Наталья Павлищева - Дом Счастья. Дети Роксоланы и Сулеймана Великолепного
Но если Селим и Михримах похожи, как две половинки яблока, то Селим и Баязид словно рождены разными матерями. Внешне оба похожи на родителей, только Селим на Роксолану – рыжеватый и зеленоглазый, а Баязид на Сулеймана. Нравом же непонятно в кого. Оба беспокойные, но по-разному. Селим жизнелюбивый лентяй, рано усвоивший, что за короткую жизнь надо получить как можно больше удовольствия. Ему легко давалось бы учение, если бы учился. Но усидчивостью шехзаде не отличался никогда.
Ради того, чтобы не позволить Мустафе, вернее, его матери Махидевран, уж слишком явно возвыситься над ней самой, Роксолана делала все, чтобы хоть как-то уравнять сыновей. Понимала, что это просто невозможно из-за положения и возраста, но попыток не оставляла. Относительно Мехмеда это удалось, мальчик оказался схватчивым и упорным в учебе, причем неважно, чему учился. За ним тянулась и сестра.
А вот подтянуть Селима и Баязида не удавалось категорически.
Обучать их начали рано, возможно, слишком рано для правильного восприятия знаний, это тоже сказалось.
Сыновья росли, и у матери появилась новая забота – им следовало подобрать достойный гарем, это для Сулеймана она не желала гарема. А для сыновей намерена собрать, пусть не такой большой, но стоящий.
Роксолана сама требовала от Сулеймана, чтобы закрыли невольничьи рынки, вернее, не требовала, а постоянно говорила об этом, о том, как же унизительно видеть торговлю людьми, такого давным-давно нет в Европе!
Слова о Европе были для Сулеймана очень весомыми, потому что он равнялся на Европу пусть не во всем, но во многом. Закрыли только рынки в Стамбуле. Но от этого торговля живым товаром не прекратилась, пираты самых разных мастей по-прежнему привозили дорогой товар и продавали закрыто.
Роксолане невольно пришлось воспользоваться услугами таких торговцев.
Сулейман смеялся:
– Чего ты добилась? Переплачиваешь торговцам только чтобы посмотреть на рабыню, вместо того, чтобы увидеть ее бесплатно.
Но султанше проще – купцы и чиновники снова дарили, хотя и редко, красивых девушек уже для гаремов шехзаде.
Одну такую привезли корсары Барбароссы.
Роксолана слушала Марию, рассказывавшую о юной красавице-итальянке, привезенной Бар бароссой. У хитрого адмирала хватило ума предложить красавицу не султану, а султанше.
– Почему ты так печешься о ней?
– Она из рода Баффо, в котором очень красивые и умные женщины. И девочка очень красива. Пригодится.
– Для Повелителя?
– Нет, госпожа, у вас сыновья…
– Хорошо, приведи, я посмотрю.
Девочка была выше самой Роксоланы ростом, тонкая и стройная, как стебелек, но что-то в очертаниях ее не до конца оформившейся фигуры подсказывало, что станет этот стебелек мощным красивым деревом. Такие тоненькие потом отличаются статями.
Роксолана сделала жест, чтобы сбросили накидку. Девушка осталась только в шальварах и верхней части, одежда непривычная, видно мерзла, куталась в прозрачную ткань. Лицо закрыто яшмаком, в прорези большие темные глаза, чуть влажные, но не от слез, с чистыми, без прожилок, чуть голубоватыми белками. Отсутствие прожилок и белый цвет говорили о хорошей работе внутренних органов.
Девушка здорова, это видно сразу, но султанша снова жестом приказала раздеть донага. Юная красавица воспротивилась рукам служанок, попыталась защитить остатки ткани на своем теле.
Роксолана усмехнулась и вдруг отчетливо произнесла по-итальянски:
– Если ты будешь сопротивляться, я прикажу евнухам раздеть тебя.
Девушка подчинилась скорее от неожиданности, чем по велению здравого смысла.
Султанша подошла ближе. Красива, очень красива. Фигурка пока еще девичья, с тонкой талией, упругой грудью, длинными ногами, плечи невелики, но и не узенькие, руки с небольшими красивыми кистями…
Ноздри точеного носика раздувались от едва сдерживаемого раздражения, но что могла возразить эта малышка всесильной султанше, которая разглядывала ее, словно живой товар?
– Кто ты?
Шелк ресниц дрогнул, большие темные глаза глянули почти с вызовом:
– Я Сесилия Веньер-Баффо! И меня будут разыскивать.
Роксолана словно и не заметила ни возмущения юной красавицы, ни второй ее фразы.
– Откуда?
– Мой отец – брат дожа Венеции! Меня будут разыскивать.
Уверенность в ее голосе несколько поблекла.
Теперь Роксолана сделала знак, чтобы девушку одели. Относительно фигуры она уже все поняла, Сесилия Баффо немного погодя будет потрясающей красавицей и таковой надолго останется. На древность ее рода и родственные связи Роксолане наплевать, но предстояло убедиться, что девушка умна, а не только строптива. И умна именно тем умом, который нужен самой Роксолане, ей ни к чему еще одна претендентка на ложе Сулеймана, юная красавица будет предназначена для … возможно, для Мехмеда.
Султанша устроилась на диване среди подушек и все так же жестом приказала Сесилии приблизиться. Усмехнулась:
– Никто тебя разыскивать в гареме султана не будет, но даже если найдут, то объявлять войну Османской империи ради освобождения даже племянницы дожа не станут, а если и станет, то едва ли это удастся. Забудь о Венеции и постарайся не делать глупостей.
Девушка заметно успокоилась, она явно не рассчитывала, что знаменитая Хуррем знает итальянский, была приятно удивлена, вызов в ее глазах сменился любопытством. Кто не слышал о Хуррем – рабыне, на которой женился султан?
Как она смогла? Не очень красива, невысока ростом, уже и не так молода. Чем ей удается держать султана, в распоряжении которого любые красавицы?
Роксолана словно поняла мысли Сесилии, дала разглядеть себя, но в меру, чтобы венецианка не решила, что ей все дозволено.
– Ну, налюбовалась?
Та смутилась:
– Я… простите, госпожа.
– Запомни, здесь не поднимают глаза на тех, кто выше по положению. Если, конечно, не хотят быть наказанными. Прощаю только потому, что ты ничего не знаешь. Я беру тебя к себе, пока будешь учиться, посмотрим, что ты знаешь и умеешь, а там… – она не договорила, сама еще не решила, как поступит с юной красавицей. Это действительно зависело от того, насколько обучаема девушка и хватит ли у нее ума не возноситься.
Роксолана подозвала Марию.
– Возьми ее к себе, научи хотя бы не глазеть по сторонам. Пока за обучение Нурбану отвечаешь ты. Держи так, чтобы как можно меньше видели те, кому это совсем не нужно.
Девушка поняла, что это ее назвали Нурбану, попробовала возразить:
– Меня зовут Сесилией, – но тут же на всякий случай добавила: – Госпожа.
Не поворачивая головы в ее сторону, Роксолана спокойно произнесла:
– Тебя звали Сесилией. В гареме дают новые имена. Мария, научи Нурбану держать язык за зубами, когда не спрашивают, не то его придется укоротить.
Она не пожалела о принятом решении. Девчушка действительно быстро оформилась в потрясающую красавицу. Большущие глаза стали еще выразительней, в них появился влажный блеск, ухоженные черные волосы обрамляли совершенной формы овал лица, пухлые губы манили возможными поцелуями, ровные густые брови вразлет под чистым приятной выпуклости любом, стройная фигурка и длинные ноги с очень красивыми коленями…
Нурбану была очень хороша и к тому же умна. Она быстро усвоила, что можно и чего нельзя в гареме, как себя вести, чтобы не просто выжить, но и подняться как можно выше.
Оставался вопрос: для кого готовит султанша этакую красоту?
Шехзаде Мехмед не взял с собой красавицу, да и была та слишком юной… А вот теперь Мехмеда нет. Кому из братьев достанется итальянка?
Ни для кого не секрет, что из оставшихся сыновей Роксолана больше любила Баязида – живого, непостоянного, возможно, слишком легкомысленного. Селима она чуть побаивалась после того, как еще совсем мальчишкой он посмотрел серьезным, проницательным взглядом матери в глаза и сказал:
– Я понимаю, что живу, пока жив отец. Какая разница каким умирать – образованным или нет?
От этого его взрослого понимания Роксолане стало плохо. Он сознавал свою судьбу и то, насколько коротка его жизнь, а потому не хотел ничему учиться.
Селим не слишком жаловал уважением родителей. Нет, он соблюдал все, что положено, был вежлив, но и только. Ни единого слова, жеста, взгляда, которые говорили бы о сыновней любви. Но и к братьям с сестрой также. Селим словно отделял себя от остальной семьи.
Султанша позвала сына к себе, словно вынырнув из пучины горя.
Беда в том, что Селим знал, почему и зачем зовет мать.
Мехмеда больше нет, он из сыновей Роксоланы старший, значит, ему тягаться с Мустафой, вернее, противостоять сыну Махидевран. К этому всегда готовили Мехмеда, но не Селима. Кроме того, он не считал нужным и даже возможным противостоять Мустафе – первородному, имеющему все права на наследство. Нет, это не его дело.
Он готов соперничать с Баязидом, но не с Мустафой.
