KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 1

Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 1

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Вальтер Скотт, "Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 1" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Следует также упомянуть, что, в то время как в Англии авторство моих романов вызывало по временам горячие споры, иностранные издатели без малейшего колебания выпускали под моим именем не только все мои романы, но и ряд других, к которым я не имел касательства.

Итак, тома, которым настоящие страницы предпосылаются в качестве предисловия, целиком принадлежат перу автора этих строк, о чем он теперь и заявляет. Исключение составляют, разумеется, цитаты с указанием источников и те непреднамеренные и невольные плагиаты, от которых не может уберечься ни один человек, если ему приходилось много читать и писать. Первоначальные рукописи все сохранились, и написаны они от начала до конца (horresco referens)[16] собственной рукой автора, за исключением произведений, относящихся к 1818 и 1819 годам, когда вследствие тяжелой болезни он был вынужден прибегнуть к секретарским услугам одного друга.

Количество лиц, которым была по необходимости доверена или случайно сообщена моя тайна, доставляло, если не ошибаюсь, не менее двадцати. Я весьма обязан им за то, что они соблюдали ее до тех пор, пока расстройство дел моих издателей, господ Констэбл и К0, и последовавшее предание огласке их бухгалтерских книг не сделало невозможным дальнейшее соблюдение секрета. Обстоятельства, связанные с моим признанием, были изложены публике во введении к «Хроникам Кэнонгейта».

Цель настоящего издания была освещена в предуведомлении. У меня есть некоторые основания опасаться, что примечания, сопровождающие романы в том виде, в каком они теперь публикуются, будут сочтены слишком пестрыми и имеющими слишком личный характер... Некоторым извинением может послужить то, что настоящее издание предполагалось выпустить после моей смерти, а также то, что старикам дозволено бывает говорить долго, так как по закону природы им уже недолго остается говорить. При подготовке настоящего издания я сделал все, что было в моих силах, чтобы объяснить как характер источников, послуживших основой для моих романов, так и то, как я их использовал. Мне кажется маловероятным, чтобы я когда-либо пересмотрел или даже прочел эти книги. Поэтому я старался скорее улучшить настоящее издание за счет нового и пояснительного материала, дабы читатель не имел основания жаловаться, что эти данные имеют лишь общий и чисто формальный характер. Остается ждать, приобретет ли публика (подобно ребенку, которому показали часы), после того как она вдоволь налюбуется его внешностью, еще и некоторый новый интерес к этому предмету, когда его раскроют перед ней и покажут его внутренний механизм.

В свое время «Уэверли» и последовавшие за ним романы пользовались у читателей любовью и популярностью, за что автор им искренне признателен, но теперь он уже не может рассчитывать на то, что их примут так же, как при первом их появлении, и, подобно осторожной красавице, достаточно долго царившей в сердцах своих поклонников, он пытается с помощью искусства восполнить ту привлекательность, которая утрачена вместе со свежестью первых впечатлений. Издатели постарались пойти навстречу благородному стремлению публики поддержать национальное искусство, украсив настоящее издание рисунками наиболее замечательных из живущих ныне художников.[17]

Моему выдающемуся земляку Дэвиду Уилки; Эдуину Лэндсиеру, так часто применявшему свой талант к шотландским темам и пейзажам; господам Лесли и Ньютону—-приношу здесь свою благодарность и как друг и как автор этих книг. Не менее признателен я и господам Куперу, Кидду и другим видным художникам, с которыми я меньше знаком, за их готовность посвятить свои таланты той же цели.

Дальнейшие сведения, касающиеся настоящего издания, будут сообщены уже издателями, а не автором, который на этом заканчивает свои введение и объяснения.

Если, подобно избалованному ребенку, он иной раз и злоупотреблял снисходительностью публики, он, во всяком случае, считает себя вправе рассчитывать на полное доверие, утверждая, что никогда не был повинен в нечувствительности к ее доброте.

Эбботсфорд, 1 января 1829 г.

Глава I ВВОДНАЯ

Заглавие этого произведения было выбрано не без серьезного и основательного обдумывания, которого важные дела требуют от осмотрительного человека. Даже его первое или общее название явилось плодом необычных изысканий и отбора, хотя, если бы я брал пример со своих предшественников, мне стоило только взять самое звучное и приятное на слух наименование из английской истории или географии и сделать его как заглавием моего произведения, так и именем его героя. Но увы! Чего могли бы ожидать мои читатели от рыцарственных прозвищ Гоуарда, Мордонта, Мортимера или Стэнли или от более нежных и чувствительных звуков Белмура, Белвила, Белфилда и Белгрейва, как не страниц, полных пустой болтовни, вроде книг, выходивших под такими заглавиями за последние полвека? Скромно признаюсь: я слишком недоверчив к собственным заслугам, чтобы без необходимости противопоставлять их ранее сложившимся представлениям. Поэтому я как рыцарь с белым щитом, впервые выступающий в поход, выбрал для своего героя имя Уэверли, еще не тронутое и не вызывающее своим звучанием никаких мыслей о добре или зле, кроме тех, которые читателю угодно будет связать с ним впоследствии. Но второе, дополнительное название моего сочинения представило несравненно более трудный выбор, поскольку подзаголовок, несмотря на свою краткость, может считаться своего рода обязательством для автора изображать место действия, обрисовывать героев и располагать события таким, а не иным образом. Если бы, например, я объявил на фронтисписе: «Уэверли, повесть былых времен», всякий читатель романов, конечно, ожидал бы замка, по размерам не уступающего Удольфскому. Восточное крыло его с давних пор оставалось бы необитаемым, а ключи от него были бы либо потеряны, либо поручены заботам пожилого дворецкого или кастелянши, чьим неверным шагам суждено было бы к середине второго тома привести героя или героиню в это разрушенное обиталище. Не кричала ли бы сова и не трещал бы сверчок с самого титульного листа? Разве мог бы я, соблюдая хотя бы в слабой степени приличия, ввести в мою повесть сцену более оживлённую, чем паясничанье грубоватого, но верного слуги или бесконечные речи горничной героини, когда она пересказывает своей госпоже все кровавые и страшные истории, которых она наслушалась в людской? Опять же, если бы заголовок гласил «Уэверли, перевод с немецкого», неужели нашлась бы такая тупая голова, которая не представила бы себе распутного аббата, деспотического герцога, тайного и загадочного сообщества розенкрейцеров и иллюминатов с их реквизитом черных капюшонов, пещер, кинжалов, электрических машин, люков и потайных фонарей? А если бы я предпочел назвать свое произведение «Чувствительной повестью», не было бы это верным признаком, что в ней появится героиня с изобилием каштановых волос и с арфой — усладой часов ее одиночества, которую ей всегда как-то удается благополучно переправить из замка в хижину, хотя нашей героине приходится порой выскакивать из окна, расположенного на высоте двух маршей лестницы, и не раз плутать по дорогам, пешком и в полном одиночестве, руководствуясь в своих странствиях лишь указаниями какой-нибудь краснощекой деревенской девки, чей говор она едва может понять? Или, скажем, если бы мой «Уэверли» был озаглавлен «Современная повесть», не потребовал ли бы ты от меня, любезный читатель, блестящей картины светских нравов, нескольких едва завуалированных анекдотов из жизни частных лиц,— притом чем сочнее выписанных, тем лучше, — героини с Гровнор-сквер, героя из клубов, посвятивших себя кучерскому искусству, и толпы второстепенных персонажей, набранных среди модниц восточного конца улицы королевы Анны и отважных героев из полицейского участка на Боу-стрит? Я мог бы умножить доказательства важности титульного листа и показать в то же время, как глубоко осведомлен я во всех ингредиентах, необходимых для приготовления романов как героических, так и бытовых, самого различного свойства, но довольно: я не позволю себе дольше искушать терпение моего читателя, без сомнения уже горящего желанием узнать, на чем остановился выбор автора, столь глубоко познавшего различные отрасли своего искусства.

Итак, относя начало моего повествования на шестьдесят лет назад, если считать от настоящего первого ноября 1805 года, я этим самым как бы объявляю моим читателям, что в последующих страницах они не найдут ни рыцарского романа, ни хроники современных нравов; что железо не будет покрывать плеч моего героя, как во время оно, ни красоваться в виде подковок на его каблуках, как это принято нынче, на Бонд-стрит, что мои девицы не будут облачены «в пурпур и долгие одежды», как леди Алиса из древней баллады, или доведены до первобытной обнаженности современных посетительниц раутов. Из этого выбора эпохи проницательный критик сможет далее .заключить, что предметом моего рассказа будут скорее люди, чем нравы. Бытописание становится интересным, либо когда оно относится к эпохе, заслуживающей уважения в силу своей древности, либо когда является живым отражением событий, повседневно развертывающихся перед нашими глазами и занимательных своей новизной. Таким образом, кольчуга наших предков и шуба с тройным воротником современных щеголей могут в одинаковой степени, хотя и по различным причинам, служить подходящим костюмом для вымышленного персонажа; но кто, желая произвести впечатление одеянием своего героя, добровольно нарядит его в придворное платье времен Георга II — без воротничков, с широкими рукавами и низкими прорезями для карманов? То же с одинаковой справедливостью можно сказать и о готическом зале, который своими разноцветными и потемневшими стеклами, высокой и мрачной крышей, наконец тяжелым дубовым столом, украшенным розмарином и уставленным кабаньими головами, фазанами и павлинами, журавлями и лебедями производит прекрасное впечатление в литературных описаниях. Немалого эффекта можно добиться и от оживленной картины современного празднества из тех, что ежедневно упоминаются в газетах под рубрикой «Зеркало моды», если мы противопоставим их, вместе или в отдельности, чопорному великолепию какого-нибудь приема шестьдесят лет тому назад; и, таким образом, легко будет увидеть, насколько художник, изображающий древность или модные нравы, выигрывает по сравнению с тем, кто рисует быт последнего поколения.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*