Виктор Поротников - Побоище князя Игоря. Новая повесть о Полку Игореве
— Думаю, Игорь, мой ответ тебя не устроит, — задумчиво ответил Вышеслав.
— И всё-таки, Вышеслав, ответь мне, — настаивал Игорь.
— Для начала следуй десяти заповедям Господним и возлюби ближнего своего как себя. Совершенство души есть прямой путь к совершенству поступков.
— Совершенных людей не бывает, — проворчал Игорь, — как первый человек греха не избежал, так и последний не избудет.
— А ты не меняешься, дружище, — засмеялся Вышеслав. — На всякое слово Божие у тебя своя отговорка.
— Вот греки-язычники из времён Плутарховых в Христа не верили, но справедливости не чужды были. Чему же они следовали?! Каким заповедям?
Вышеслав не успел ответить.
В светлицу вбежала молодая служанка с сияющим лицом и мокрыми руками.
— Ой, радость, княже! — выкрикнула она. — Сын у тебя родился!
Игорь вскочил из-за стола:
— Ефросинья как?
— Жива-здорова, княже. Зовёт тебя к себе.
Игорь выскочил за дверь, едва не сбив служанку с ног. Вышеслав услышал, как в отдалении хлопнула другая дверь, и далее — торопливый шум шагов вниз по ступеням.
Вышеслав осторожно закрыл книгу и отодвинул её на середину стола. Затем подошёл к окну, в ромбовидных ячейках которого было вставлено зелёное богемское стекло.
На дворе кружились белые снежные хлопья.
Глава восьмая
ПОХОД НА ВЫШГОРОД
Своего первенца Игорь назвал Владимиром, уступая просьбе Ефросиньи, которая непременно хотела назвать сына в честь любимого брата.
В Путивль приехала Манефа взглянуть на внука.
Наконец и путивльские бояре пожаловали к Игорю поздравить с новорождённым. Дошёл слушок до них, что князь собирается в поход на половцев, дабы разжиться конями степными и пленниками. Забеспокоились бояре, что, если Игорь без них обойдётся: младших-то дружинников у него теперь вон сколько! Постарались умаслить князя своего кто лестью, кто подарками.
Игорь принимал всё как должное. Ни видом, ни у словом не попрекнул старших дружинников, своих. Сказал даже: «Невозможно быть ни вам без меня, ни мне без вас».
На том и помирились бояре путивльские со своим князем.
Игорь и впрямь замыслил поход на поганых, что кочуют в ближних степях за рекой Псёл. Рассудил, уж коль грабить, так нехристей, кои тем же разбоем живут и христиан притесняют.
Манефа, нагостившись, вернулась в Новгород-Северский и там рассказала Олегу про замыслы Игоревы.
Олег, невзирая на зимнюю стужу, в крытом возке примчался в Путивль.
Игорь встретил брата дружескими объятиями, но не дружеский у них получился разговор.
— Что же я узнаю, брат?! Сам в поход на половцев собрался, а мне про то молчок! — Голос Олега был грозен. — Ты забыл разве, кто тебе удел давал и в чьей воле ты ходить должен? Ежели забыл, то я тебе напомню.
— Выходит, я без твоей воли и шагу ступить не могу, так, что ли? — нахмурился Игорь. — Князь я иль нет?
— Ты князь младший, удельный и сам решать ничего не можешь. Удумал тоже, в поход на половцев идти! Да на каких половцев, на тех, с коими Глеб Юрьевич в прошлом году союз заключил! Разоришь ты становища половецкие за Псёлом, а поганые в отместку весной на Переяславль навалятся. В Переяславле же сын князя Глеба сидит. Владимиру Глебовичу всего-то тринадцать лет. Ты об этом подумал, брат?
Игорь мрачно молчал.
— Я тебя притеснять не хочу и тем более стола княжеского лишать, но и ты, брат, не своевольничай, — продолжил Олег уже более миролюбиво. — Знаю, что ты молод и горяч. Но половцев трогать в одиночку — себе дороже. Вот ежели Глеб Юрьевич соберёт князей в большой поход на поганых, тогда и я пойду и тебя позову.
— Разве соберётся Глеб Юрьевич в поход на поганых, коль он им союзник? — хмуро заметил Игорь.
— Сегодня союзник, а завтра враг, — усмехнулся Олег. — И потом, ханов в степях много, они меж собой грызутся ещё похлеще нашего. Хан, дружественный князю Глебу, может полки наши в самое сердце земель половецких провести, дабы досадить своим недругам степным. Представляешь, брат, какую добычу можно там взять!
Олег уехал обратно в свою вотчину, а Игорь несколько дней был хмур и неразговорчив.
Выходит, что он хоть и князь, но и над ним имеется господин, его старший брат. Правда, и Олег ходит в воле черниговского князя. Но то было слабое утешение тому, кто в душе мечтает сравниться славой с Ярославом Мудрым.
Наступила весна.
Игорь ждал, что киевский князь станет собирать рати на половцев. Однако вместо этого пришла весть, что Глеб Юрьевич умер. И стол киевский снова опустел.
Вот тут-то и вспомнились кому-то из недругов Ростиславичей слова, предрекавшие Глебу Юрьевичу недолгое княжение в Киеве. Злые языки живо разнесли слух о том, что не своей смертью умер князь Глеб, но был отравлен приспешниками Ростиславичей. Принесли весть эту и в Суздаль к грозному князю Андрею, брату Глеба.
Между тем в Киеве сел Роман Ростиславич, передав Смоленск брату Рюрику.
Это только усилило подозрения суздальского князя в том, что Глеб Юрьевич явно мешал Ростиславичам, давно жаждущим Киева. Опять, как два года назад, собрал Андрей Боголюбский огромную рать и двинул к Киеву, дабы добыть стол киевский для другого своего брата — Михаила.
Роман Ростиславич, не отличавшийся воинственностью, добровольно ушёл из Киева и опять взял себе Смоленск.
Казалось бы, дело решится без войны и киевский стол займёт брат Андрея Боголюбского. Однако братья Романа Ростиславича: Мстислав, Рюрик и Давыд — возымели дерзость не уступать северным Мономашичам киевский стол.
«Будем насмерть биться за то, чтобы Киев достался роду Мстислава Великого, а не роду Юрия Долгорукого!» — заявили они послу Андрея Боголюбского.
Рати Андреевы уже приближались к Смоленску, а Ростиславичи только-только полки собирать начали, послали за помощью к Ярославу Осмомыслу и к полоцкому князю. Киевляне, памятуя недавний разгром своего города суздальцами и их союзниками, напрочь отказались сражаться за Ростиславичей.
Сила была на стороне Андрея Боголюбского. И сила эта росла по мере приближения Андреева войска к Киеву. Сначала выразил покорность суздальскому князю Роман Ростиславич, дабы уберечь от разорения Смоленск. Он даже дружину свою отправил в поход на родных братьев во главе с сыном. Близ Чернигова к Андреевым ратям присоединились Ольговичи со своими полками. Святослав Всеволодович взял в поход не только родного брата Ярослава и двоюродных братьев Олега с Игорем, но и двух племянников Андрея Боголюбского, которые изгойствовали у него в Чернигове.
Из Городца-Остерского пришли братья Андрея Боголюбского, Михаил и Всеволод. Пришли чёрные клобуки из Поросья. Пришли берендеи с Посулья. Привёл переяславскую дружину юный князь Владимир Глебович.
Видя, какая многочисленная рать на них надвигается, Ростиславичи уступили Киев без сражения и разошлись по разным городам. Рюрик затворился в Белгороде. Мстислав запёрся в Вышгороде. Давыд ушёл в Овруч.
На столе киевском сел Михаил Юрьевич.
С ним остался воевода Андрея Боголюбского Борис Жидиславич с ростовцами, суздальцами и белозерцами. Вся остальная рать двинулась к Вышгороду, где засел самый воинственный из Ростиславичей, Мстислав. Главенство над войском принял Святослав Всеволодович как самый опытный из князей.
Игорь и Олег оказались в передовом отряде вместе со Всеволодом Юрьевичем, самым младшим из братьев Андрея Боголюбского. Всеволоду было всего семнадцать лет.
Игорь хоть и был старше Всеволода на три года, но держался с ним на равных, сразу распознав в нём родственного по духу человека. Суждения Всеволода были полностью разделяемы Игорем, тем более были близки и понятны ему обиды Всеволода на брата Андрея, который изгнал из отчины братьев и племянников, но не выпускает их из своей воли, используя в своих интересах на юге Руси.
Дружина Всеволода наполовину состояла из берендеев и торков[68], приграничных кочевников, издавна живущих между Русью и половцами. Первое, что сразу бросалось в глаза, это отменные лошади степняков арабских и ясских кровей. Создавалось впечатление, что торки и берендеи оберегают Всеволода от остальной его дружины, состоящей из русичей, набранных по разным пограничным городкам Киевской земли. Здесь были и бывшие тати, и беглые холопы, и просто отчаянные сорвиголовы, жаждущие поживы.
Держать в повиновении всю эту ораву Всеволоду помогали его воеводы: поляк Мечислав, бежавший из Польши за какие-то грехи, и торчин Чавдарь. Оба не выносили друг друга, но при Всеволоде старались не ругаться.
