Арчибальд Кронин - Звезды смотрят вниз
Однако Ричард не смутился. Он приподнялся и сел тут же, на холодных плитах в передней, лукаво поглядывая на всех и хихикая.
На всех лицах выразилось огорчение, и Хильда бросилась вперёд с криком:
— Бедный мой отец!
Тисдэйль и Хильда подняли его и проводили наверх в его комнату. Бэннерман, подняв одну бровь, пожал плечами и чопорно простился с Артуром.
Артур остался в передней и стоял, глядя в упор в жёлтые глаза Адама Тодда, того, кто несколько лет тому назад умолял его не плыть против течения. Он сказал неожиданно:
— Едем вместе в Тайнкасл, Тодд. Мне сегодня надо напиться!
XVII
В последовавшие за этим дни Ричард был очень слаб и оставался в постели. После инцидента, внесённого в его записную книжку под наименованием «Открытие на наблюдательном посту № 2», Хильда внушительно посоветовала держать его в постели. Он так ослабел и ноги настолько его не слушались, что Хильда перед своим отъездом в Лондон настояла, чтобы его, по крайней мере, не выпускали из спальни. Это всполошило Ричарда, так как он находил, что из спальни не сможет руководить операциями на «Нептуне». Но он прикидывался образцовым пациентом, был кроток, послушен и делал всё, что приказывала тётя Кэрри.
Его мысли теперь сосредоточились на новой великой цели — восстановление его рудника. Все утро в пятницу он был так воодушевлён этой мыслью, что с трудом сдерживался. Он сидел в своей комнате, а в голове стучало молотком, и ему казалось, что кожа у него на голове натянута как кожа барабана. Раз даже мелькнула мысль, что на него опять действуют электрическим током. Но он откинулся на подушку и не открывал глаз до тех пор, пока они не выключили тока.
Когда он очнулся, он увидел в комнате подле себя Артура.
— Поправляешься, папа? — спросил Артур и посмотрел на отца с тенью грусти на застывшем лице. Артур не мог без грусти видеть несчастного, глупого, ссохшегося старика и его робко бегающие по сторонам, хитрые, налитые кровью глаза. Он сказал: — Я решил зайти и поговорить с тобой, папа. Ты понимаешь меня?
Понимает ли он! От такой дерзости кровь опять бросилась в голову Ричарда. Он сразу же замкнулся в себе.
— Не теперь.
— Мне хотелось бы объяснить тебе все, папа, — продолжал Артур. — Тогда легче все примешь. Ты беспокоен и так возбуждён. Ты не сознаёшь, что нездоров.
— Я здоров, — сердито возразил Баррас. — Никогда в жизни я не был здоровее.
— Знаешь, что мне пришло в голову, папа, — продолжал Артур, желая как можно осторожнее подготовить его к предстоящей перемене. — Что, пожалуй, было бы неплохо расстаться с «Холмом» и переехать в усадьбу поменьше. Видишь ли…
— Не говори ничего сейчас, — перебил его Ричард, — может быть, завтра поговорим. Сейчас я не стану и слушать. В другой раз. Я просто не стану слушать… Не теперь.
Он лежал с закрытыми глазами в кресле и не слушал Артура, так что Артур в конце концов отказался от своего намерения и вышел из комнаты.
Он пока ещё не желал, говорить с Артуром! Нет, разумеется! Позднее, когда он закончит восстановление «Нептуна», он будет диктовать Артуру свои условия.
Тут он, вздрогнув, открыл глаза, и его рассеянный лихорадочный взгляд тупо уставился на белый потолок. О чём это он думал? Ах да, вспомнил! Тупое выражение исчезло с лица. Тусклые глаза увлажнились и засверкали. И как это он не подумал об этом раньше? Разумеется, о руднике, о своём «Нептуне»! Мысль пришла жуткая, но блестящая. Он бросит всем вызов, явившись самолично в «Нептун»!
Трепеща от волнения и радости, он встал и сошёл вниз. Пока всё шло отлично. Внизу он не встретил никого. Все были заняты, озабочены, расстроены. Он прокрался в переднюю, торопливо схватил там свой котелок и нахлобучил на голову. Волосы, давно не стриженные, висели из-под котелка всклокоченной бахромой. Но ему было всё равно. С большой таинственностью он вышел за дверь и остановился, пошатываясь, на ступеньках. Перед ним тянулась аллея с открытой калиткой в глубине, и у калитки не было никого. Там далеко за лужайкой и местом, где рос ракитник, начиналась область запретного, опасного. Как Хильда, так и доктор Льюис сделали её совершенно запретной и опасной. Предприятие было жуткое, но Ричард шёл на все. Спотыкающимся аллюром одолел он разом и ступени и дорожку — и, наконец, очутился на свободе. Правда, при этом покачнулся и чуть не упал, но какое это имело значение, раз он так скоро от всего избавился — от спотыкания, от стука в висках, электричества, от всего этого отвратительного заговора против него.
Он прошёл по аллее до Слус-Дин. Он не так глуп, чтобы идти к «Нептуну» обычной дорогой, эта дорога, конечно, под надзором, и его перехватят. Нет, нет! Он не так глуп! Он выбрал длинный обходный путь, мимо рощи, через поле и «Снук», так чтобы прийти на рудник с другой стороны. Он упивался ловкостью своего контрвыступления. Замечательно придумано, замечательно!
Но шёл сильный дождь, а дорога, им выбранная, была плоха и грязна. От ливня все рытвины превратились в большие лужи, и Ричард едва волочил ноги. Скоро он вымок под дождём, был весь забрызган грязью. Он шлёпал по воде и грязи своей спотыкающейся походкой, пока не добрался до высокого перелаза в конце Слус-Дин.
Тут он остановился. Перелаз являлся непредвиденным препятствием. Ричард видел, что придётся на него карабкаться. Но он не мог поднять ноги выше, чем на шесть дюймов от земли, а ступенька перелаза находилась на высоте, по меньшей мере, восемнадцати дюймов.
Ричард не в силах был взобраться на такую высоту, и слезы задрожали в отуманенных старостью глазах.
Слезы и ярость; да, бешеная ярость. Он не побеждён, нет! Эта приступка в плетне — только часть всё того же заговора против него. Он должен и её одолеть, эту коварную приступку. Дрожа от ярости, Ричард поднял руки и упал на плетень. Живот его пришёлся у верхней ступеньки перелаза. Он секунду балансировал всем телом, словно плавая, на верхней ступеньке, затем кувыркнулся через плетень. О чудо, чудо, он уже на той стороне! Он тяжело упал лицом в лужу грязи и лежал, задыхаясь, оглушённый, изо рта текла слюна, а молот в голове и электричество действовали вовсю, сквозь грязь и слякоть.
Долго лежал он так, потому что молот, казалось, что-то размозжил у него в голове, а грязь холодила её снаружи. Но в конце концов он поднялся, да, поднялся на локтях, потом на коленях и, наконец, ужасным усилием встал на ноги. Земля слегка качалась под ним, он потерял шляпу, его руки, лицо и одежда были сплошь измараны грязью. Но всё это пустяки. Он опять на ногах и идёт. Идёт к «Нептуну».
Идти теперь было уже не так легко. Молот ушиб его тяжело, правая нога онемела, приходилось волочить её как какой-то лишний груз. Это было странно, так как обычно и молот и электричество мучили его левую ногу, теперь же они принялись за правую ногу и за правую руку тоже. Вся правая сторона у него была как парализованная.
Он шёл всё вперёд, за лесок, потом по дорожке к «Снуку», пошатываясь и волоча одну ногу, с непокрытой головой, весь в грязи, с лихорадочным беспокойством устремив красные, налитые кровью глаза на копры «Нептуна», видневшиеся за последним рядом домов, окаймлявших «Снук». Он хотел идти быстро, но шёл медленно; весь он был точно связан; точно тяжесть какая-то висела на нём, мешая идти. Он сознавал, что идёт медленно, и это его бесило. Пытался заставить себя идти быстрее — и не мог; его преследовала мысль, что в «Нептуне» что-то происходит, заговор или катастрофа, и что он не попадёт туда вовремя. Это доводило его до исступления.
Потом опять начал хлестать дождь, настоящий ливень. Дождь поливал его обнажённую старую голову. Длинные седые волосы прилипли к голове, дождь, смывая грязь, заливал ею глаза, мешая видеть, стегал и мочил его.
Он остановился, вся его ярость испарилась куда-то, и он стоял неподвижно под свистящими струями дождя. Он был испуган. И вдруг заплакал. Слезы мешались с каплями дождя и ещё больше мочили щеки. Как слепой, двинулся он вперёд. Ему хотелось найти какое-нибудь убежище.
В конце ряда домов, окаймлявших «Снук», находился кабачок, известный под названием «Приют углекопа», жалкое, убогое заведение, которое содержала вдова Сюзен Митчель. Сюда заходили только самые бедные рабочие, жившие в районе «Снука». Но Ричард вошёл сюда, в эту харчевню под вывеской «Приют углекопа».
Он вошёл, как будто занесённый сюда порывом ветра и дождя, и стоял на каменном полу, промокший до нитки, качаясь на ногах, как какой-нибудь старый и пьяный бродяга. В харчевне было только двое мужчин, двое рабочих в молескиновых штанах; они играли в домино, и на единственном столике подле них стояли пустые пивные кружки. Рабочие уставились на Ричарда и захохотали.
Они его не узнали. Они приняли его за старого бродягу, который, видно, уже хватил малую толику. Один подмигнул другому и обратился к Ричарду:
— Эге, миленький, ты, видно, побывал на какой-нибудь свадьбе!
