Михаил Филиппов - Великий раскол
Это сильно повлияло на мнительного Алексея Михайловича, и вместо того, чтобы выбрать Беляеву, которая ему очень нравилась, его выбор пал на Нарышкину.
В конце святок 1670 года снова в доме Морозовой появился царский посол.
— Царь-батюшка повелел тебе, честная вдова, боярыня Федосья Прокопьевна, — сладко запел дьяк Арбенин, — на венчание его, милостивца, с Наталиею Кирилловной Нарышкиной, припожаловать.
Молча приняла царское приглашение Морозова; сурово взглянула она на посланца, угостила его стопою меда стоялого и проводила его с честью.
Только что закрылись ворота морозовского дома за царским посланцем, как боярыня пошла на другую половину дома, где у ней скрывались Аввакум, Мелания и прочие старицы.
— Отче праведный, напасть на меня опять великая, — упавшим голосом проговорила боярыня.
Встревоженный протопоп и Мелания переглянулись.
— Что такое, сестра Феодора? — спросил протопоп.
— Был у меня сейчас царев посланный, зовет меня на брак свой с Нарышкиной…
— Что-ж, нужно ехать тебе сестра… О, Господи! — задумчиво сказал Аввакум, — прогневлять царя нам теперь не рука, заступы за нас у него никого нет.
— Ой, отче, грех великий ехать мне на брак царев! — прошептала Морозова. — Ведь мне придется стоять в первых боярынях и титлу царскую говорить: как же назову царя я благоверным, коли он никонианскому отступничеству благоволит!
Мелания и протопоп снова задумались.
— Акромя того, нужно будет царскую руку лобызать, и невозможно избежать благословения их архиереев.
— Истинно говоришь ты, дочь моя, не можно тебе на брак царев пребывать.
— Верная ты еси дщерь церкви православной, — промолвила Мелания.
Это одобрение ободрило Морозову.
— Готова я пострадать лучше, нежели иметь общение с никонианами! — восторженно проговорила боярыня.
На общем их совете было решено, что Федосья Прокопьевна отзовется болезнью ног, чтобы не быть на царской свадьбе.
Незадолго до свадьбы к Морозовой снова пожаловал царский посол.
На этот раз боярыня приняла его сидя.
Поклонившись ей, он сказал:
— Повелел государь великий в другорядь упредить тебя, честная вдова, боярыня Федосья Прокопьевна, чтобы, как старшая из боярынь по мужу твоему покойному, Глебу Ивановичу, должна титлу царскую сказывать, а посему жалует государь великий тебя своею милостью, посылает камки и объяри и бархату веницейского, чтобы ты пошила из него телогрей да шубку.
С этими словами Арбенин, поклонившись хозяйке, передал ей привезенные подарки.
Боярыня смутилась.
Присыл подарков обязывал ее быть на царской свадьбе. Но это не поколебало ее решимости, и она сдержанно ответила посланному:
— Спасибо великому государю, что вспомнил рабу свою своею милостью, но с прискорбием должна отказаться от его царской ласки и милости: нога зело прискорбна, — не могу ни ходити, ни стояти, сам видишь.
И боярыня показала на свои ноги, обутые в тяжелые валеные пчедоги.
— Повелишь, боярыня, так и доложить государю милостивому, что ты на свадьбу его не пожалуешь? — с неудовольствием спросил дьяк Арбенин.
— Сам разумеешь, что не в силах я с места двинуться, а не только на царских празднествах быти! — слегка раздраженно ответила Морозова.
Аввакум и Мелания вновь одобрили отказ боярыни, хотя, по-видимому, ожидали от него немало печальных последствий.
Оказалось, что этот отказ был началом больших гонений на последователей старой веры.
«Тишайший» царь разгневался ужасно, когда посланный сообщил ему ответ Морозовой.
— Знаю, она загордилася, — промолвил государь, — и повелел избрать для сказания титла на свадьбе другую боярыню, затаив против упрямой свое неудовольствие на время.
Венчание происходило торжественно.
Великолепен и прекрасен был наряд молодой царицы во время ее венчания.
На голове была блестящая корона, вся в драгоценных камнях и жемчугах. Верх короны разделялся на двенадцать башенок, по числу двенадцати апостолов. Корона эта называлась «венец с городы», то есть с зубцами. Масса алмазов, сапфиров и топазов окружали ободь, низ которого был усажен гурмыжским зерном.
По обеим сторонам венца спускались тройные длинные рясы, то есть цепи, украшенные драгоценными камнями. Телогрея молодой царицы была сшита из розовой объяри с богатою бобровою обшивкою и самоцветными камнями вместо пуговиц, все швы были сделаны из драгоценной парчи. Запястья, достигавшие до пальцев, были вышиты по атласу червчатому, низанные жемчугом. Сверху телогреи на Наталии Кирилловне была одета мантия из тонкой материи, сплошь затканная золотом. Ожерелье на царице было тяжелое из седого бобра. Поверх его лежали мониста и диадема.
На ногах башмаки из лазоревого сафьяна, все обшитые также драгоценными камнями, причем закаблучье было обвито золотом.
Венчание происходило долго.
Вокруг царя и царицы толпой стояли боярыни в роскошных белых одеяниях.
Возвратившись из собора в палату, новобрачные царь и царица сели на царское место, начали принимать подарки.
Богато убранная палата переполнилась боярами и царедворцами.
После патриарха, первым поздравившего сочетавшихся браком, потянулся длинный ряд поздравителей.
Вместо Федосии Прокопьевны, «титло» говорила княгиня Воротынская.
Когда сели за брачный пир, сзади молодой царицы стояли и принимали яства и ставили перед ней ее отец Кирилла Полуэктович Нарышкин и боярин Артамон Сергеевич Матвеев.
Царицын дворецкий, стряпчие со всех дворцовых столовых, распоряжались отпуском кушаний.
Блюда и чаши приносили царские стольники.
Кравчие же царя наливали ему и царице вино в чаши.
«В столы смотрели», то есть подчивали гостей дворовые бояре и царские окольничьи.
Долго продолжался свадебный пир…
Счастливый своим браком, царь совершенно позабыл об упрямой боярыне Морозовой и вспомнил о ней только тогда, когда князь Урусов стал наливать ему чащу романеи.
Веселая улыбка, не сходившая до этого времени с лица Алексея Михайловича, сразу исчезла. Нахмурившись, взглянул он на князя и как-то нервно отдернул чашу, едва тот успел ее наполнить.
Князь понял, молча поклонился и более не решался подходить к государю.
Пир продолжался, пока царь, усталый от волнений, не сделал знак об его прекращении.
X
Миновала царская свадьба. Жизнь первопрестольной снова вошла в свою колею.
Казалось, ничто в царских палатах не изменилось. Тот же царь, те же обычаи, но в действительности все было по-другому.
Партия Милославских поддерживала «древнее благочестие», и, несмотря на ссылку, возвратившись из Мезени, протопоп Аввакум почти открыто проповедовал свои убеждения.
С женитьбой-же царя на второй супруге и с удалением Милославских от царского двора, поблажки староверам значительно сократились: Нарышкины были ярые приверженцы Никона.
В свою очередь и царь еще больше стал почитать все новшества, введенные патриархом Никоном.
Появлявшийся раньше при царице, Марии Ильинишне, в царском дворце и даже находившийся в числе верховых богомольцев, юродивый Киприан был оттуда изгнан.
А давно ли этот самый Киприан неоднократно молил государя о восстановлении древнего благочестия, и государь его благосклонно выслушивал! Ходить, как он раньше это делал, по улицам и торгам, обличая свободно языком новизны Никона, было строго воспрещено юродивому.
Но остановить его дерзкий язык было нелегко. Несмотря на запрещение, он продолжал везде громко восставать против нововведений и укорять за них царя.
Пришлось сослать Киприана в Пустоозерский острог, где он через некоторое время и был казнен за свое упорство.
Казнь последнего страшно повлияла на староверов, находившихся в Морозовском доме.
Встревоженный Аввакум и Мелания обдумывали, что предпринять.
Тем не менее, Алексей Михайлович не принимал еще никаких крутых мер против раскольников, хотя был хорошо осведомлен, что главное их гнездо — в морозовском доне.
Но, узнав о постриге Морозовой, и, сожалея о ее сыне Иване, находящемся под влиянием Аввакума и Мелании, решил принять меры.
Вспомнил царь, наконец, и о самой боярыне.
— Поезжай ты к ней, — сказал он боярину Троекурову осенью того же года, — и попытай, что она там творит в своем доме. Дошли до меня слухи разные; главное, насчет веры поспрошай ее.
Узнав о приезде боярина, Аввакум с Меланией благословили Федосью Прокопьевну открыто выступить, если понадобится, на защиту старой веры.
— А там мы тебе поможем, — прибавил протопоп.
Приветливо поздоровавшись с хозяйкою дома, Троекуров умолчал о причине посещения, только сказал:
— Царь-батюшка сильно пеняет, что ты никогда во дворце не бываешь.
