Джеймс Клавелл - Тайпан
В этот момент его слепо тычущиеся в пустоту мысли натолкнулись на одну идею, от которой его словно обдало жаром.
– Святители небесные! – громко вскрикнул он, и проблеск надежды заставил его сердце учащенно забиться. – Если тебе нужны лошадиные слепни – ищи лошадь. Если тебе нужна «иезуитская» кора… Ну конечно же, идиот ты несчастный!
Через два часа «Китайское облако» разрезал форштевнем воды гавани, окрашенные в закатный цвет лучами уходящего солнца, летя к выходу в океан, подобно валькирии. Клипер шел под всеми парусами, но они были зарифлены против набирающего силу муссона. Когда корабль вырвался из западного пролива и почувствовал полную силу волн и ветра Великого океана, он накренился, и снасти ликующе запели.
– Зюйд-тень-зюйд-ост! – прогремел Струан, перекрывая рев ветра.
– Есть зюйд-тень-зюйд-ост, сэр-р! – эхом отозвался рулевой.
Струан поднял глаза к парусам, четко выделявшимся на фоне неумолимо темнеющего неба, и подосадовал, что так много парусины оказалось зарифленной. Но он знал, что при таком восточном ветре и таком море рифы придется оставить.
«Китайское облако» лег на новый курс и устремился в ночь, хотя ему по-прежнему приходилось бороться и с ветром, и с морем. Скоро он вновь повернет, ветер окажется с кормы, и тогда он полетит вперед, уже ничем не сдерживаемый.
Через час Струан прокричал:
– Свистать всех наверх, приготовиться повернуть корабль!
Матросы высыпали из полубака и встали в темноте по местам у тросов, фалов и гарделей.
– Вест-тень-зюйд-вест! – приказал он.
Рулевой переложил штурвал, и клипер встал по ветру. Реи заскрипели и выгнулись в подветренную сторону, гардели и фалы натянулись и взвыли на ветру, и в следующую минуту корабль лег на новый курс.
Струан прокричал:
– Отдать рифы на гроте и брамселях!
Клипер полетел по волнам, следуя полным бакштагом, волна из-под носа широким веером разлеталась в стороны.
– Так держать! – приказал Струан.
– Есть, есть, сэр-р! – откликнулся рулевой, напрягая глаза, чтобы разглядеть мерцающий огонек нактоуза и удерживать постоянный курс. Штурвал рвался у него из рук.
– Смените меня, капитан О́рлов!
– Ну наконец-то, Зеленые Глаза.
– Возможно, вам удастся прибавить скорости, – сказал Струан. – Я бы хотел попасть в Макао как можно быстрее. – Он спустился вниз.
О́рлов возблагодарил Бога за то, что оказался готов, как и всегда, к немедленному отплытию. Едва увидев лицо тайпана, он понял, что «Китайскому облаку» лучше выйти из гавани в рекордное время, или он останется без корабля. И хотя осторожность опытного морехода подсказывала ему, что нести столько парусов ночью в водах, изобилующих мелями и подводными камнями, было опасно, упиваясь ощущением свободы, он радостно прокричал:
– Отдать рифы на фор-бом-брамселе и верхних брамселях!
Он снова в море, снова капитан своего корабля после стольких дней, проведенных на якоре в гавани. Он поправил курс на румб вправо, отдал еще рифы и безжалостно погнал корабль вперед.
– Приготовьте носовой катер, мистер Кьюдахи! Господь свидетель, ему лучше быть в полной готовности, когда тайпан выйдет на палубу… и поднимите на марсе фонарь для лоцмана.
– Есть, слушаюсь, сэр-р!
– Отставить фонарь для лоцмана! Мы все равно его не получим среди ночи. Я не стану дожидаться рассвета и какого-то там лоцмана с акульим сердцем. Я сам проведу корабль в порт. У нас на борту срочный груз.
Кьюдахи нагнулся и прошептал в самое ухо О́рлову:
– Это она, сэр? Та самая, за которую он заплатил столько золота, сколько она весит? Вы видели ее лицо?
– Отправляйся на нос, или я скрою себе штаны из твоих кишок! И держи язык за зубами, клянусь кровью Христовой, да и другим передай, чтобы помалкивали! Когда придем в Макао, всей команде оставаться на корабле!
– Есть, есть, мой дорогой капитан, сэр, – рассмеявшись, ответил Кьюдахи. Он выпрямился во весь рост, возвышаясь, как гора, над маленьким человечком, которого любил и которым восхищался. – Наши рты на замке, клянусь бородой святого Патрика! Будьте покойны! – Он спустился с квартердека, прыгая по трапу через три ступеньки, и заспешил на нос.
О́рлов принялся расхаживать по юту, пытаясь сообразить, что означала вся эта таинственность и что случилось с тонкой, закутанной в покрывало девушкой, которую тайпан на руках внес на корабль. Он увидел, как приземистый китаец Фэн, словно преданный пес, последовал за Кьюдахи, и в который раз спросил себя, зачем ему прислали этого человека, из которого он должен был сделать капитана, и почему тайпан определил по одному язычнику на каждый из своих клиперов.
Хотел бы я взглянуть на лицо этой девушки, говорил он себе. Ее вес в золоте… да, так рассказывают люди. Я бы хотел… о, как бы я хотел не быть тем, кто я есть, как бы я хотел заглянуть в лицо мужчине или женщине и не увидеть в нем отвращения, перестать доказывать всем, что я такой же человек, как любой другой, а на море даже лучше любого другого. Я устал быть Стриде О́рловом, горбуном. Не потому ли я так испугался, когда тайпан сказал: «В октябре ты пойдешь на север, один»?
Он задумчиво посмотрел через борт на черные волны, стремительно пробегавшие мимо. Ты есть то, что ты есть, и море ждет. И ты капитан самого прекрасного корабля в мире. И был, был в твоей жизни миг, когда ты заглянул в человеческое лицо и увидел там зеленые глаза, изучавшие тебя просто как человека. Да, Зеленые Глаза, подумал он, и тоска отпустила его, я пойду с тобой хоть в ад за то мгновение, которое ты мне тогда подарил.
– Эй, вы, там, увальни! Ну-ка живо к брамселям! – крикнул он.
И по его приказу люди начали торопливо карабкаться наверх, чтобы забрать еще больше силы у ветра. А потом, когда увидел на горизонте огни Макао, он приказал взять на парусах рифы и осторожно – но всегда с максимальной скоростью – провел клипер в мелководную гавань, сверяя курс по выкрикам лотового, делавшего промеры на носу.
– Очень искусно, капитан! – раздался за его спиной голос Струана.
О́рлов вздрогнул и резко обернулся:
– О, я вас не видел. Вы подкрадываетесь к человеку, как привидение. Катер готов к спуску на воду. – Потом он добавил небрежно: – Я подумал, почему бы мне самому не войти в бухту, вместо того чтобы ждать до рассвета, когда прибудет портовый лоцман.
– Вы прочли мои мысли, капитан. – Струан посмотрел на огни и на скрытый в ночной тьме город, начинавшийся у самой кромки воды и забиравшийся затем на самый верх окрестных холмов. – Бросьте якорь на нашей обычной стоянке. Мою каюту будете охранять лично. Вы не должны входить в нее – никто не должен. Всем оставаться на корабле. И языком не трепать.
– Эти распоряжения я уже отдал.
– Когда португальские власти прибудут на борт, извинитесь, что мы не стали дожидаться лоцмана, и заплатите все положенные сборы. А также мзду китайцам. Скажите, что я на берегу.
О́рлов благоразумно поостерегся спрашивать, как долго тайпан намерен отсутствовать.
Горизонт начал едва заметно светлеть, когда «Китайское облако» бросил якорь в полумиле от все еще неразличимых в сереющей тьме причалов в юго-западной части гавани. Подходить к берегу ближе крупные корабли не рисковали: залив был очень неглубок и потому опасен. Это послужило еще одной причиной того, что Гонконг стал для англичан экономической необходимостью. Торопя катер к берегу, Струан заметил южнее штаговые огни еще одного клипера – «Белой ведьмы». Кроме него, на якоре в гавани стояло несколько европейских кораблей помельче. Сотни джонок и сампанов бесшумно сновали туда-сюда.
Струан быстро зашагал вдоль пирса, который Благородный Дом по-прежнему арендовал в Макао. Он увидел, что большое здание их компании, также арендованное у португальцев, погружено во тьму. Это был четырехэтажный дом с колоннами, стоявший в дальнем конце усаженной деревьями набережной. Он повернул на север и пошел вдоль набережной, огибая здание китайской таможни. Потом пересек широкую улицу и начал подниматься по отлогому склону холма к церкви Святого Франциска.
Он был рад вернуться в Макао, вернуться к цивилизации, мощеным улицам, величественным соборам, красивым домам в средиземноморском стиле, площадям с фонтанами и большими парками со множеством цветов, наполнявших воздух своим благоуханием.
Когда-нибудь и Гонконг станет таким же, сказал он себе, если поможет йосс. Затем он вспомнил Скиннера, и Уэйлена, и малярию, и Мэй-мэй на борту «Китайского облака». Она так похудела и ослабла, а ведь до следующего приступа оставалось всего два или три дня. И что там с «Голубым облаком»? Корабль скоро должен быть дома. Обгонит ли он «Серую ведьму»? Или он уже отстал на тысячу миль и лежит на дне океана? А остальные клиперы? Сколько их суждено мне потерять в этом году? Лишь бы «Голубое облако» пришел первым! Как там Уинифред? И все ли в порядке с Кулумом, и где сейчас Горт, и не сегодняшний ли день назначен судьбой для сведения старых счетов?
