Болеслав Прус - Фараон
— Люди слабой веры или слабого разума! — продолжал жрец. — Слыханное ли дело, чтоб одна женщина могла остановить волю богов? Каждый год в месяце тот Нил начинает прибывать, и разлив его растет до месяца хойяк. Бывало ли когда-нибудь иначе, хотя в нашей стране всегда жило много чужеземцев и нередко в числе их пленные жрецы и князья; изнывая в неволе и тяжком труде, они могли в гневе и злобе призывать на нашу голову самые страшные проклятия, и не один из них отдал бы жизнь за то, чтобы солнце в утренний час не взошло над Египтом или Нил не разлился в начале года. Но какой был толк от их молитв? Или их не слушали в небесах, или чужие боги бессильны перед нашими. Каким же образом женщина, которой живется у нас хорошо, могла бы навлечь бедствие, какого не удалось навлечь даже могущественнейшим нашим врагам?..
— Святой отец говорит правду!.. Мудры слова пророка! — послышались голоса в толпе.
— А все-таки Моисей, еврейский вождь, наслал тьму и мор на Египет… — возразил чей-то одинокий голос.
— Кто это сказал, пусть выйдет вперед! — воскликнул жрец. — Пусть выйдет, если он не враг египетского народа.
Толпа зашумела, как ветер, несущийся издалека сквозь чащу деревьев, но никто не вышел из толпы.
— Истинно говорю вам, — продолжал жрец, — между вами бродят дурные люди, подобные гиене в овечьем стаде. Не о вашей нужде пекутся они, а хотят толкнуть вас на злое дело, чтоб вы разрушили дом наследника престола и подняли бунт против фараона. Если бы сбылось их подлое желание и грудь многих из вас обагрилась кровью, эти люди укрылись бы от копий, как сейчас от моего призыва.
— Слушайте пророка!.. Хвала тебе, человек божий!.. — кричали в толпе, склоняя головы. Наиболее благочестивые пали на землю.
— Внемли же, народ египетский… За то, что ты поверил слову жреца, за повиновение фараону и наследнику, за почет, что воздаешь слуге божьему, явлена будет тебе милость. Разойдитесь с миром по домам, и, может быть, не успеете вы спуститься с этого пригорка, как Нил начнет прибывать…
— Да исполнятся твои слова!
— Ступайте!.. Чем крепче будет ваша вера и благочестие, тем скорее узрите вы знамение благодати…
— Идем!.. Идем!.. Будь благословен, пророк, сын пророков!..
Толпа стала расходиться, многие целовали одежду жреца. Вдруг кто-то крикнул:
— Чудо!.. Чудо свершается!..
— На башне в Мемфисе зажгли огонь… Нил прибывает!.. Смотрите, все больше огней!.. Воистину с нами говорил великий святой… Да живешь ты вечно!..
Все повернулись к жрецу. Но его уже не было. Он исчез в ночной темноте.
Толпа, недавно возбужденная и за минуту до того охваченная изумлением и благодарностью, забыла о своем гневе и о жреце-чудотворце. Ею овладела безумная радость. Все бросились к берегу реки, где пылало уже множество костров и раздавалась громкая песнь собравшегося народа:
— «Привет тебе, о Нил, священная река, явившаяся с миром на землю, чтобы дать жизнь Египту. О таинственный бог, разгоняющий тьму, ороситель лугов, приносящий корм бессловесным тварям! О путь, текущий с небес и напояющий землю, о покровитель хлебов, приносящий радость в хижины! О ты, повелитель рыб!.. Когда ты нисходишь на наши поля, ни одна птица не тронет на них урожая. Ты — творец пшеницы, родитель ячменя!.. Ты даешь отдых рукам миллионов несчастных и вечную нерушимость храмам».[55]
В это время освещенная факелами лодка наследника приплыла с того берега; ее встретили песнями и радостными кликами. Те самые люди, что полчаса назад хотели ворваться в усадьбу царевича, сейчас падали перед ним ниц или бросались в воду, чтобы поцеловать весла и края лодки, в которой прибыл сын повелителя.
При свете факелов, оживленный и веселый Рамсес в сопровождении Тутмоса вошел в дом Сарры. Завидя его, Гедеон тихо сказал Тафет:
— Я очень беспокоюсь за свою дочь, но мне не хочется встречаться с ее господином. Присмотри за ней.
Он перелез через ограду и в темноте миновал сад, потом полями направился к Мемфису.
Во дворе усадьбы уже раздавался громкий голос Тутмоса:
— Здравствуй, прекрасная Сарра!.. Я надеюсь, ты хорошо примешь нас в благодарность за музыку, которую я тебе прислал…
На пороге появилась Сарра с повязанной головой, опираясь на негра и служанку.
— Что это значит? — спросил изумленный Рамсес.
— Ужас!.. Ужас!.. — воскликнула Тафет. — Язычники напали на твой дом. Один из них попал камнем в Сарру.
— Какие язычники?..
— Да вот эти… египтяне!..
Рамсес смерил ее презрительным взглядом, но, сообразив, в чем дело, пришел в бешенство.
— Кто ударил Сарру?.. Кто бросил камень?.. — крикнул он, схватив за плечо негра.
— Те… что на берегу… — ответил невольник.
— Эй, стража! — крикнул в ярости царевич. — Вооружить всех людей в усадьбе и догнать эту шайку!..
Негр снова вытащил топор, сторожа стали вызывать работников из лачуг, а воины из свиты Рамсеса схватились за мечи.
— Ради бога, что ты хочешь делать?.. — взмолилась шепотом Сарра, бросаясь на шею царевичу.
— Я хочу отомстить за тебя! — ответил он. — Кто бросил камень в то, что принадлежит мне, бросил его в меня!
Тутмос, весь бледный, покачал головой.
— Послушай, господин, — сказал он, — как же ты ночью в толпе узнаешь тех, кто совершил преступление?
— Мне все равно!.. Чернь это сделала, и чернь за это ответит…
— Так не скажет ни один судья. А ведь тебе предстоит быть верховным судьей, — попытался урезонить царевича Тутмос.
Рамсес задумался. Друг его продолжал:
— Подумай, что завтра скажет наш повелитель, фараон?.. И какая радость воцарится среди врагов Египта на востоке и на западе, когда они услышат, что наследник престола чуть ли не у стен царского дворца нападает ночью на свой народ…
— О, если б отец дал мне хоть половину армии! Тогда умолкли бы навеки наши враги, где б они ни были!.. — пробормотал царевич, топнув ногой.
— Наконец… вспомни того крестьянина, который повесился… Ты так жалел, что погиб невинный человек, а сейчас… Неужели ты сам захочешь губить невинных?..
— Довольно! — остановил его наследник. — Гнев мой — как сосуд, наполненный водой… Горе тому, на кого она прольется… Войдем в дом…
Испуганный Тутмос отступил назад. Наследник взял Сарру за руку и поднялся с нею во второй этаж, посадил за стол, на котором стоял недоконченный ужин, и, поднеся светильник к ее голове, сорвал с девушки повязку.
— Да это даже не рана, — воскликнул он, — а только синяк!
Он долго и пристально смотрел на Сарру.
— Никогда не думал, что у тебя может быть синяк… — сказал он. — Это очень меняет лицо…
— Я тебе больше не нравлюсь?.. — тихо спросила Сарра, поднимая на него большие, полные тревоги глаза.
— Ах, нет!.. К тому же ведь это пройдет…
Он позвал Тутмоса и негра и велел рассказать, что тут произошло.
— Он нас защитил, — сказала Сарра, — встал с топором в дверях…
— Это действительно так? — спросил царевич, пристально посмотрев на невольника.
— Разве мог я допустить, чтобы в твой дом, господин, ворвались чужие люди?
Рамсес погладил его курчавую голову.
— Это поступок мужественного человека, — сказал он. — Дарю тебе свободу. Завтра получишь плату и можешь возвращаться к своим.
Негр зашатался. Он протер глаза, белки их ослепительно сверкали; негр бросился на колени и, стукнувшись лбом об пол, воскликнул:
— Не гони меня от себя, господин!
— Хорошо, — ответил наследник, — оставайся со мной, но уже как свободный воин. Вот какие люди нужны мне, — прибавил он, взглянув на Тутмоса. — Он не умеет говорить так красноречиво, как смотритель книгохранилищ, но всегда готов сражаться…
И снова стал расспрашивать о подробностях нападения. Когда же негр рассказал ему о появлении жреца и совершенном им чуде, царевич схватился за голову и воскликнул:
— Я несчастнейший в Египте человек!.. Скоро я не скроюсь от жрецов даже у себя в постели… Откуда он?.. Кто такой?
Этого негр не мог объяснить, но сказал, что жрец защищал Сарру, что нападением руководили не египтяне, а люди, которых жрец назвал врагами Египта и которых он тщетно призывал выйти вперед.
— Чудеса!.. Чудеса!.. — задумчиво повторил царевич, бросаясь на кровать. — Мой черный невольник поступает, как храбрый воин и вполне разумный человек… Жрец защищает еврейку, потому что она принадлежит мне… Что это за странный жрец? Народ египетский, преклоняющий колени перед собаками фараона, нападает на дом наследника престола под предводительством каких-то врагов Египта… Я должен сам все это расследовать…
11
Окончился месяц тот и начинался месяц паопи, вторая половина июля. Вода Нила из зеленоватой стала белой, потом красной и все прибывала. Царский водомер в Мемфисе заполнился на высоту чуть не в два человеческих роста, а Нил поднимался с каждым днем на две пяди. Самые низменные места были залиты, с более высоких спешно убирали лен, виноград и хлопок. Где утром было еще сухо, там к вечеру уже плескались волны.
