Дэвид Вейс - Возвышенное и земное
Вольфганг был вне себя от счастья. После стольких лет тяжелой борьбы за существование император наконец уверовал в его талант оперного композитора.
Через три недели Иосиф II скончался, и все постановки оперы на время национального траура были отменены.
87
Леопольд, правитель Тосканы и брат Иосифа II, сменил его на троне. В Вене ходило множество всяких слухов о переменах, предстоящих в придворном музыкальном мире – новый император не одобрял большинство назначений Иосифа, – и Вольфганг лелеял надежду, что при дворе Леопольда для него найдется лучшее место
Когда миновали месяцы траура, в придворном театре было назначено пять представлений оперы «Так поступают все». Вольфганг подал петицию эрцгерцогу Франциску – наследнику Леопольда и его любимцу, который в прошлом весьма одобрительно относился к музыке Вольфганга, – с просьбой назначить его на место помощника придворного капельмейстера. Он указал в петиции на свой опыт в сочинении духовной музыки и предлагал свои услуги королевской семье в качестве учителя музыки. Петиция его была оставлена без внимания.
Вольфганг продолжал получать каждые три месяца свое жалованье, но на жизнь не хватало. Двести дукатов, полученные за новую оперу, быстро ушли на расплату с долгами. Вольфганг пытался найти учеников, но никто не проявлял желания брать у него уроки. Он сочинил два струнных квартета – Артариа пообещал их продать, однако желаюших купить их оказалось так мало, что вырученная за проданные экземпляры сумма не покрыла даже расходы по переписке партитуры. В конце концов, Вольфганг вернулся к Генделю и стал сочинять для ван Свитена новый аккомпанемент к «Празднику Александра» и «Оде святой Цецилии» за ничтожное вознаграждение.
Констанца снова заболела, ей помогали лишь лечебные ванны в Бадене, и, несмотря на долги, Вольфганг постарался послать ее туда на все лето. Когда она упрекала его в том, что он вечно не в духе, он не признавался, что сам часто чувствует недомогание и мучается из-за долгов. Вольфганг не хотел волновать Констанцу, однако его беспокоило собственное здоровье: стоило ему избавиться от одной болезни, как на него тут же наваливалась другая. Все это Вольфганг скрывал от Станци, но отделаться от печальных мыслей, неотвязно преследовавших его, не мог.
Он посылал Пухбергу письмо за письмом с просьбами о деньгах. И хотя уверял друга, что положение его вскоре непременно улучшится, сам уже в это не верил. И друг ссужал его все меньшими суммами, высылал половину того, что Вольфганг просил, а то и меньше.
В сентябре, когда Станци с Карлом Томасом находились еще в Бадене, Вольфганг попытался написать новый концерт для фортепьяно, но у него ничего но получилось. Он отчаянно скучал по жене и сыну. Лежавшая перед ним нотная бумага была вся в кляксах от слез. Решив, что всему виной квартира – она казалась такой пустой без Станци и Карла Томаса, – Вольфганг выбежал на улицу. Обычно, когда работа не ладилась, он отправлялся гулять, и во время прогулки рождались новые музыкальные замыслы. Остановившись на Дворцовой площади, он посмотрел на дворец Коллальто. Дворец находился совсем рядом с их теперешней квартирой, там он выступал, впервые приехав в Вену. С тех пор он ни разу не бывал во дворце Коллальто.
Вернувшись домой, Вольфганг понял: необходимо переехать отсюда. Какова бы ни была причина, писать в этой квартире он больше не может, а без работы он погиб!
Квартира в пять комнат, снятая им на Раухенштейнгассе, была более просторна и находилась на первом этаже – это значило, что Констанце придется подыматься только на один этаж, да и собор св. Стефана поблизости, и тот дом, где он писал своего «Фигаро» и где ему так улыбалось счастье. Но стоила новая квартира вдвое дороже, и долгов прибавилось.
В октябре во Франкфурте предстояла коронация Леопольда императором Священной Римской империи – и Вольфганг решил поехать туда в надежде, что такое событие заставит Леопольда прибегнуть к его услугам. Но Констанца воспротивилась.
– Двор уже остановил свой выбор на Сальери, и уж он-то никогда не допустит, чтобы новый император дал тебе заказ. С твоей стороны очень неразумно ехать туда. Истратишь кучу денег и окажешься простым зрителем.
– Во Франкфурте соберется вся знать. Туда приедет цвет европейской аристократии и самые богатые люди. Пусть даже новый император не воспользуется моими услугами, все равно я вернусь с солидным заказом.
Мысль о путешествии воодушевила Вольфганга и покрыла румянцем его щеки, таким Констанца его не видела со времени поездки в Пруссию. Но чтобы оплатить дорогу, пришлось заложить столовое серебро и серебряное блюдо, потому что Пухберг и Гофдемель дать денег отказались.
– Я вернусь, и мы сразу же все выкупим, – уверял он расстроенную Констанцу. – Во Франкфурте меня до сих пор хорошо помнят.
Вольфганг действительно встретил во Франкфурте много старых друзей, но Леопольд II так и не воспользовался его услугами. Имея в своей свите Сальери, император не нуждался в каком-то Моцарте, которого считал просто нищим попрошайкой. На церемонии коронации музыка Вольфганга совсем не исполнялась.
Ему милостиво разрешили дать концерт после того, как празднества, связанные с коронацией, закончились и большинство именитых гостей покинули город. Оба его фортепьянных концерта хвалили, но денег он ниоткуда не получил. Второй назначенный концерт пришлось отменить, потому что он не вызвал достаточного интереса у публики. Выступая в Мангейме, Мюнхене и Майнце, Вольфганг заработал достаточно, чтобы вернуться в Вену, но не мог отказать себе в удовольствии повидаться с четой Вендлингов и Каннабихов. И как ни радостно было вспомнить прошлое, в уме неустанно шевелилась мысль: неужели и я состарился так же, как они?
Вольфганг отсутствовал дома шесть недель. «Чего же ты добился?» – повторил он вопрос, заданный ему Констанцей, когда вернулся в ноябре, и ответил:
– Везде, где бы я ни появлялся, меня встречали как самого почетного гостя, бурно аплодировали и приветствовали повсюду, но народ там еще скупее, чем в Вене.
Дома его ждало письмо из Лондона. Роберт Мей О'Рейли, представитель лондонской оперной труппы, писал:
«Мсье Моцарту, прославленному композитору. От людей, приближенных к его королевскому высочеству принцу Уэльскому, – молодого, но выдающегося оперного композитора Стефана Сторейса, Вашего прежнего ученика, и от столь же молодой и блистательной примадонны Энн Сторейс, мне стало известно, что Вы намерены посетить Англию. Поскольку я был назначен на занимаемую мною должность директора лондонской оперной труппы со специальной задачей лично заняться подыскиванием талантов, я имею честь предложить Вам, маэстро, место, на которое редко могут рассчитывать композиторы в Англии. Если Вы сможете приехать в Лондон в конце декабря 1790 года и остаться до конца июня 1791 года и сочинить по крайней мере две оперы, серьезные либо комические – по усмотрению нашего театра, – я готов предложить Вам триста фунтов стерлингов. Вам будет предоставлено, кроме того, право писать сочинения для любого лондонского концерт-холла, но только не для других оперных театров. Если Вас устраивает это предложение и Вы согласны принять его, прошу Вас но отказать в любезности передать свой ответ с обратной почтой. Это письмо послужит Вам гарантией заключенного между нами контракта».
Вольфганг пришел в восторг от этого предложения и очень удивился, что Констанца не разделяет его чувств.
– Триста фунтов стерлингов за две оперы! – воскликнул он. – Гораздо больше, чем я получаю за оперу в Вене. К тому же очень сомнительно, будут ли и впредь здесь ставить оперы, Леопольд их не любит.
– Откуда у тебя такая уверенность, что в Англии все будет так, как он пишет? – возразила Констанца.
– О'Рейли – личный представитель принца Уэльского. – Ты думаешь, он лучше остальных, которые столько тебе обещали и ничего не делали?
– Ребенком я пользовался в Англии огромным успехом. И во всех письмах мои английские друзья утверждают, что Лондон примет меня с распростертыми объятьями;
В этом-то и была загвоздка. Энн Сторейс слишком уж восторженно поклонялась его таланту. Но вслух Констанца сказала:
– Я боюсь английского климата. Даже Сторейс признавались, что там сыро, а мне нужен теплый, сухой климат, как в Бадене.
Порой Вольфгангу начинало казаться, что дороже Бадена для Констанцы нет ничего на свете.
– Мы пробудем там весну и лето, самое теплое время.
– Мы пробудем там и декабрь, если ты собираешься выполнить условия контракта. Да что говорить, один переезд через Ламанш чего стоит.
– Мы всей семьей проделали этот путь, и ничего с нами не случилось.
– И очень страдали от морской болезни, твой отец сам признавался. Да, кроме того, вы плыли туда в апреле.
Был бы сейчас рядом с ним Папа, думал Вольфганг, он бы со всем справился, ему были хорошо знакомы все трудности, подкарауливающие людей в длительном путешествии.
