Наталья Павлищева - Мадам Помпадур. Некоронованная королева
В замок явно кто-то приехал, слышно, как распоряжаются по поводу лошадей и кареты. Только бы не Парисы и не Шарль. Первых видеть не хотелось совсем, а перед мужем Жанна чувствовала себя просто виноватой, и не потому, что ездила красоваться перед королем, а потому, что, возможно, не уберегла их ребенка. Боль внизу живота не отпускала уже целыми сутками…
Приехавшей оказалась мать. Мадам Пуассон была мрачнее тучи.
Жанна приподнялась на постели:
– Что случилось? Что-то с отцом или Абелем?
– Нет.
– С кем? С Шарлем?
Вместо ответа мать вытащила из рукава небольшой лист бумаги и протянула дочери. Жанна Антуанетта взяла его почти с содроганием, явно, что там нечто важное.
Мадам Пуассон принялась почти скорбно сморкаться в платочек, искоса наблюдая за дочерью. Чем дальше Жанна читала послание, тем больше вытягивалось ее лицо.
Маркиза де Шатору, не рассыпаясь в приветствиях или комплиментах, требовала от мадам Пуассон посоветовать дочери больше не появляться перед королем, обещая в случае непонятливости крупные неприятности! Фаворитка не церемонилась с какой-то там мещанкой, она просто приказала даже не ей самой, а ее матери и не сомневалась, что приказ будет выполнен.
Жанна Антуанетта усмехнулась:
– Парисы видели?
– Да.
– И что?
– Советуют пока подождать.
– Чего подождать, они собираются удалить фаворитку? Но через несколько месяцев я буду такой круглой, что никакому королю не смогу приглянуться.
Мадам довольно усмехнулась:
– Я полагаю, что ты уже приглянулась, если сама Шатору удостоила тебя таким гневом. Парисы и де Турнеэм тоже так считают.
Жанна Антуанетта чуть задумчиво поинтересовалась:
– Ты можешь объяснить, что именно не устраивает Парисов в Шатору? Ведь они поверенные маркизы, как же они могут что-то делать за ее спиной и против нее?
– Против Шатору герцог Ришелье… и еще много кто.
– А почему вы решили, что герцог был бы счастлив видеть в качестве фаворитки меня?
– Так решили Парисы…
– Парисы делают ставку на меня? Но почему?
– Ты умна, красива, умеешь очаровывать… К тому же ты с детства готовилась к этой роли.
– Какой роли, мама?
– Той, что тебе предсказала Лебон.
– Парисы готовы поддержать меня?
– Да.
– Тогда почему у тебя такой мрачный вид?
Мадам Пуассон вздохнула:
– Боялась, что ты придешь в ужас и будешь плакать.
– Нет, плакать я не буду, хотя все очень плохо. Но сейчас мне нужно доносить и родить ребенка, об остальном будем думать потом. Видишь, даже погода против моих поездок.
– Я очень рада, дорогая, что ты не слишком расстроилась.
– Ты не права, я расстроилась и очень-очень сильно, но понимаю, что пока выбора нет.
– Ты много лет мечтала быть фавориткой короля, я помню. И я поддерживала в тебе эту мечту, а теперь она рушится?
Жанна вдруг уставилась на мать долгим взглядом и ответила неожиданно даже для себя:
– Нет, всего лишь отодвигается. Всему свое время, я еще буду фавориткой короля.
Мать осторожно поинтересовалась:
– Потому что это предсказала Лебон?
– Нет, потому что я влюбилась в Людовика.
– О боже! Разве можно влюбляться в королей? И уж тем более в того, с кем собираешься спать?
– Только не говори Парисам, они ничего не смыслят в любви, а потому не поймут. Я не обману ваших надежд, но только по-своему. Чтобы завладеть королем, надо завладеть его сердцем, отдав взамен свое.
– Зря ты так думаешь, у Людовика весьма капризное сердце, ему нельзя дарить свое, растопчет.
– Поздно предупредила, я уже подарила.
– У тебя… у тебя что-то было с его величеством?! – ахнула мать.
– Нет, подарить сердце вовсе не значит отдаться в постели, я просто влюбилась в короля, как бы глупо это ни было. Ты знаешь, что такое влюбиться?
– Знаю. Я знаю, что такое любить многие годы, но держать это при себе, никому не показывая.
– Мама, – Жанна вдруг уткнулась в колени присевшей на край постели матери, – я буду любовницей короля, но не потому, что это выгодно, а потому, что он самый красивый мужчина Франции. И всего мира. И не забуду вас всех. Но только сейчас я должна родить ребенка, иначе не прощу себе гибели малыша из-за своих амбиций.
– Да, конечно, дорогая…
Если честно, то мадам Пуассон надеялась только на то, что любовь к королю у дочери просто пройдет за то время, пока она будет ходить беременной и рожать второго ребенка. Может, так и лучше? Жанна сильно похорошела после первенца, хотя и тяжело переживала его гибель. Но надо сказать, чтобы больше никаких детей, это сильно портит фигуру и грудь женщины. И еще, чтобы не смела даже думать о вскармливании грудью, как порывалась делать с первым ребенком.
Заботы мадам Пуассон и мадам Ле Норман на несколько месяцев оказались далеки от его величества и придворных интриг. Но о них не забыли Парисы.
Жанна прекратила поездки в коляске, перестала нервничать, тем более король со свитой покинули Шуази (не без настояний маркизы Шатору), состояние хозяйки замка Этиоль заметно улучшилось, и в положенный срок она родила дочку. Девочка в отличие от умершего сразу после рождения брата оказалась крепенькой, выжила и радовала родителей самим своим существованием.
Жанне некоторое время были просто противопоказаны следующие роды, что заставило Шарля Гийома держаться от спальни супруги в стороне. Но дочь и саму Жанну Антуанетту он очень любил.
А немного погодя начались события, сильно повлиявшие на дальнейшую судьбу всех Ле Норманов…
Конец фаворитки
Наступило время, когда фаворитка решила, что ей мало играть в любовь, и принялась играть в политику. Подтолкнуло ее к этому положение вокруг Франции, в частности война в союзе с Испанией против Марии-Терезии Австрийской. Эта война вяло тянулась уже около четырех лет, но теперь австрийцы стояли уже на берегах Рейна, угрожая Эльзасу. Вообще-то это мало волновало короля, и без него было кому командовать армией.
Фаворитку посетил герцог де Ришелье.
– Мадам, у меня к вам конфиденциальный разговор.
Шатору смотрела на герцога и ломала голову, что же могло понадобиться от нее ее врагу? Герцог – сама любезность и, похоже, действительно опасался, чтобы беседу не подслушали.
– Чем могла заинтересовать вашу персону скромная придворная дама?
Но герцог не обратил внимания на колкость, отпущенную фавориткой.
– Мадам, вы хотите прославиться, как Агнесс Сорель?
– Ну…
Шатору совершенно не понимала, чем таким она могла прославиться, кроме того, фаворитка вовсе не считала любовницу Карла VII ни красивой, ни достойной подражания. Прославиться, как Агнесс Сорель? Но, пожалуй, главное, о чем она сама вспомнила, услышав это имя, – обнаженный бюст дамы с картины Жана Фуке, а еще наполовину выбритую голову. Сколь ужасной была эта мода – выбривать себе волосы надо лбом до самого темени, а еще красить губы бантиком. Фи! Неужели герцог вздумал предложить и ей оголить бюст для какого-нибудь холстомарателя?!
При одной мысли о подобном у фаворитки перехватило дыхание от возмущения. Нет, она не против обнажить свои прелести, тем более было что, но не перед всеми же подряд.
Но герцогиня не успела возразить, Ришелье опередил ее, видимо понимая, что его странное предложение может вызвать у дамы негативную реакцию.
– Мадам, вас должны запомнить как патриотку Франции.
Нельзя сказать, что такое бодрое заявление внесло ясность, Шатору все равно не понимала, чего же от нее хочет герцог, но хотя бы перестала возмущаться.
– Франция уже четыре года воюет, и сейчас ситуация довольно опасна. Его величество должен вмешаться, но он слишком апатичен. Вы должны повлиять, напомнив королю о его долге перед Францией. Он просто обязан возглавить армию. – Ришелье сделал предупреждающий жест, хотя мадам вовсе не возражала. – Для него это будет совершенно безопасно, ведь необходимости отправляться на поле боя нет, достаточно лишь посетить войска. Зато какой резонанс! И его свяжут с вашим именем.
У Ришелье был в запасе еще один довод. Видя, что мадам де Шатору все еще сомневается, он выложил и этот последний довод:
– Вы же не хотите, чтобы его величество на этот подвиг вдохновил кто-то другой? Скажу по секрету, кое-кто давно готов к такому поступку. Спешите, чтобы вас не опередили.
– Но что я могу сделать?
– Дайте королю понять, что пришло время действовать не только на балах или в спальне, но и во главе армии.
– Что?!
Мари-Анна ожидала чего угодно, только не такого совета. Первой мыслью было, что ее просто хотят заманить в ловушку, потому женщина постаралась взять себя в руки и больше не показывать эмоций. Взгляд фаворитки стал слегка насмешливым, мол, ничего не получится, я все ваши уловки вижу насквозь.
Но герцога Ришелье этим не удивишь, он, видно, ожидал и такого развития событий тоже, а потому спокойно позволил маркизе осознать услышанное и слегка дотронулся до ее руки:
