Григол Абашидзе - Долгая ночь
Аваг наконец поднялся. Чаша в руках была полна с краями.
— За грузинскую мощь! — залпом опрокинул он чашу и перевернул ее вверх дном, чтобы показать, что в ней не осталось ни единой капли.
Было за полночь, когда собеседники вышли из дома. Тбилиси мирно спал. Ветерок с высот Коджори приятно охлаждал разгоряченные ужином лица. Тбилиси был весь на виду, как игрушечный, хотя это был огромный город, протянувшийся по обоим берегам Куры. Не уместившись в узком речном ущелье, он заползал и на склоны горы.
Лунный свет слегка серебрил Тбилиси. Кое-где мерцали слабые огоньки. И только новый дворец на Метехской скале светился весь, словно там был большой торжественный праздник.
Мухасдзе сказал друзьям:
— Русудан торопится переселиться в новые палаты. Мастеровые работают и по ночам. Впрочем, все почти сделано. Остались разные мелочи.
— Ничего подобного этому дворцу никогда не воздвигалось в Тбилиси. Сомневаюсь, чтобы были лучшие дворцы и в иных странах.
— Дворцы-то есть, — ответил поэту зодчий, — но они другие. Есть величественные, есть грандиозные дворцы, но мой более соразмерен и воздушен. Что такое наш мцхетский Джвари по сравнению с константинопольской Софией? Игрушка! Но глядя на него, я забываю о всех храмах мира.
— Ты прав, Гочи, — поддержал и князь, — Джвари — венец на высокой Мцхетской горе. Точно так же твое сооружение венчает Метехскую скалу. Просто удивительно, что грузины до сих пор не возвели на этой скале подобного здания. В течение веков скала просила, требовала от людей естественного себе завершения. Теперь она его обрела. Втиснутый в ущелье город получил необходимый, тоже завершающий штрих. Высоту. Корону.
Уселись на камнях. Наименее разговорчивый Ваче вдруг восторженно заговорил:
— Посмотрите, город похож на рисунок художника. Он похож на карту, в которой ничего нельзя ни убавить, ни прибавить. Все на месте. Одно обусловлено другим.
Помолчали, созерцая прекрасный город.
— Должно быть, я устал, — заговорил Гочи после некоторого молчания. Мне снятся дурные сны. То я вижу землетрясение, и рушатся стены моего дворца. То Кура выходит из берегов, и мутные воды переливаются через дворцовую крышу, то Тбилиси горит, и огонь равно пожирает и хижины бедняков, и мастерские ремесленников, и палаты царей. Иногда, проснувшись, я бегу к окну, чтобы скорее убедиться: все на месте, и дворец, как прежде, на Метехской скале. Иногда я медлю посмотреть в сторону дворца, боюсь, а вдруг он исчез, растаял, как облако, как утренняя легкая дымка.
Грузинское командование держало в тайне угрозу надвигающейся войны. Но все же на юг отправлялись войска, и передвижение войск не могло остаться незамеченным. Вскорости только и говорили, что о войне.
Грузинский двор знал от лазутчиков о каждом шаге Джелал-эд-Дина. Он навис над Грузией действительно, как огромная черная туча. Предстояли жестокие сечи, и окончательный ход войны был неясен.
Чем торопливее, чем тревожнее готовились к войне, тем больше спокойствия напускали на себя для любых посторонних глаз. Царица чуть не каждый день устраивала пиры и приемы, выезжала за город в сопровождении блестящей свиты и вообще вела как будто бы рассеянный и беззаботный образ жизни. Неожиданно она явилась осмотреть новые царские палаты.
Она застала мастеров за работой. При входе в зал, расписываемый Ваче, царица невольно приподняла подол платья. Но пальцы ног встретили твердую опору, и царица расхохоталась.
— Что за чудо, Гочи?
— Это хрустальный пол, царица. А в центре зала два фонтана, чтобы создалось полное впечатление бассейна.
Сопровождавшие царицу вельможи тоже задрали было полы своих одежд и теперь тоже смеялись над своей оплошностью.
Ваче почти закончил роспись зала, только на стене, где Русудан со свитой торжественно едет на коронацию, был недописан один угол, да и то не угол, а лицо одной девушки возле калеки, сидящего на осле. Ваче почему-то все медлил, все не заканчивал эту часть картины.
Впрочем, царедворцы даже не заметили незавершенности. Они смотрели на изображение Русудан, отыскивали в толпе себя, восторгались, обещали награды живописцу.
Русудан буквально пропорхнула великолепный зал. Царедворцы устремились за ней. Только Торели остановился перед своим изображением. Переведя взгляд на Цаго, у которой не было пока лица, подошел к Ваче, порывисто обнял его, пожал руку и тоже вышел вслед удалявшейся царице.
А через два дня еще один отряд грузинских воинов уходил из Тбилиси на юг. Гочи и Ваче остались пока в столице, чтобы закончить работы во дворце. Но придворный поэт на боевом коне уже покидал город. На выезде из Тбилиси ему вспомнились почему-то страшные сны Мухасдзе. Он подумал: «А вдруг больше не увижу ни родного Тбилиси, ни великолепного дворца, венчающего его?» Он резко обернулся, словно желал убедиться, что город цел и невредим, красуется на берегах Куры между горами.
Да, все на месте. На Метехской скале гордо возвышается вознесенный в небо, как заздравная чаша, царский дворец. Да нет, он всегда будет стоять здесь так же нерушимо, как и вся моя родина.
Успокоившись, Торели поскакал, чтобы догнать свой отряд.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Эта победа имела величайшее значение для мусульманских стран, ибо до сих пор грузины всегда осиливали их и делали с ними что хотели. Они нападали на любую часть Адарбадагана и никогда не встречали сопротивления. Рукн-эд-Дин не смог помешать им… Правда, в 1125 году он вторгся в пределы Грузии и взял Арчеш. Но больше он ничего не смог. После него царствовал его брат, султан Масуд. И он был беспомощен, подобно предшественнику. Вскоре Ильдегиз пытался воевать с Грузией, и хотя силы его были несметны, он едва спасся бегством. При его сыне Пахлаване положение не изменилось. Все эти вожди ничего не могли поделать с Грузией, хотя во время их царствования страна была богата и золотом и людьми. Тогда же, когда страна опустошилась от набегов грузин, а потом татар, появился этот султан, — и судьба переменилась.
Ибн-эль-АсирСчастье одного народа строится на несчастье другого.
Мохаммед-эн-НесевиВ то время как жизнь в Грузии шла своим чередом, в землях южнее ее происходили большие события. Бежавший от монголов сын хорезмшаха, султан Джелал-эд-Дин, прошел через весь Иран, достиг Адарбадагана и вступил в него.
Иран и Адарбадаган нужны были ему для того, чтобы отдохнуть от беспрерывного бегства, собраться с силами, выйти навстречу к монголам и в решительной битве развеять их войска.
Слава о богатствах Адарбадагана гремела по Востоку. На адарбадаганское золото рассчитывал прежде всего султан Джелал-эд-Дин.
Властитель Адарбадагана Узбег скрылся в Гандзу. Султан направил к нему послов. Условий было поставлено не много: признать верховную власть султана, возносить султану хвалу в мечетях, чеканить деньги от имени султана и вносить в султанскую казну ежегодную дань.
Узбег послал в ответ богатые подарки. Он принял все условия сильнейшего, кроме одного, самого главного условия: дани платить он не мог, потому что казна была пуста из-за непрерывных войн с грузинами. Получилось, что первая обида, нанесенная султану в Адарбадагане, косвенно легла на грузин.
Джелал-эд-Дин и раньше слышал о существовании Грузинского государства. Но мало ли разных царств было во владениях его отца и по соседству с его владениями. Джелал-эд-Дин так и прожил бы жизнь, не столкнувшись вплотную с этими неведомыми грузинами, если бы судьба не забросила его на самую окраину обширнейшего царства хорезмийцев.
А тут еще к султану пришли посланники из города Марга. Султан, правда, их не принял, он велел своему визирю узнать, что хотят прибывшие горожане. Но горожане преподнесли Джелал-эд-Дину ни много ни мало весь свой город.
Джелал-эд-Дин немедленно осмотрел подарок. Местоположение города ему понравилось, он удивился только, почему разрушена городская крепость.
Тогда-то марагцы и упали в ноги султану. Рыдая, стуча головами о землю и бия себя по голове кулаками, рвя на себе волосы и одежду, расцарапывая себе лицо, они пожаловались султану на тех же грузин. Они говорили, что их правитель Узбег ничего не хочет знать, кроме пиров и охоты. У Адарбадагана нет хозяина, нет единой твердой руки. Грузины охотятся за мусульманами, как орлы за жалкими лисами. Ни войска, ни крепости им не противостоят. Как видит султан, стены города начисто разрушены ими.
Джелал-эд-Дин потребовал карту. Грузины живут далеко на севере. Не может быть, чтобы они приходили сюда, в столь далекие для них земли. Но марагцы стали убеждать султана, что грузины много раз спускались ниже их города, что они осаждали даже Казвин, что они дошли до самого Ромгура, почти половину Ирана обложили данью.
