Иосиф Опатошу - Последний в семье
Сорка услышала легкий стук в дверь.
— Кто там?
— Это я, Сорка, открой, пожалуйста!
— Что тебе нужно?
— Ничего.
— Я не могу сейчас открыть.
Борех не находил себе места, ходил из одной комнаты в другую, несколько раз останавливался возле двери Соркиной спальни, прислушивался, потом заглянул в замочную скважину и увидел, как Сорка лежит в постели, свернувшись калачиком.
Бореху не верилось, что Сорка встречается со студентом, но чем больше он гнал от себя эту мысль, пытаясь забыть о ней, тем чаще она всплывала в его голове, терзая мозг и обрастая новыми подробностями.
Борех отправился спать рано. Он ворочался в кровати, крепко закрывал глаза и все же никак не мог уснуть. Его охватила тяжелая тоска.
Огромная круглая луна висела в окне, заглядывая внутрь и освещая каждый уголок в комнате. Бореху почудились шаги. Он сел и прислушался. На дереве напротив окна сидела птица и свистела. Борех улегся в кровать, натянул одеяло на голову, чтобы не слышать свист, и стал ворочаться с одного бока на другой. Свист раздражал его. Борех встал с постели, высунул голову из окна и прислушался, с какого дерева доносился звук. Он схватился за ветку и потряс ее. Птица на мгновение умолкла и тут же снова засвистела. Борех сел у окна, сгорбился, отгораживаясь от полной луны, светившей ему прямо в лицо, и увидел, как кто-то крадется по лугу. Он чуть пригнулся, чтобы его не заметили, и пригляделся. Понемногу темнота рассеялась, и он узнал студента.
Как раненый зверь, который не в силах сдвинуться с места, Борех замер у окна. Он почувствовал ломоту во всем теле и хотел наброситься на чужака. Ему показалось, что он слышит звук открывающегося окна. Борех пригнулся еще больше, навострил уши, но услышал только гудение ночи. Он покрутил головой во все стороны, ища и не находя студента, и застыл не дыша. Вдруг все утихло, словно пульс ночи остановился.
Послышался легкий стук в окно. Борех никого не увидел. Деревья, отделявшие его окно от окна Сорки, стояли черной стеной. Борех услышал разговор и напряг слух.
— А я не мог понять, почему ты не пришла.
— Ты в любом случае скоро уедешь?
— Уеду! Что случилось, Сорка? Со вчерашнего дня ты так изменилась! Тебя кто-то обидел, скажи!
— Все в порядке!
— Нет, что-то случилось!
— Да!
— Сорка…
— Уезжай завтра, я тебя прошу.
— Почему ты гонишь меня?
— Потому… Хочу, чтобы ты уехал!
— Почему?
— Потому что я помолвлена! Мой жених спит за стенкой! Это отвратительно!
— Ты помолвлена?
— А ты не знал?
— Нет!
— Ты врешь, сегодня ты обо всем выспросил у моего жениха!
— У Бореха в длинной капоте? Честное слово, я думал, он шутит!
Кровь у Бореха прилила к вискам. Все в нем кричало, призывая к действию. И тут он вспомнил, что топорик, которым он размечал лес, лежит под кроватью. Надо размозжить студенту голову этим топором, но Борех не сдвинулся с места, прислушался, чтобы узнать, что ответит Сорка.
— Тебе не нравится этот юноша? А мне нравится!
— Я не понимаю, почему ты обиделась.
— Кто обиделся?
— Ты!
— Спокойной ночи!
— Сорка!
— Оставь меня! Мы не пара! Уезжай завтра, найдешь себе варшавянку, обо мне забудь… Спокойной ночи!
— Сорка!
Сорка не ответила. Окно захлопнулось, и стало тихо.
— Сорка… Сорка… Одно слово, прошу тебя!
Окно снова раскрылось. Борех еще больше нагнулся, углядел просвет в кроне дерева, сквозь который пробивался луч луны, и увидел, как студент стоит у окна и гладит растрепанную Соркину голову. Она вырвалась, словно ее укусили, и, не прощаясь, захлопнула окно.
Все стихло. Студент еще немного постоял под окном, выпрямился, тихо позвал Сорку и, не получив ответа, пригнувшись, пустился прочь по лугу.
Борех сидел у окна, удивляясь тому, что совсем не злится на Сорку, мало того, он готов целовать следы ее ног.
Полная луна висела над деревьями так низко, что невозможно было разглядеть, что происходит в двух шагах. Дом был залит лунным светом. Счетовод, расположившийся на ночлег в соседнем домике, никак не мог устроиться и сердился, что ему не удается уснуть. Он ворочался, вроде как слышал голоса, старый холостяк в нем возмущался: такого нельзя допускать. Чего нельзя допускать? Он и сам не знал. Он немного приоткрыл окно и прислушался.
— Почему ты не спишь?
— Не могу уснуть, — растерялся Борех.
— Давно тут сидишь?
— Только подошел, — ответил Борех и почувствовал, как его голос дрожит.
— Мне показалось, что я видела кого-то в темноте.
— Я никого не видел.
— Там, кажется, кто-то стоит?
Борех пригляделся:
— Никого нет, это сломанное дерево.
— Прекрасная ночь.
— Прекрасная!
— Иди сюда!
— Куда?
— Ко мне.
— Брайна услышит.
— Какой ты пугливый. — Сорка приложила руки рупором ко рту, чтобы Борех ее лучше слышал. — Если бы на меня напали, ты бы стоял и смотрел, да?
— Что ты такое говоришь? — растерялся Борех.
— Тогда не бойся! Выпрыгивай из окна, вот так! Теперь давай руку! Помнишь, как я учила тебя ездить верхом?
Сорка помогла ему забраться в окно, и оба скрылись в темной комнате.
Счетовод сидел у окна, устало понурив голову, и размышлял. Деревья вокруг дома, выглядевшие так, словно дремучий лес начинался уже отсюда, небо, усыпанное звездами, тишина, полная монотонного жужжания, — все успокаивало его. Он подумал, что половина жизни прошла впустую. Забыв, что ночует у своего хозяина, он вспомнил, как двадцать лет назад с такой же тоской сидел у окна в местечке и смотрел, как пожарник крадется к их польской служанке Магде. Счетовод запустил руку в жидкие волосы, нащупал похожую на блюдце лысину и вдруг подумал, что у него во рту по бокам не осталось ни одного зуба. Двадцать лет назад небо было таким же звездным, ночь пьянила. Юные сердца так же бились, ничего не поменялось, только он потратил полжизни зря. Счетовод был уверен, что через двадцать лет, когда его уже наверняка не станет, у окна будет сидеть кто-то другой и думать о том же самом. У старого холостяка не было ни к кому претензий, он знал, что глупо жаловаться, и не обернулся, когда кто-то выпрыгнул из окна, поскольку понимал: мир устроен несправедливо.
Глава 10
Соркина свадьба
Гости съезжались на Соркину свадьбу со всей Польши. Десять пар лошадей пронеслись за последние пару дней по песчаным дорогам, ведущим к дому Мордхе. Бричка останавливалась у веранды, и из нее выходили родственники, с которыми Мордхе виделся только по праздникам. Дом и амбары освободили для гостей, и за день до свадьбы стало так тесно, что половина гостей спали на дощатых топчанах, сооруженных перед домом. Вместе с близкими родственниками, жившими в округе, прибыли раввины и музыканты из города. Уже за несколько дней до свадьбы в комнатах, амбарах и в лесу играла музыка.
В день свадьбы перед домом накрыли столы, и рыбаки, соседи Мордхе, сидели за ними со своими женами, ели и пили.
Мордхе в шелковом халате ходил между столами, следя, чтобы еды у соседей было вдоволь, а когда гости стали звать невесту, Мордхе с улыбкой заглянул в дом:
— Сореле! Сореле!
— Что?
Мордхе положил свою широкую руку Сорке на голову и погладил ее волосы:
— Дочка, выйди к рыбакам, они хотят выпить с тобой! Уважь людей, так полагается.
Увидев Сорку, рыбаки вскочили со своих мест и с криками: «Да здравствует нареченная!» — похватали стаканы и бутылки с пивом. Казалось, они собрались не на еврейскую свадьбу, а только что избрали старейшего рыбака главой общины.
Сорка оставалась равнодушной и делала все, что ей велели. У нее было чувство, что, если бы отец выдавал ее замуж за калеку, она бы и слова не сказала и пошла под хупу. Последние несколько недель она чувствовала усталость, почти ни с кем не виделась и постоянно, вспоминая о Владеке, задумывалась, действительно ли это произошло с ней или она прочитала об этом в книге. Сейчас, выйдя к рыбакам и сев с ними за стол, она забыла, что дома ее ждет портниха и парикмахерша греет щипцы для ее локонов. Она забыла о десятке дел, которые обычно волнуют невесту.
Во дворе кипела суета. Брички подъезжали и уезжали, старые раввины в штраймлах сбились в кучку, прислушиваясь к старцу с умным, достойным лицом, улыбавшимся каждой морщинкой: «Нет ничего нового под солнцем». Хасиды в атласных капотах гуляли рядками, заткнув большие пальцы за пояс и высоко подняв головы. И если бы не юноши с девушками, забившиеся в угол, можно было бы подумать, что хасиды собрались к ребе на Грозные дни.
Старый хасид в широкой бархатной шляпе, надвинутой на ухо, подошел к группе молодых людей и показал, что маленькая баня, едва заметная среди ветвистого орешника, уже греется. Молодые люди увидели, что тонкий дымок тянется между ветками, истончается, как перистые облака, и с усмешкой переглянулись. Хасид в шляпе шепнул что-то юноше. Но все расслышали и от души рассмеялись. Хасид заложил за пояс большой палец, опустил голову и довольно заулыбался:
