Евгений Чириков - Зверь из бездны
— Не приближайся к деревьям! — сказала девушка, отстраняя меня дальше от берега. — Деревья подхватят тебя и швырнут в реку… Опасен также сок, каплями разбрасываемый похожими на змей ветвями деревьев: от одной капельки, попавшей на человека, он сгорает от ненависти ко всему миру или задыхается от злобы!
— Но как же мы переправимся на другую сторону? — со страхом спросил я девушку.
— Надо отыскать живущую здесь, около черной реки, Ненависть и, обманув ее, получить пропуск через узенький мостик, охраняемый Человеком без сердца… Когда кто-нибудь пробирается по этому мостику без пропуска от Ненависти, Человек без сердца с хохотом сталкивает идущего в реку.
— Но как же мы обманем Ненависть?
— Об этом надо подумать. Садись рядом со мной на этот зеленый камень!
Мы сели рядышком на большой зеленый камень и опустили головы. Над нами кружились огромные черные совы и летучие мыши и, рассаживаясь на соседних камнях, с любопытством смотрели в нашу сторону. Несколько черных кошек, изгибая спины и медленно ворочая хвостами, крадучись ходили кругом нас и сверкали желтыми глазами…
— Почему все здесь черное?[72] — робко спросил я у девушки, но она так задумалась, что не слыхала моего вопроса. А черная река клокотала своими водопадами и подбрасывала миллионы брызг на огромную высоту.
— Слушай, милый мальчик! Я придумала, — сказала наконец девушка и тронула меня за плечо.
— Говори!
— Скажи, что ты ненавидишь добрую Волшебницу и хочешь напоить ее черной водой из реки Ненависти. Если Ненависть спросит, почему ты ненавидишь ее, — ты солги так: скажи, что у тебя папа ненавидит маму, а мама — папу, и что поэтому ты родился с желанием всем и всегда делать одно только зло. Если ты будешь лгать и не покраснеешь, Ненависть поверит и даст тебе пропуск на ту сторону…
— Я боюсь, что покраснею… — сказал я и уже покраснел при одной мысли, что я так подло оболгу папу и мамочку.
— Тогда вот что: положи себе в карман вот этот зуб. Он выпал у одного из семи Страхов. Как только ты дотронешься до этого зуба, так сейчас же тобой овладеет Страх, и ты побледнеешь. Теперь иди вдоль берега и не обращай внимания на черных сов, летучих мышей и кошек. Не забывай еще, что нельзя приближаться к прибрежным деревьям. Недалеко отсюда ты найдешь жилище Ненависти.
— А ты со мной разве не пойдешь?
— Нет. Это погубит нас обоих. Ненависть знает, что когда я полюбила доброго Великана, то потеряла прежнюю злость.
— Один я боюсь… — сказал я, ощупывая в кармане данный мне девушкой зуб.
— Помни только все, что я тебе говорила, и не бойся. Должно быть, ты сейчас трогаешь зуб Страха? До поры до времени не трогай его, а сделай это лишь тогда, когда почувствуешь, что краснеешь от стыда!.. Иди, иначе скоро взойдет солнце, и тогда уйдет Ненависть в ту страну, где наступает ночь… А не получишь от Ненависти пропуска, ты не перейдешь реки и попадешься в руки моей матери… Прощай! Мне надо торопиться, чтобы не хватилась мать и не примчалась в погоню…
Девушка кивнула мне головой и пошла прочь. Взлетели все черные совы и черные летучие мыши и стали кружиться надо мною. И пока я шел, они не отставали от меня и, свистя крыльями, падали стремглав вниз с явным намерением сесть мне на голову…
Не прошло получаса, как я увидел перед собою в темной скале черную дверь. Желтый змеиный глаз был вделан в эту дверь и чуть-чуть светился желтым блеском, озирая окрестности. Когда он встретил мой взгляд, то закрылся, и со скрипом отворилась тяжелая дверь на ржавых петлях. С трепетом я вошел в жилище Ненависти. Два желтых змеиных глаза были вставлены в стоявшие на столе подсвечники и едва-едва окрашивали черный мрак слабым желтоватым отблеском. При этом желтоватом мерцании я с трудом различил темный силуэт худой женщины с горящими в глубоких впадинах глазами. По этим глазам я сейчас же почувствовал, что это и есть Ненависть, потому что эти глаза горели ненасытной злобою. Ненависть ела змеиное мясо и, заметив меня, отвернулась. И потом она ни разу не взглянула мне в глаза и все время косилась и скрипела острыми зубами.
— Что тебе надо? По глупости или обдуманно ты забрел в мое жилище, и как тебя пропустили ядовитые деревья? — прошипела Ненависть.
— Обдуманно. Я так зол, что, если бы мог, растерзал бы самого себя!.. — сказал я, низко кланяясь Ненависти.
Ненависть усмехнулась от радости и спросила:
— Почему же ты носишь в себе так много похвальной злобы?
Я вспомнил, как научила меня ответить на этот вопрос девушка, и не успел еще оболгать папу с мамой, как Ненависть крикнула:
— Ты, кажется, врешь, потому что краснеешь? Ну-ка, поди сюда, поближе к свету, я посмотрю на твои щеки!
Я нащупал в кармане зуб Страха и побледнел, как белая бумага.
— Я не вру… Посмотри, если не веришь…
Ненависть приблизила ко мне свое лицо, и от ее дыхания я стал сильно злиться. Злым голосом я оболгал папу с мамой, и Ненависть, погладив меня по голове своей костлявой рукою, спросила:
— Что же ты от меня хочешь? Может быть, ты хочешь, чтобы я тебя научила, как сделать, чтобы у твоей матери лопнуло сердце от радости?
— Нет. Я хочу, чтобы не было на свете добра, а потому хочу напоить добрую Волшебницу черной водой из твоей прекрасной реки… Но я не знаю, как мне пробраться на другой берег, и пришел просить твоего разрешения пройти через узенький мостик…
— Отлично. Я тебе дам пропуск и пузырек с черной водой. Притворись добрым и постарайся обмануть мою сестру, которая портит мне жизнь своим добром…
С этими словами Ненависть встала, порылась в темноте и подала мне дно вещи: пузырек, завернутый в черную бумагу, и черное колечко с змеиным глазом.
— Теперь иди!.. Если напоишь мою сестру черной водою, то вернись назад. Я тебя поцелую, и тогда ты будешь самым злым мальчиком на земле…
— А как же я найду мост через черную реку?
— Сова! Проводи этого мальчика к мосту!
Я вышел из мрачного подземелья, и, захлопав крыльями, черная сова села ко мне на плечо. Когда я шел не туда, куда надо, сова слетала с моего плеча и садилась на землю, указывая мне направление, а когда я шел верно, она снова садилась на мое плечо…
Должно быть, близко мост, потому что сова визгливо закричала и полетела к берегу реки. Так и есть. Приблизившись к берегу, я увидел узенький мостик, на большой высоте перекинутый через клокочущую и брызгающую бездну. Сова, радостно крикнув три раза, полетела назад, а передо мною появился Человек в черной маске. Молча протянул он руку и, когда я положил в нее кольцо с руки Ненависти, пропустил меня на мост и скрылся.
Тихо, шаг за шагом, ступал я по узенькому мосту и, чувствуя под собой клокочущую водопадами и водоворотами черную реку, замирал от ужаса и закрывал глаза, придерживаясь за перила. Мостик качался, и казалось, что вот-вот он треснет и обрушится, унося меня с собою в черную реку Ненависти.
Ветер покачивал мост; внизу, под мостом, прыгали в черной кипящей воде отраженные огни звезд; черные кошки злобно мяукали, сидя на перилах моста… Где-то кричал зловещий филин…
Я испытывал такой ужас, что мои ноги дрожали и подгибались в коленях; сердце стучало так сильно, словно кто-то сидел у меня за пазухой и постукивал мягким молоточком; глаза закрывались, чтобы не смотреть под ноги. Как только я подходил к одной из рассевшихся на перилах кошек, они перед самым моим носом подпрыгивали и кувырком летели в бездну… Я слышал, как у меня на голове шевелились и вставали дыбом волосы и как дрожали все пальцы на руках… Медленно подвигался я по мосту, то и дело приостанавливаясь, чтобы перевести дух, и мне казалось, что я никогда не перейду моста… Приходило в голову кинуться в бездну, чтобы погибнуть и не испытывать больше этого ужаса…
Когда мне оставалось пройти по мосту еще несколько сажен, я собрал последние силы, набрал побольше воздуху в грудь и, закрыв глаза, побежал… Выскочив на другой берег, я упал в мягкую траву, засмеялся от радости и заснул крепким сном…
Ужасное пробуждение
Спал я долго и крепко. Во сне я видел, будто после долгого путешествия я наконец вернулся домой; тихо вошел на террасу и заглянул в окно: вижу — папа, мама, Володя и няня сидят в комнате с платочками в руках и все плачут. Я понял, что они плачут обо мне, и так жалко стало мне всех их, что я не вытерпел и закричал:
— Здравствуйте!..
Все посмотрели на окно, но не узнали, потому что я был грязный, ободранный и босой, похожий на маленького нищего. Встала няня, отворила дверь на террасу и подала мне ломоть черного хлеба.
— Прими, Христа ради! — сказала она и затворила дверь.
— Няня! — закричал я, и тут мама сразу узнала мой голос и кинулась на террасу.
— Милый! Ненаглядный! Родной мальчик! Бедненький сыночек! — закричала мама, схватила меня на руки и стала целовать и плакать.
