Эдвард Радзинский - Сталин. Жизнь и смерть
В издательство «Просвещение»: «У меня нет ни гроша, все запасы вышли… были кой-какие деньги, да ушли на теплую одежду… нельзя ли растормошить знакомых и раздобыть рублей 20–30. Это было бы прямо спасение…»
Пишет он и в семью Аллилуевых. Услышав о его бедственном положении, они тотчас выслали ему деньги. Впоследствии он ненавидел писать длинные письма. Но тогда в этом страшном краю письма были единственной возможностью говорить с близкими, а ближе этой полузнакомой семьи у одинокого Кобы никого не было: «Прошу только об одном: не тратьтесь на меня, вам деньги самим нужны, у вас большая семья… Я буду доволен и тем, если вы время от времени будете присылать открытые письма с видами природы… В этом проклятом краю природа скудна до безобразия, и я до глупости истосковался по видам природы, хотя бы на бумаге».В Партархиве хранится рассказ «В пургу», написанный со слов Кобы сыном Сергея Аллилуева – Федором. Видимо, когда он ухаживал за Надей Аллилуевой, Коба, как шекспировский Отелло, рассказывал о «мучительном прошлом»… Как он шел в полярную ночь – добывать рыбу, которая была «вся его пища». И как однажды чуть не погиб… «Мороз все крепчал… голубоватый в свете луны снег и тени от торосов. Ледяная пустыня. Но подул северный ветер, завьюжило, и скрылись звезды. Он попал в пургу. Вешки, которыми отмечали путь, исчезли в пурге. При каждом порыве ледяной стужи лицо немело, превратившись в ледяную маску. Саднящая боль. Пар изо рта смерзался. Голова и грудь покрылись ледяной коркой, дышать невозможно, обындевевшие веки слипались. Тело растеряло тепло. Но он все шел. И дошел…»
Все это время Ленин не раз поднимал вопрос: как помочь Кобе бежать? Однако «сапоги» (так называли паспорта для побега) ему так и не прибыли… Но отчего сам Коба не попытался бежать? Он, который столько раз бежал из всех ссылок, конечно же, должен был бежать из этой – самой ужасной… Ничего подобного! Он страдает и покорно продолжает жить в этом аду. Почему? Возможно, в этом вопросе и скрыта главная загадка Кобы.
Тринадцатый провокатор
Помню, студентом я проходил практику в Центральном Историческом архиве в Москве. Там я увидел картотеку Московского охранного отделения. Это была картотека революционеров: синие – большевики, белые – кадеты, розовые – эсеры. Более 30 ООО карточек – на всех видных деятелей революции. На обороте карточек – клички провокаторов, давших эти сведения… Здесь же была знаменитая секретнейшая картотека Департамента полиции – в ней учитывались революционеры-провокаторы. Завербованный ценный провокатор открывал путь наверх для чиновника Департамента, так что они берегли своих подопечных. «Вы должны смотреть на сотрудника как на любимую замужнюю женщину, с которой находитесь в связи. Один неосторожный шаг – и вы ее погубите», – говорил В. Зубатов, глава охранки.
После Февральской революции Временное правительство создало ряд комиссий – и многие видные провокаторы были выявлены. Но приход к власти большевиков изменил ситуацию. Особая комиссия при Историко-революционном архиве в Петрограде, выявлявшая провокаторов, уже в 1919 году была упразднена. Однако в результате ее деятельности были обнаружены двенадцать провокаторов, работавших среди большевиков. А вот тринадцатый, имевший кличку Василий, так и не был выявлен…
Слухи о том, что Коба – провокатор, появились уже в начале его деятельности. Когда я начинал писать эту книгу, на Кутузовском проспекте жила член партии с 1916 года Ольга Шатуновская – личный секретарь председателя Бакинской коммуны Степана Шаумяна. В 30-х годах она, конечно же, была репрессирована, реабилитирована во времена Хрущева и занимала высокий пост члена Комиссии Партконтроля. Шатуновская много раз публично заявляла: Шаумян был абсолютно уверен, что Сталин – провокатор. Шаумян рассказывал о своем аресте на конспиративной квартире в 1905 году, о которой знал только один человек – Коба. Три года существовала в предместье Тифлиса подпольная типография. Весной 1906 года ее разгромила полиция. И опять упорный слух – Коба.
О подозрениях Шаумяна свидетельствуют не только рассказ Шатуновской, но и опубликованные документы:
«Бакинскому охранному отделению. Вчера заседал Бакинский комитет РСДРП. На нем присутствовали приехавший из центра Джугашвили-Сталин, член комитета Кузьма (партийная кличка Шаумяна. – Э.Р.) и другие. Члены предъявили Джугашвили-Сталину обвинение в том, что он является провокатором, агентом охранки. Что он похитил партийные деньги. На это Джугашвили-Сталин ответил им взаимными обвинениями. Фикус».
Этот документ хранился в секретном фонде Архива Октябрьской революции. Под кличкой Фикус в полиции проходил Николай Ериков. Этот революционер, проживавший нелегально под именем Бакрадзе, состоял секретным сотрудником охранки с 1909 по 1917 год. В партии он был со дня ее основания.
И далее Фикус сообщает: «Присланные Центральным Комитетом 150 рублей на постановку большой техники (типографии. – Э.Р.)… находятся у Кузьмы, и он пока отказывается их выдать Кобе… Коба несколько раз просил его об этом, но он упорно отказывается, очевидно выражая Кобе недоверие». Именно в этот момент наибольшего напряжения Коба и был арестован полицией. Арест и ссылка покончили на время с ужасными слухами. И вот уже Шаумян сочувственно пишет: «На днях нам сообщили, что Кобу высылают на Север, а у него нет ни копейки денег, нет пальто и даже платья на нем».
В 1947 году, готовя второе издание «Краткой биографии», Сталин внес в старый текст интереснейшую правку. Она сохранилась в Партархиве.
В старом тексте написано: «С 1902 до 1913 года Сталин арестовывался восемь раз». Но Сталин исправляет – «семь».
В старом тексте – «Бежал из ссылки шесть раз». Он исправляет – «пять».
Какой-то арест его явно тревожил, и он решил его изъять.
Шатуновская считала: тот самый, когда он стал провокатором.
Я слышал рассказы Шатуновской уже в конце хрущевской оттепели. Со страстью она сыпала именами старых большевиков, знавших о провокаторстве Кобы: секретарь Ростовского обкома Шеболдаев, член Политбюро Косиор, командарм Якир…
Из письма Л. Корина: «Слух о провокаторстве Сталина был известен в Коминтерне. Мой отчим, старый большевик, рассказывал: «Как-то в Коминтерне Радек читал вслух секретную инструкцию Департамента полиции о вербовке провокаторов. Это делалось, чтобы научить компартии бороться с провокаторами и самим вербовать агентов. Причем читал с неподражаемым легким сталинским акцентом…»
Самое забавное: в фонде Коминтерна я наткнулся на эту инструкцию. Вот несколько выдержек:
«Наибольшую пользу секретные агенты приносят охранному отделению, если они стоят во главе партии… Если оно не в состоянии завербовать такого агента, то охранное отделение старается провести его с низов к вершине партии».
«Наиболее подходящие лица к заагитированию – лица, самовольно возвратившиеся из ссылки, задержанные при переходе границы, арестованные с уликами, предназначенные к высылке. Если секретному агенту грозит разоблачение, то он арестовывается вместе с другими членами партии, и в том числе с тем, от которого узнали о его провокаторстве».
Так что можно представить, как пишет Корин, что «чтение Радека имело большой успех у посвященных слушателей».
Шатуновская рассказывала, что материалы о провокаторстве Сталина были переданы Хрущеву. Но когда его попросили о дальнейшем расследовании, Хрущев только замахал руками: «Это невозможно! Выходит, что нашей страной тридцать лет руководил агент царской охранки?»Здесь следует вспомнить все фантастические побеги Кобы, его поездки за границу, странное благоволение полиции и бесконечные тщетные телеграммы с требованием задержания, ареста, которые почему-то остаются без последствий.
Очередная шифрограмма начальника Московского охранного отделения А. Мартынова в Петербургское охранное отделение: «1 ноября 1912 года. Коба-Джугашвили направляется в Питер, и его следует задержать… перед отъездом за границу».
Но Коба преспокойно проследовал за границу через Петербург! В очередной раз! И участвовал вместе с Лениным в краковском совещании большевиков, на котором, кстати, присутствовал и провокатор Малиновский.
Неужели Коба действительно был агентом охранки?Чтобы разобраться, следует вспомнить странную историю его близкого знакомого и адресата – Малиновского, «русского Бебеля», как называл его Ильич. Уже с 1912 года некоторые члены партии имели серьезные подозрения против Малиновского. В то время он был избран от Москвы в Государственную думу, стал главой большевистской фракции. Когда председатель Думы узнал о его службе в полиции, Малиновскому было предложено тихо уйти. Он уехал из столицы. Это странное исчезновение всполошило большевиков. Вспоминаются слухи о провокаторстве, назначается расследование, создается комиссия. Малиновский соглашается предстать перед ней. Комиссия заслушивает всех обвиняющих, но Малиновского упорно защищает Ленин. В результате комиссия объявляет: «Обвинения в провокаторстве не доказаны». При этом некую личную историю, которой Малиновский объяснял свой уход из Думы, решено не оглашать.
И в дальнейшем Ленин горой стоит за своего любимца. Когда молодой Бухарин рьяно выступил против Малиновского, Ленин написал ему письмо на бланке ЦК: если он будет продолжать клеветать на Малиновского, его исключат из партии…