пусть она будет дочерью храма.
— Как мы назовем новорожденную? — спросила Атосса.
— Агнесса[7] будет ей имя, — сказала Гелона, и никто не возразил ей.
— Да будет так, — заключила Атосса. — Совет окончен.
Через час вся Фермоскира узнала: Агнессу удочерил святой храм. Никто не сомневался, что она — дар богов. И всем хотелось верить, что она — дочь богини Ипполиты.
Лота, выходя из храма, шепнула царице:
— Попомни мое слово: она принесет нам обеим много бед.
— Мудрость Священной безгранична, — сказала Гелона, когда они остались вдвоем с Атоссой. — Ты сегодня обезоружила царицу.
— Нельзя натягивать тетиву до бесконечности, она может порваться, — Атосса улыбнулась. — Царица могла бы сейчас испортить все дело.
— Только вот... теперь, когда Лота стала полемархой, нам будет очень трудно...
— Поживем — увидим. Ты нашла то, что я просила?
— Она здесь.
— Веди.
Спустя несколько минут Гелона ввела в зал женщину. Это была старая и измученная рабыня.
— Как тебя зовут, женщина?
— Рутула.
— Где ты родилась?
— Далеко. В селении Тай. Это... там... — старуха махнула рукой.
— Знаю. Ты хочешь поехать домой?
— Я больна... Мне не добраться до родных мест.
— Мы подлечим тебя, увезем в селение Тай.
— Что я должна сделать?
— Туда поедут наши наездницы. Ты поможешь им поговорить с таянцами. Нужно найти одного человека.
— Воля ваша. Мне бы хотелось умереть на родной земле.
— Ты еще поживешь там. Если будешь честной и верной. А пока отдыхай, набирайся сил. Иди.
— Стало быть, предстоит поход? — спросила Гелона, когда Рутулу увели.
— Да. И если он будет удачным, мы свалим и Лоту, и царицу.
УДОЧЕРЕНИЕ
На дворе стоит южная осень. Пора дождей еще не настала, море дышит теплом, запасенным с лета, по двору паннория ветер кружит охапки багряных листьев.
В окно спаленки глядит молодая луна. Колыбель Агнессы висит около окна, створки чуть приоткрыты, и ветер слегка раскачивает щит.
Кадмея и Мелета прошли мимо дремавшей няни на цыпочках, приблизились к колыбели богорожденной и встали перед ней на колени.
— Проси за меня и за себя, — шепнула Мелета.
— Тебя мы молим, великая дочь великой богини, — Кадмея говорила тихо, сложив руки для молитвы. — Мы знаем, что во сне ты уносишься к своей матери Ипполите и проводишь с нею все ночи. Мы знаем также, что придет пора и царственная наездница подарит нам матерей. Попроси ее, чтобы нам она дала наилучших...
— Что тебе стоит, попроси, — шепнула Мелета.
— Разве не мы чаще других качаем твой щит и приносим в твою колыбель цветы?..
Лаэрта появилась около девочек неожиданно.
— Что вы здесь делаете, Мелета и Кадмея?
Девочки вскочили, прижались друг к другу.
— Вы молились? Что же молчите? Говорите...
— Мы пришли... Нам показалось, что Агнесса выпала...
— Молчите! Вы сейчас начнете лгать, а это большой грех. Я знаю, зачем вы здесь. Вы молились.
Девочки смущенно молчали.
— Этого не нужно делать. Молитвы возносятся только богине...
— Но она дочь Ипполиты...
— Кто вам сказал? Этого не знает никто. Запомните, девочки, пока боги не дадут нам знать — Агнесса такая же как все. А вам и совсем не к лицу поклоняться ребенку. Вы дочери великих матерей. Завтра праздник удочерения, и вам пора знать: ты, Кадмея, дочь Великой, а ты, Мелета, дочь полемархи Лоты.
