Донна Кросс - Иоанна — женщина на папском престоле
Джоанна вскрикнула от возбуждения. Гудрун поспешила к дочери и обняла ее.
Каноник смерил незнакомца взглядом и наконец произнес:
— Очень хорошо. Верно, что для ребенка предоставляется прекрасная возможность, хотя без его помощи мне обойтись нелегко. — Он повернулся к Джону. — Собери свои вещи и побыстрее. Завтра ты едешь в Дорштадт, чтобы учиться в кафедральной школе согласно указанию епископа.
У Джоанны перехватило дыхание. В школу приглашали Джона? Немыслимо! Гость покачал головой.
— При всем уважении к вам, святой отец, мне думается, со мной должна отправиться девочка. Девочка по имени Джоанна.
Джоанна высвободилась из объятий матери.
— Я Джоанна.
Человек епископа повернулся к ней, но каноник быстро встал между ними.
— Ерунда. Епископу нужен мой сын Джон, а не Джоанна. Lapsus calami. Простая ошибка писаря, вот и все. Такое случается часто, даже у самых лучших писарей.
— Я не знаю… — усомнился посланник.
— Подумайте сами. Зачем епископу девочка?
— Мне тоже это показалось странным, — согласился он. Джоанна начала возмущаться, но Гудрун снова обняла ее и, прижав палец к губам, заставила молчать. Каноник продолжал:
— Мой сын изучает Писание с самого раннего возраста. Прочти что-нибудь из Откровений для нашего дорогого гостя.
Джон побледнел и неуверенно начал:
— Асора… Apocalypsis Jesu Christi quo… quam dedit illi Deus palam fa… facere servis…
Гость нетерпеливым жестом остановил его.
— Мне некогда. Мы должны отбыть немедленно, чтобы успеть на стоянку засветло. — Он недоуменно посмотрел на Джона, потом на Джоанну и повернулся к Гудрун. — Кто эта женщина?
Каноник откашлялся.
— Саксонская язычница, чью душу я пытаюсь привести в лоно христианской церкви.
Человек епископа обратил внимание на голубые глаза Гудрун, стройную фигуру и белокурые волосы, выбившиеся из-под светлого чепца, широко, с пониманием улыбнулся щербатым ртом и обратился к ней:
— Ты мать этих детей?
Гудрун кивнула. Каноник покраснел.
— Тогда что скажешь ты? Кто нужен епископу, мальчик или девочка?
— Ничтожный пес! — рассвирепел каноник. — Как ты смеешь сомневаться в слове того, кто избран служить Богу!
— Успокойтесь, святой отец, — мужчина сделал ударение на слове «святой». — Позвольте напомнить вам о возможности того, кого я представляю.
Побагровев, каноник сердито уставился на человека епископа.
Мужчина снова обратился к Гудрун:
— Так мальчик или девочка?
Джоанна почувствовала, как вцепились в нее материнские руки, прижимая к себе. Пауза была долгой. Потом прозвучал голос матери, нежный и мелодичный. Красивые саксонские гласные выдавали в ней чужестранку.
— Вам нужен мальчик, — произнесла она. — Берите его.
— Мама! — Потрясенная предательством, Джоанна издала лишь этот единственный, испуганный крик.
Посланник епископа удовлетворенно кивнул.
— Значит, решено, — он повернулся к двери, — Седлайте коня и подготовьте поскорее мальчика.
— Нет!
Джоанна попыталась остановить его, но Гудрун крепко держала ее, шепча на саксонском:
— Верь мне, девочка. Так будет лучше, обещаю.
— Нет! — Джоанна попыталась вырваться. — Неправда. — Джоанна была уверена, что это устроил Эскулапий. Он не забыл ее, он придумал, как помочь ей продолжить то, что они начали вместе. Не Джона призвали учиться в школе. Это неправда.
— Нет! — Она высвободилась и побежала к двери. Каноник попытался поймать дочь, но она ускользнула от него. Выбежав из дома, она помчалась к уходившему гонцу. Джоанна услышала, как кричал отец, а материнский голос резко отвечал ему.
Она догнала гонца, когда тот подходил к лошади, и потянула его за плащ. Он взглянул на нее. Краем глаза Джоанна заметила приближающегося отца.
Времени было мало. Ее слова должны быть убедительными и точными.
— Magna est Veritas et praevalebit, — произнесла она. Это был малоизвестный отрывок из книги Ездры, и его узнал бы лишь тот, кто хорошо знаком с писаниями Святых Отцов. — Правда велика, и она преобладает. — Человек епископа, должен знать. И то, что она процитировала это изречение на латыни, докажет ему, что именно ее призвал епископ учиться в школе.
— Lapsus calami non est, — продолжила Джоанна на латыни. — Это не описка, я Джоанна, именно я и нужна вам.
Мужчина добродушно посмотрел на нее.
— Что? Что такое, ясноглазка? Что за лепет! — он потрепал ее за подбородок. — Извини, детка, я не понимаю твоего саксонского языка. Но, увидев твою маму, хотел бы научиться. — Он полез в сумку на седле и достал финик в сахарной глазури, — На, полакомись.
Джоанна уставилась на финик. Человек не понял ни слова. Представитель церкви, посланник епископа, и не знает латыни. Как такое возможно?
За спиной послышались шаги отца. Он схватил дочь за поясницу, оторвал от земли и унес в дом.
— Нет! — закричала она. Отец рукой зажал ей нос и рот так сильно, что Джоанна не могла дышать. Она извивалась и брыкалась. В доме он бросил ее на пол и замахнулся кулаком.
— Нет! — Гудрун вдруг встала между ними. — Ты не прикоснешься к ней. — Джоанна никогда не слышала, чтобы мать говорила таким тоном. — Или я скажу ему всю правду.
Каноник смотрел на жену в недоумении. На пороге появился Джон с узелком, где лежали его пожитки. Гудрун кивнула в его сторону.
— Благослови сына в дорогу.
Каноник долго не отрывал от нее взгляда, затем медленно повернулся к сыну.
— На колени, Джон, — Джон встал на колени, и каноник положил руку ему на лоб, — О, Господи, который изгнал Адама из его дома, и Кто оберегал его во время скитаний, Тебе вверяю этого юношу. — Тонкий луч полуденного солнечного света из окна осветил темные волосы Джона. — Не оставь его своим вниманием, и дай ему все необходимое для души и тела… — Нараспев читал каноник.
Склонив голову, Джон покосился на сестру и встретился с ней взглядом. Его широко открытые глаза выражали страх и мольбу. Ему не хочется уезжать, вдруг поняла Джоанна. Конечно! Как она этого раньше не заметила? Она не подумала о чувствах Джона. Он боится. Он не выдержит требований школы, и знает это.
Если бы я могла поехать с ним!
У нее в голове начал складываться план.
— …и в конце жизненного пути, — завершил каноник, — да свершится его путь в рай через Иисуса Христа и Всевышнего. Аминь.
После благословления Джон поднялся с коленей. Он выглядел покорным. Он стерпел материнские объятья и последние отцовские наставления. Но когда Джоанна подошла к нему и обняла его, Джон прильнул к ней и разрыдался.
— Не бойся, — прошептала она, пытаясь утешить его.
— Хватит, — сказал каноник. Положив руку на плечо сына, он повел его к двери. — Не выпускай девчонку из дома, — приказал он Гудрун, и они удалились, громко хлопнув дверью.
Джоанна, подбежав к окну, смотрела им вслед. Она видела, как Джон сел позади гонца епископа, его шерстяная накидка сильно отличалась от красного плаща всадника. Каноник стоял рядом, его темная коренастая фигура вырисовывалась на фоне весенней зелени. Крикнув последние прощальные слова, они ускакали.
Джоанна отошла от окна. Гудрун стояла посередине комнаты, наблюдая за ней.
— Перепелочка моя. — суетливо начала Гудрун.
Джоанна прошла мимо, словно матери не было. Взяв рукоделие, она села у огня. Следовало подумать, подготовиться. Времени мало, все нужно продумать очень тщательно.
Будет трудно, возможно, даже опасно. Мысль напугала ее, но выбора не было. Джоанна точно знала, что делать.
«Это несправедливо», — думал Джон. Он ехал теперь позади всадника, сердито глядя на герб епископа на красном плаще, Я не хочу никуда уезжать. Он ненавидел отца за то, что тот заставил его. Под накидкой он нащупал спрятанное им перед отъездом: гладкую поверхность ножа… отцовского ножа с костяной рукояткой. Одно из его сокровищ.
На губах Джона заиграла мстительная улыбка. Как разозлится отец, когда обнаружит пропажу. Это теперь неважно. К тому времени Джон будет уже далеко от Ингельхайма, и отец ничего не сможет сделать. Эта маленькая победа успокаивала его.
«Почему он не отправил Джоанну?» — сердито спрашивал себя Джон, и в нем закипала ненависть. Это она во всем виновата. Из-за Джоанны ему пришлось терпеть два года занятий с Эскулапием, этим занудным и зловредным стариком. А теперь его отослали в школу в Дорштадте вместо нее. О да, епископу нужна Джоанна, Джон не сомневался в этом. Она же такая умная, знает латынь и греческий, читает из Августина, тогда как он даже не осилил псалмов.
Он мог бы простить ей многое, она же его сестра. Но того, что Джоанна — любимица матери, он простить не мог. Он часто слышал, как они смеялись и разговаривали на саксонском и всегда замолкали, когда появлялся он. Они думали, что он не слышит их, но Джон все слышал. Мама никогда не разговаривала с ним на старом языке. «Почему?» — в тысячный раз с обидой спрашивал себя Джон. Неужели она думает, что я все рассказал бы папе? Я бы никогда… ни за что, что бы он со мной ни сделал, даже если бы избил».
