Александр Ласкин - Ангел, летящий на велосипеде
Еще раз назовем пропущенное.
«Пожар» свидетельствует о том, что сначала была библиотека рядом с пожарной каланчой.
«Холера» - о его прогулках вблизи Римско-католического храма.
Вот мы и приблизились к самому существенному пробелу контекста. Важнейшей подсказкой для Мандельштама оказалось само надгробие.
Дело в том, что фигур на саркофаге работы скульптора П. Коста не одна, а две.
У Бозио губы поджаты, а взгляд как бы отсутствующий. Зато скорбящая видит и чувствует все. Она прижалась к подруге, обвила рукой ее шею, положила голову ей на плечо.
Словом, одна устремлена в запредельное, а для другой нет ничего, кроме этого горя.
Плакальщица явно напоминает знакомую Мандельштама. Можно подумать, что это Лютик убивается по Бозио, по идее своей жизни, которую она не смогла опровергнуть.
2-Бозио-2
«Любое слово является пучком, и смысл торчит из него в разные стороны, а не устремляется в одну официальную точку», - сказано в «Разговоре о Данте».
Есть основания считать, что и в случае с Бозио речь идет не о нескольких возможностях, но о целом «пучке». К названным источникам добавим и третий сон Веры Павловны из романа «Что делать».
Если в реальности Вера Павловна видела Бозио только на сцене, то во сне актриса стала ее конфиденткой, поверенной в самые тайные ее помыслы.
О том, что перед ней актриса, Вера Павловна не знает, но догадывается. Разглядеть фигуру она не может, но слышит голос и наблюдает за движениями руки.
По сути, вся роль Бозио в этом отрывке отдана руке. Чернышевский не дает в этом усомниться, множество раз варьируя одно слово:
«Как хороша эта рука! …как же эта рука протягивается сквозь полог, не раскрывая полога? …Рука новой гостьи дотрагивается до страницы; под рукой выступают новые строки…»
Как видно, повторы должны передать настойчивость. Словно актриса делает пассы в сторону подруги, пытается подчинить ее своей энергии.
Не исключено, что требовательный жест Бозио из романа как-то связан с лечащим прикосновением руки скорбящей на саркофаге. И для русского писателя, и для флорентийского скульптора их героини не только существуют вместе, но как бы дополняют друг друга.
Мандельштаму тут важна некая интимность, несомненное внутреннее притяжение.
Это подтверждают и слова на могильном памятнике. Их тоже можно прочесть как обращение к двоим.
«У нее было все, что можно желать; она получила все при самом своем рождении, - все, исключая долгую жизнь: она умерла, едва начав ее! Смерть, завидуя ее славе и разбив будущность, такую прекрасную, не могла, однако, схоронить память о ней под мрамором этой гробницы: ее больше нет, но слава ее осталась. Бог захотел того - уважим Его волю; среди ангелов, составляющих небесный хор, не хватало одного ее голоса».
Это перевод Бориса Модзалевского из той же статьи в «Бирюче».
Не в пример Бозио, Лютик совсем не знала, что такое слава. А вот о существовании ангелов, безусловно, догадывалась. Неслучайно в посвящении ее памяти Мандельштам написал о «заресничной стране».
Кажется, поэт пытался проникнуть туда, куда вглядывалась первая фигура на саркофаге. В небесном хоре он видел себя вместе со своей подругой зимы 1925 года.
Что совершалось в небесах?
Другой пророк назвал нечто подобное - «горний ангелов полет».
Взявшись за руки, они спешили на идущий издалека свет:
Без оглядки и помехи
На сияющие вехи
От зари и до зари
Налитые фонари.
Умышленный город
Казалось, это - если и не галлюцинация, то фантазия. Впрочем, вместе с Мандельштамом нечто подобное переживали многие.
Наличие свидетелей есть доказательство чуда. Немало ленинградцев двадцатых годов могли бы подтвердить, что наблюдали явление ангела.
Конечно, это был уже знакомый нам ангел, летящий на велосипеде.
Горожане вяло поглядывали в окно трамвая, словно перелистывали страницы читанной-перечитанной книги, как вдруг их настигало нечто необычное.
В отдалении проплывал нежный вихрь. Он двигался настолько быстро, что они едва успевали различить контур лица, рыжие волосы, открытый лоб.
Странные люди эти петербуржцы-ленинградцы! В минуту волнения они не возопят нечто невообразимое, а начнут читать любимые стихи.
Не все пассажиры что-то нашептывают себе под нос, но среди самых вежливых и плохо одетых такие встречаются обязательно.
И мандельштамовский персонаж Парнок, и поэт Пяст, и обитатели квартиры 34 принадлежат этому сообществу.
Каков репертуар этих бормотаний? Конечно, без Мандельштама тут не обошлось. Тем более, что он сам описывал нечто подобное. Вот хотя бы «Ангел в светлой паутине…» или «Из табора улицы темной…»
Удивительно, когда человек, едущий рядом, читает стихи. Впрочем, к подобным вещам мы успели привыкнуть. А событие, произошедшее под самый конец 1939 года, с полным основанием может быть названо странным.
Именно тогда прах и надгробие Бозио перенесли в Некрополь мастеров искусств в Александро-Невской лавре.
Узнай об этом Мандельштам, он бы остался доволен. Когда еще воплощение метафоры становилось делом чуть ли не государственной важности?
И твердые ласточки круглых бровей
из гроба ко мне прилетели…
Как когда-то Лютик, Бозио оставляла «жаркую могилу». Теперь ее окружали не чиновники и торговцы, а литераторы и артисты. Наконец-то она попала к своим.
В Александро-Невской лавре итальянская актриса - всеобщая любимица. Любой экскурсовод с удовольствием расскажет печальную повесть ее жизни, завершившейся под чужим небом.
Правда, о Лютике экскурсоводы не догадываются. Слишком глубоко запрятана эта тема среди мандельштамовских ассоциаций.
Возможно, впрочем, дело в другом.
Очень уж изменился за последние годы наш город!
Все реже теперь можно увидеть прохожего, бормочущего стихи.
Да и бывших египтян уже не встретишь, а ведь еще недавно именно они определяли уровень петербургской интеллигенции.
Куда-то все подевались: то ли перевелись совсем, то ли окончательно слились с остальными жителями.
Существует такой эффект очереди: когда люди объединяются для какой-нибудь надобности, они становятся неотличимы друг от друга.
А ведь так, бывает, хочется маломальского события!
Ну хоть бы ангел, летящий на велосипеде, промелькнул и растворился вдали…
Итоги
Для того, чтобы осуществиться, все в жизни проходит «путем зерна».
Не только люди, но и мысли должны миновать несколько воплощений.
Слова и образы могут существовать начерно, томиться в книге какого-нибудь М.К. или Фитингофа-Шеля, а потом найти себя в прозе поэта.
Отнюдь не всегда Мандельштам думал так. Но сейчас ему хотелось ничего не упустить, всему воздать должное, не обойти и самого скучного этапа накопления частностей.
Помните его восторженные слова, обращенные к цитате?
«Цитата не есть выписка. Цитата есть цикада. Неумолкаемость ей свойственна».
Вместо «цитата» Осип Эмильевич мог сказать - «перпетуум-мобиле», «круговорот в природе», «энергия постоянного обновления».
Его эксперимент свидетельствовал, что вещество поэзии отнюдь не чистое. Тут обязательно присутствуют разного рода примеси. В данном случае без них тоже не обошлось.
И статья Модзалевского, и Холерное кладбище, и надгробие Бозио, и третий сон Веры Павловны - это далекие и близкие источники его образов.
Правда, существуют явления, которые так просто не объяснишь.
Это когда поэт не знает, но чутко улавливает, а потом оказывается, что все обстояло именно так.
Особенно трудно воспринимают такие вещи разные там Шилкины!
Ну как им втолковать, что поэзия связана с даром пророчеств.
Вы, конечно, не забыли о последней Лютиковой «ночи любви»?
Смерть Бозио тоже начиналась с «песни любви».
«Она приподнялась и пропела то, что нужно, писал Мандельштам, но не тем сладостным металлическим, гибким голосом, который сделал ей славу и который хвалили газеты, а грудным необработанным тембром пятнадцатилетней девочки-подростка с неправильной, неэкономной подачей звука, за которую ее так бранил профессор Каттанео».
Кажется, в последнюю минуту прошлое и настоящее актрисы освещала какая-то вспышка.
Так и Лютику открывалось единство ее судьбы.
Она ясно чувствовала, что прожила жизнь короткую, как строчка о Бозио, и ей осталось умереть.
«Прощай, Травиата, Розина, Церлина…»
Глава шестая. Заместитель Мандельштама
Серовские мальчики
Вопрос стоял примерно так.
Можно ли переиграть судьбу, но при этом остаться в поле зрения бывшего поклонника?
