Александр Башкуев - Призвание варяга (von Benckendorff)
Тевтонскому Ордену (нынешней Пруссии) была навязана чистая уния, ливонцы же присягали Ягайле каждый — личными землями. А земли в Ливонии таковы, что бароны всю жизнь селились только на левом — высоком и плодородном берегу Даугавы. Низкий же и заболоченный правый берег реки стал монастырской землей. И если левый берег попал в прямую зависимость к польскому королю, за монастырями стоял папа и поляки не решились идти против церкви. Единственное, что они сделали — потребовали у ливонцев перенести столицу из неподвластного полякам Пернау (на границе с Эстляндией) в вассальный край Курземе, в — Миттау. (Так появилась Курляндия.)
Так курляндские латыши стали дважды рабами, в то время как монастырские уставы отнимали у людей всю их собственность, оставляя их — лично свободными. И Церковь с уцелевшими баронетами с того самого дня внушали лифляндцам, что рабство и прочее несут нам поляки. (Разница в положении латышей по разные стороны от реки стала просто разительной. А так как и там, и там жили немцы — народный гнев углядел в сией разнице правленье поляков.)
Это с землею. Деньги ж в наших краях шли от торговли в рижском порту. Рига стояла на нашем — правом берегу Даугавы, но почти что все немцы платили налог польскому королю. И чтоб поляки не зарились на богатства Лифляндии, нужно было, чтоб наш бургомистр — не был немцем.
Тоомас Бенкендорф к той поре жил с ливинкой, а сын его взял в жены латышку. Никоим образом эта семья не могла, да и не обязана была давать Присяги полякам. Так Тоомас стал бургомистром. А так как его правление было умелым и милостивым, народ стал на его сторону. (А чего вы хотели, — мать — эстонка, жена — ливка, невестка из латышей! Да весь простой люд был горою за нового бургомистра!)
Не прошло и трех лет этакого правления, как Тоомас Бенкендорф объявил свою Ригу — «Вольною» и пригрозил выгнать из города непослушных баронов. Распря кончилась тем, что новый Платтенберг посвятил двоюродного дедушку в рыцари, Бенкендорфы стали писать себя через «фон», а Рига — так и осталась теперь «Вольным городом».
Бенкендорфы же стали ее бессменными бургомистрами.
Многие древние роды начинают таким славным образом, но потом мельчают у нас на глазах. Бенкендорфы ж всю жизнь «горячат» Кровь с латышками, ливками, да эстонками. Выбирают они самых шустрых, веселых, да умных девушек, так что немудрено, что мы стали «Жеребцами Лифляндии». Мужики от земли всегда крепче, да ядреней всяких там вырожденцев с прокисшею кровью, так что вскоре мы подмяли под себя всю Лифляндию.
Сему помогло то, что древние немецкие роды жили в Курляндии, а к нам перебирались младшие дети семей, обнищалые, да просто разбойники. Такие немцы не решались оспорить у «мужицкого рода» главенство в Лифляндии.
Да и простой люд всегда знал, что сегодня их девочка поднесла ковш воды — барону напиться, а завтра вся их семья может жить за счет баронессы. А если не баронессы, так хотя бы — «народной жены» Бенкендорфа.
Когда началась Реформация, латыши углядели в ней повод восстать против ненавистных поляков. Но Польша тех дней была в самой силе — поляки жгли, убивали, резали и насиловали кого, когда и за что хотели. Курляндцы, привычные жить под польским ярмом, склонили пред врагом свою голову и… перестали быть латышами.
Согласно Указу тогдашнего польского короля — Яна Батория каждая из пленных латышек обязана была родить от поляка. А мужиков победители убивали. Или оскопляли. Иль принуждали доказать «женское естество» на древне-римский манер.
Этому есть печальное объяснение. Если Германия поднимается за счет трудолюбия немцев, внедрения передовых технологий и прочего, а Россия сильна открывательским духом, способностью русских освоить совершенно непригодные к жизни пространства, то Польша обязана всем — Черной Смерти.
Эпидемия быстротечной чумы, унесшая в XIV веке три пятых населенья Европы, не затронула Польшу. Оказалось, что «моровые язвы» — чума, тиф, холера милуют почему-то поляков (и отчасти — чехов). За счет этого Польша раскинулась в те времена «от моря до моря». Других же полезных качеств у сего народа попросту нет.
Любой человек, прибыв в Германию и привыкнув к немецкому образу жизни, становится немцем. Для этого нужны лишь точность и аккуратность. Тысячи иностранцев, прибывая в Россию, и усваивая ее жизнь, становятся русскими. Будьте посмелей, да «чуток не в себе» и у вас все получится!
Но как выработаешь в себе устойчивость к чуме да холере? Стало быть поляк появится лишь после ночи с поляком или полячкой! Вот вам и корень сего «ополячиванья».
Это все легко писать на бумаге. В реальной же жизни… В дни Ливонской войны латышей-мужиков сгоняли в что-то вроде хлевов, заставляли работать до смерти и ждали пока они не помрут. Баб же поляки насиловали до полусмерти, чтоб они родили им полячат. Они надеялись, что поколение с польской кровью перестанет бороться с поляками. Их мечты оправдались. С той поры Курляндия стала польской провинцией.
Но в Лифляндии нет тех полей с перелесками, в коих вольготно польским уланам с гусарами. И мои предки, привычные к дракам с баронами, да личной свободе, забрались в леса, получив прозвище «мохоеды». (Я умею готовить блюда из моха, коры, слизняков да лягушек — меня научили старики-протестанты. Они говорят, «сей вкус — у Свободы».)
Возглавил же протестантов мой предок. Пятнадцатилетний барон — Карл Иоганн фон Бенкендорф. Вскоре на помощь ему пришли шведы, но для протестантов Иоганн — символ борьбы латышей. (Нынче «лесные братья», борясь против русских, носят на груди образок с ликом Иоганна Бенкендорфа.)
В конце позапрошлого века шведский король Карл XII придумал Редукции, по коим имущество должников отходило к шведской короне. В Лифляндии все земли — убыточны, так что разорились сразу же все. Тогда очередной бургомистр славной Риги Карл Юрген фон Бенкендорф поехал в Стокгольм просить отмены Редукций. Там его просьбу приняли, как мятеж и отрубили прапрадеду голову. Лифляндия взорвалась.
Россия в ту пору думала воевать с Швецией, но восстанье в Лифляндии ускорило дело. Увы, меж нами и русскими лежала Эстляндия — крайне шведская по своим корням и пристрастиям. Русские сие не учуяли и Северная война началась с разгромного пораженья России под эстляндскою Нарвой. (Войска русских не были готовы к войне и Петр, идя к нам на выручку, переоценил свои силы.)
Но и шведы недооценили событий в Лифляндии. Торговля по Даугаве была перерезана и вся Прибалтика стала шведам в убыток. А война в местных болотах истощила шведскую армию. Венцом же нашей нелюбви к скандинавам стала Полтавская битва.
Средь сражения немецкие полки Шлиппенбаха напали на шведов с фланга и тыла. Те попали в полное окружение и были без счету истреблены русскими и лифляндцами. В благодарность за это лифляндские лидеры получили чины в русской армии, а правителем всей Лифляндии назначен мой прадед — Карл Иосиф фон Бенкендорф.
Кроме того, Лифляндия получила от русских «Свободу», коя заключается в том, что русские не смеют ставить хоть кого-либо на самый мелкий пост в нашей стране. Так правление Бенкендорфов закрепилось указом Петра.
И мы с той поры Верой и Правдой служим России и дому Романовых.
Свадьба прошла по-семейному. С нашей стороны были Эйлеры. Сам Леонард Эйлер, а также все его сыновья с семьями. Математик и механик Иоганн Альбрехт, по чьим эскизам делались в ту пору мосты в Империи со своим зятем — Александром фон Кноррингом (будущим тифлисским генерал-губернатором). Личный врач Ее Величества Карл со своими зятьями — доктором Шимоном Боткиным и батюшкой царскосельского прихода Михаилом Сперанским. А из Сестрорецка прибыл астроном и главный оружейник Империи генерал-лейтенант от артиллерии Кристофер Эйлер, который в ту пору стал директором тамошнего завода. (Вскоре у моего деда Кристофера появится новый, молодой секретарь и зять — Алексей Андреевич Аракчеев.) Мир — тесен.
Со стороны Шеллингов присутствовала одна моя бабушка — Государыня Императрица Екатерина Великая, а со стороны жениха — его мать Софья Елизавета Бенкендорф (бонна Наследника Павла), урожденная Ригеман фон Левенштерн, с дочкой и зятем — Арсеньевыми (дедом и бабкой моего племяша Миши Лермонтова). С четвертой стороны не было никого. (Бенкендорфы не ездят в Россию.)
Весной 1781 года в Риге в фамильном доме семейства Бенкендорф родился мальчик, которого назвали в честь сына Наследника Павла — Александром Бенкендорфом. Просто Александром, без Карла. На этом настояла бабушка мальчика Софья Елизавета — она ненавидела Бенкендорфов и сказала: «В моем доме не будет сих мужиков — Карлов!»
Это был не я. Мой старший брат родился форменным идиотом и помер через месяц после рождения. В 1782 году родилась мертвая девочка и тогда все вспомнили о «проклятьи фон Шеллингов».
