Виктор Поротников - Ледовое побоище. Разгром псов-рыцарей
Бедослав расслышал, о чем шептались два купца, имевшие на него зуб, но вида не подал. Он был даже рад в душе, что Иван Мелентьевич и Михей Соколятник теперь знают о месте его пребывания.
«Пущай знают, злыдни толстопузые, что я не погиб и не сгинул, что не мыкаюсь в нищете! – торжествующе подумал Бедослав. – Прознают дружки Кривуши, что я в Переславле, и ладно. Руки у них коротки, чтобы достать меня здесь!»
Из Переславля-Залесского новгородские послы отправились не домой, а в стольный град Владимир на поклон к грозному Ярославу Всеволодовичу. Посланцы новгородского веча надеялись воздействовать на Александра Невского через отца его, но и во Владимире их постигла неудача. Ярослав Всеволодович выслушал новгородцев, но помогать им не стал, поскольку сам некогда натерпелся от их строптивости в пору своего княжения в Новгороде. Было это еще до Батыева нашествия.
– Что посеете, то и пожнете, господа новгородцы, – сказал послам великий князь. – Я своему старшему сыну не указчик, у него своя голова на плечах.
Так послы ни с чем вернулись в Новгород.
Глава девятая
ВОЗМЕЗДИЕ
В конце марта вдруг завьюжило, навалило снегу, словно зима одолела в противоборстве весну.
В один из таких мглистых снежных дней в дом Степана Колтыги пожаловали нежданно-негаданно гости. Приехал в обозе таких же беженцев Пятунка Евсеич со своей старшей дочерью Ярункой. С живущими в Новгороде родственниками у Пятунки были натянутые отношения, поэтому он попросил крова у своего давнего приятеля Степана.
– Начисто разорили меня ливонцы проклятущие! – жаловался другу Пятунка. – Сначала всех лошадей угнали, потом коров и свиней забрали, сено увезли и зерно из амбара выгребли. Увели в неволю еще в начале зимы Бедослава и кузнеца Онисима, а в прошлом месяце двух старших сынов моих пленили. С горя супруга моя расхворалась совсем, я отвез ее вместе с четырьмя младшими детьми к ее родне в Порхов, а сам с Ярункой в Новгород подался. Слух прошел, что вече новгородское постановило войну объявить ливонцам, так я готов в войско вступить. А Ярунка пусть пока у тебя поживет, друже. Она у меня смирная, не стеснит вас с Марфой. Еще и по хозяйству пособит.
– Слух этот верный, брат, – сказал Степан. – Во всех концах Новгорода идет набор ратных людей. Общий сбор объявлен в Славенском конце. Токмо некому возглавить войско новгородское, в думе боярской по этому поводу уже не один день споры идут.
– Как это некому? – удивился Пятунка. – А Домаш Твердиславич куда подевался? А Судислав где?
– Оба в Новгороде, но не хотят они главенство на себя брать, – ответил Степан. – Давеча на вече Домаш корил бояр, припомнив им свой неудачный поход на Кемь. Тогда ливонцы крепко были побиты в Брусянском лесу. Однако бояре перессорились во время дележа военной добычи, да так, что половина войска назад повернула. Кемь тогда новгородцы так и не взяли.
– Коли так, надо звать Александра Невского, – промолвил Пятунка. – Этот князь хоть и молод, но в сече грозен!
– Ездили уже послы новгородские к Александру Ярославичу, да вернулись несолоно хлебавши, – хмыкнул Степан.
– Ну, я тогда не знаю, что и делать! – развел руками Пятунка. – Хоть волком вой. Силы ратной в Новгороде полным-полно, а враги в наших волостях хозяйничают, как у себя дома! Смех да и только!
– Кстати, Бедослав-то сумел сбежать от ливонцев, – поведал Пятунке Степан. – Был он у меня в конце февраля, прискакал на немецкой лошади и в немецкой одежде. Гонца ливонского удавил по-тихому и под его личиной из Копорской крепости выбрался.
– Вот удалец! – восхитился Пятунка. – Где же он теперь?
– Подался в Переславль-Залесский, – сказал Степан. – Надумал Бедослав в тех краях обосноваться.
– А как же его любимая женщина? – поинтересовался Пятунка. – Она тоже с ним?
– Нет, к сожалению, – печально вздохнул Степан. – Василису ливонцы в неволю угнали из загородного сельца, где она жила последнее время. Это долгая история, друже.
– И тут ливонцы набедокурили! – сердито воскликнул Пятунка. – Я же говорю, не стало житья от них! Пора, давно пора новгородцам за топоры и копья браться!
Пятнадцатилетнюю Ярунку Степан поселил вместе с супругой на женской половине дома, сам вместе с Пятункой разместился в мужских покоях, выходивших окнами на шумную Коржевскую улицу.
На другой день с утра Пятунка отправился к тысяцкому, чтобы тот определил его в пешую новгородскую рать. Степан из-за своей хромоты в войско вступить не мог, но он был готов нести службу в войсковом обозе. Тысяцкий зачислил Пятунку в одну из пеших сотен Плотницкого конца. Пятунке надлежало самому приобрести на торжище кольчугу, шлем, щит и тяжелое копье. Меч и кинжал у него уже имелись.
Покупать копье и доспехи Пятунка пошел вместе со Степаном, у которого имелись хорошие знакомые среди оружейников. Друзья только добрались до торговой площади, как вдруг загудел огромный вечевой колокол, созывая новгородцев на общее собрание.
Степан не горел желанием толкаться в толпе на вечевой площади. Он собрался идти домой, поскольку рынок быстро опустел: большинство местных торговцев поспешили на народное собрание, закрыв свои лавки. Однако Пятунка воспротивился этому и чуть ли не силой принудил друга пойти вместе с ним на народный сход.
Не прошло и часа, как вечевая площадь Новгорода заполнилась тысячами людей; сюда сошлись и знатные и незнатные, длинные боярские шубы на меху лисиц и белок, а также собольи и куньи шапки знати смешались в этой толчее с грубыми овчинными полушубками и столь же неказистыми шапками простонародья.
Пятунка и Степан протолкались поближе к дощатому помосту, с которого обращались к народу главные должностные лица Новгородской республики, а также думные бояре, когда дело касалось важнейших вопросов. Ныне был именно такой случай.
Первым с народом стал разговаривать посадник Степан Твердиславич, родной брат воеводы Домаша Твердиславича.
У посадника была самая большая власть в Новгороде, но избирался посадник сроком на один год, как и его помощник – тысяцкий.
– Братья-новгородцы, на прошлом вече было решено воевать с ливонцами до победы, – вещал Степан Твердиславич, сняв с головы шапку, ибо так было положено по обычаю. – Ныне говорю вам, что войско новгородское к походу готово. Осталось лишь решить, кого во главе войска поставим. Никто из наших воевод главенство на себя брать не решается. Ливонцы сейчас в большой силе, ибо на их стороне даны и Тевтонский орден, который с Литовским княжеством соседствует. Что делать станем, братья-новгородцы?
Из людского скопища вынырнул какой-то боярин в парчовой цветастой шубе с бобровым воротником и быстро взбежал по ступенькам на возвышение. Сняв лисью шапку, боярин отвесил народу поклон, затем поклонился видневшемуся на другой стороне Волхова белокаменному шестиглавому Софийскому собору.
– Кто это? – спросил у Степана Колтыги Пятунка.
– Это Завид Галанич, – ответил Степан. – Первейший в Новгороде лихварь и перекупщик мехов и тканей! Множество новгородцев в долгах у него сидят!
Боярин Завид Галанич начал свою речь издалека:
– Всем ведомо, когда немцы и даны обосновались в Эстляндии и Ливонии, не так давно это случилось, лет сорок тому назад. Даны построили на берегу моря город Ригу, а немцы основали город Ревель. Затем и те и другие мало-помалу принялись завоевывать земли язычников ливов и эстов. И вот двадцать лет тому назад немецкие крестоносцы уперлись в наши славянские земли близ Чудского озера. Долго и упорно немцы осаждали славянский город Юрьев, который, кстати, входил во владения Новгорода. Тамошним русичам помогали отражать немецкий натиск то полочане, то псковичи. Бывало, приходили на выручку к юрьевцам и новгородские полки. Но однажды, как это у нас часто бывает, перегрызлись князья наши из-за Киева, а в Новгороде очередная свара началась. И никому уже не было дела до окраинного Юрьева. Этим воспользовались крестоносцы и вновь напали на город. Кукейносский князь Вячко, сын полоцкого князя Бориса Давыдовича, всего с двумястами дружинниками мужественно защищал Юрьев. Чем все закончилось, ведомо всем. Немцы взяли Юрьев, вырезав все взрослое население. Вячко и его воины полегли все до одного. Юрьев немцы переименовали в Дорпат, отодвинув границу своих владений к западному берегу Чудского озера.
Боярин Завид ненадолго умолк, чтобы перевести дух.
В этот момент к нему обратился посадник Степан Твердиславич:
– К чему ты все это рассказываешь, Завид Галанич? На что намекаешь? Растолкуй!
– Сейчас растолкую! – вновь заговорил боярин Завид, обращаясь к народу. – В то лето, когда немцы захватили Юрьев, кое-кто из новгородцев настаивал ударить на ливонцев и отбросить их к прежней границе. Я в ту пору молод был, но хорошо помню те роковые события. Никто не прислушался к тем немногим здравомыслящим мужам, войско новгородское так и не выступило к захваченному немцами Юрьеву. Лишь шесть лет спустя Ярослав Всеволодович привел-таки новгородскую рать к Юрьеву. Однако немцы так укрепили Юрьев, что ни тогдашний поход Ярослава Всеволодовича, ни все последующие походы русских полков к успеху не привели. Дорпат и поныне стоит, как неприступная немецкая твердыня!
