Виктор Шкловский - О мастерах старинных 1714 – 1812
– Мой друг Джемс Уатт, – сказал Болтон.
Уатт протянул Сабакину жесткую руку.
Заводчик весело продолжал:
– И вот вы встретились у меня, а могли бы встретиться в Петербурге. Господин Робисон три раза звал Уатта в Россию; предлагали жалованья тысячу фунтов стерлингов в год, но едет к вам не господин Уатт, а господин Гаскойн. Он тоже хороший механик. – Болтон засмеялся.
– Наш гость простит меня, – сказал Уатт, – если я не буду очень разговорчив. Моя мигрень сегодня празднует свой недельный юбилей.
– Войдемте в мастерскую, – попросил Сабакин.
Все вошли в невысокое здание.
Станки и машины в помещении были прикрыты, очевидно, только что, мешками и скатертями.
Сабакин улыбнулся.
– Мы сохраняем так машины от пыли… Может быть, гость хочет выпить чаю? – спросил Болтон.
– Не беспокойтесь, дорогой друг, – сказал Сабакин, – и не под покрывалами в Англии я уже переглядел премножество машин. В Бирмингаме я даже изучил любопытную машину с кривошипом. Таковая машина на глазах моих превращала поршневое движение в действие вращательное. В этом я вижу многие выгоды и превеликие прибытки и удивляюсь, что на столь важной мельнице, как ваша, машины водою крутятся. Впрочем, может быть, у вас есть и другие машины, но день сегодня действительно пылен.
Болтон улыбнулся и еще вежливее сказал:
– Приспособить кривошип к паровой машине так же просто, как начать резать сыр ножом, которым резали хлеб.
– Механика, – проговорил Сабакин, – стремится к простоте, и не думайте, что я с моей стороны высказал недовольство тем, что от меня многое скрывают, потому что и сейчас для меня встречаются новые и удивительные вещи. Я даже имею затруднение в избрании, на которую из встречающихся машин обращать внимание, не вводя рассматриванием кого-нибудь в подозрение, сам зная, как часто под видом дружеского посещения похищают чужие секреты.
– Друг мой, – сказал ласково Болтон, – идемте в беседку – она стоит там, где когда-то была хижина фермера, который запахивал склоны холма.
Они шли мимо шумных закрытых амбаров, в которых штамповали, сверлили, пилили, строгали. На горке зеленела увитая виноградом беседка. Стол был уже накрыт. На столе стояли хрустальные бокалы, бутылки с вином.
– Я не буду пить, – заметил Уатт, – мигрень мне этого не позволяет.
– Мистер Сабакин, – сказал Болтон, – люди разума должны оказывать друг другу услуги. Выпейте вина. Это бордоское вино, оно пахнет фиалкой – запахом скромности и молчаливости. Должен вам также сказать, что вы напрасно были так откровенны на заседании в Королевском обществе. Имеете ли вы патент, заверенный у нас, на вашу машину?
– Нет, – ответил Сабакин.
– Я надеюсь, что вас вообще будут хорошо угощать в Англии, – продолжал Болтон, – но боюсь, что вы еще лучше угостили Англию.
– Не кажется ли вам, господа, – сказал Сабакин, – что великодушие и откровенность должны соединять людей умных и добродетельных? Мне говорили, что господин Уатт был очень небогат, а вот вы, господин Болтон, и ваши компаньоны приняли его без капитала товарищем в равную часть своих доходов.
– Вы говорите по-английски неплохо, но длинными фразами и несколько наивно, – ответил Болтон. – То, что вы сказали, нравится мне, как вещь, сделанная художником не нашего времени. В прошлом году, господин Сабакин, благодаря моему влиянию мы получили в парламенте продление нашего патента на всякого рода вращение, производимое нашей машиной. Мы будем молоть хлеб, тереть краску, вращать станки, подымать и возить тяжести, используя пар, и все это обеспечено королевским патентом.
Уатт поморщился и сказал:
– Демон коловращения овладел миром и доведет нас до сумасшедшего дома или до долговой тюрьмы. Часто мне кажется, что лучше ограничить работу машины только выкачиванием воды. Самое поднятие корзины из шахт можно достичь, выливая выкачанную воду на мельничное колесо.
– Господин Уатт, вы должны верить Болтону, – сказал хозяин. – Нам подает кларет и холодный пунш уважаемый мастер наш Мердок, но и он, не будучи пайщиком нашего предприятия, налаживает огненную повозку для перетаскивания разных грузов и думает о том, нельзя ли газ, получаемый при изготовлении кокса, использовать для освещения. Господин Уатт, хлеб надо сеять, товаром надо торговать, художественные вещи надо производить штампом, корабли не должны стоять на причале, а патенты надо использовать до конца.
Уатт потрогал шелковую повязку на лбу.
– Мистер Сабакин, головная боль меня истощила. Мы с вами оба часовщики и мастера инструментов – люди ремесла. Не думайте, что под скатертями скрыты великие тайны, там только станки, довольно плохо работающие: мы еще не умеем обрабатывать сталь. О, если бы было достаточно только изобретать!.. Я начал с того, что взялся починить модель машины Ньюкомена: модель работала хуже, чем те машины, которые я знал в деле.
– Это зависело от субтильности сложения механизма, от большого охлаждения при уменьшении диаметра цилиндра, – заметил Сабакин.
– Да, вы правы. Я посоветовался с господином Робисоном. Он мне сказал не много. Я пошел сам, пошел, ведомый чутьем механика. Вы слыхали, может быть, про великого слепца, который прокладывает дороги у нас в Англии?
– Да, я видел его.
– Вам повезло. И я работал, как слепой. Усталый от бесплодия мыслей, измученный так, как не устает поденщик, я брел однажды по улице Глазго, опустив голову. Лицо мое обдало паром. Пар валил из подвала. Там была прачечная. На холоде пар сгущался. Тогда я решил: надо пар выпускать из какого ни на есть отверстия в цилиндре, а не охлаждать в самом цилиндре, потому что, охлаждая пар в цилиндре, мы охлаждали и сам цилиндр, теряя теплоту, а не превращая ее в силу. И тогда я побежал весело домой, у меня открылись глаза.
Болтон уже выпил и был весел.
– Так рассказываем мы, – сказал он, – когда берем патент. А на самом деле мы побежали домой и начали читать книги. Обо всем этом уже было написано, об этом говорилось в университете. Вы не надуете господина Сабакина.
– Они не поверили, – сказал Уатт, – а я поверил. И не сердитесь, господин Болтон, я рассказываю это иностранцу, чтобы ему понятно было, как трудно нагнать нас.
– Садитесь, мастер Мердок, – предложил Болтон, – садитесь, Вильям, садитесь, строитель мельниц. Мы все тут друг друга стоим. Чокайтесь со мной и с господином Сабакиным. Выпьемте за удачу, господин Сабакин. В прошлом году мы были накануне разорения, я вложил все в дело, но устоял в то время, когда закрывались другие заводы и лопались банки.
Мердок, немолодой бритолицый человек, спокойно ответил:
– Но выручил вас, сэр, копировальный станок, который выдумал наш дорогой Уатт.
– Обычный пресс, – заметил Болтон, – очень похожий на старую машину типографщиков. Я попрошу принести еще бутылку коньяка.
– Блажен увидевший новое в старом, – сказал Уатт. – Я пью за ваше здоровье, Мердок. Вы умеете видеть.
– Спасибо, сэр. Коньяк сейчас принесут, сэр.
Болтон продолжал:
– Но вы не правы, Уатт, когда говорите, что господин Сабакин ничего не увидел бы в станках, покрытых скатертями. Он увидал бы наши усилия, наши траты. Нам нужно пригнать поршень к цилиндру. Сперва мы удовольствовались, если между поршнем и цилиндром нельзя было просунуть монету. Я применил набивку из волос, пробки, но машина не доизобретена еще и сегодня. Пока ее нельзя делать просто и повторять, как пуговицы.
– Я больше всего, – сказал Уатт, – люблю покой. Я устал делать на станках то, что на них нельзя сделать. Я вижу трудности и нахожу новые решения, но они только новый труд. А если бы мне дали волю, я бы отдыхал. Мне кажется, если бы не рука Болтона, то я бы точил что-нибудь из кости или дерева или чинил бы часы. Мне надоело думать.
– Если надоела мысль, – сказал Болтон, наливая коньяк на дно бокала, – тогда, что ж, давайте выпьем за деньги Болтона. Господин Уатт без меня ушел бы прокладывать каналы. Может быть, и не он бы построил паровую машину. Господин Сабакин, родина там, где человеку хорошо. Директор Каронской компании уехал в Россию. Не хотите ли поступить ко мне и стать между мистером Мердоком и моим компаньоном Уаттом? Я знаю, вы изучаете математику.
– За столом, – ответил Сабакин, – пьют вино, но не меняют отчизну.
– Вы можете потерять удачу за хороший ответ, потому что вы сказали «нет». Но чем же я могу быть вам полезен?
– Дайте мне письмо – я хочу посмотреть глубокие шахты. Хлеб растет на черноземе, а Англия выросла на земляном угле.
– Вы получите письмо. Я дам вам письмо на шахту старого Ребека. Но вернитесь когда-нибудь к нам: в день каждого полнолуния у нас праздник. Долго ли вы пробудете в Эдинбурге?
– Года два.
Глава пятнадцатая,
содержащая описание английского рудника конца XVII1 века.
Рудник, на который приехал Лев Сабакин, находился на берегу канала с темной, как будто ржавой, водой.
