Макс Галло - Тит. Божественный тиран
— Мы приносим жертвы в его честь.
Я подумал, что его дочь Леда была римлянкой, и был счастлив этому. Я вспомнил об участи, уготованной жителям Йодфата и Тибериады, о женщинах, которым вспарывали животы, которых солдаты насиловали и продавали в рабство.
— Я должен вернуться в Галлию, — сказал я.
Он долго смотрел на меня, потом предложил подняться на судно, на котором еврейское посольство поплывет в Александрию, а оттуда уже будет несложно добраться до Кесарии.
— Если Иерусалим не подчинится, — продолжал я, — нам придется завоевать его, а что тогда останется от него?
Он поднялся.
— Иерусалим — священный город — сказал он. — Не разрушайте наш Храм.
Пришла моя очередь развести руками в знак беспомощности и покорности судьбе и божественному выбору.
— Спасайте жизни, — сказал Иоханан бен-Закай. — Умоляю вас! Каждая жизнь — божий храм.
Его голос и сила, с которой он сжал мне руки, потрясли меня. Он думал о Леде.
Я пробормотал что-то и поблагодарил за то, что смогу отплыть вместе с ним в Александрию.
16
Я хотел как можно скорее сбежать из Рима, где бродила смерть и шла гражданская война. Я не желал, чтобы меня принуждали сделать выбор между Гальбой, Отоном и Вителлием. Напротив, я каждый день думал, что пророчество Иосифа бен-Маттафия может исполниться, что Веспасиан, а вслед за ним и Тит станут императорами.
Я повторял это Иоханану бен-Закаю и торопил его с отплытием в Александрию, пока преторианцы, командующие флотом на одном или другом берегу не запретили нам выход из порта Ости. Пока кровавое болото, в которое превратился Рим, не затянуло нас.
Бен-Закай слушал меня. Я восхищался его спокойствием и молчанием, которое он прерывал лишь затем, чтобы сказать несколько мудрых слов, призывавших меня к терпению. Всегда решает бог, говорил он. Я обнаружил, что он похож на моего учителя Сенеку — его кажущаяся покорность судьбе была не чем иным, как ясностью ума.
Бен-Закай напомнил мне о христианах, с которыми я общался, и о Торании — с ним мне довелось встретиться на Форуме, где он предупреждал римлян о надвигающейся опасности. Я восхищался его мужеством и верой. На мои размышления и сомнения Иоханан бен-Закай ответил только одно:
— Братья — это все, кто верит в бессмертие души, кто знает, что жизнь — всего лишь короткий промежуток времени, а тело — тленная оболочка, от которой душа освободится, чтобы присоединиться к божественной вечности.
Он говорил вполголоса. Скрестив руки и ноги, он сидел так неподвижно, что его можно было принять за статую. Даже его губы казались застывшими, однако, когда я упомянуло воскрешении тела, в которое верили христиане, поскольку Христос вернулся к жизни, он ответил, что мечтать никому не возбраняется, что мы смертны, а бессмертна только душа.
— Бог каждому дает ту надежду, которую мы заслуживаем, — сказал он, но я не видел выражения его лица, поскольку оно было скрыто в тени.
Мы заговорили о нашем отъезде — он хотел отложить его еще немного, чтобы увидеть того, кто придет на смену Гальбе, поскольку Иоханан бен-Закай тоже верил в скорое падение старика, который лишь воображал, что правит империей.
Идя по Риму, я чувствовал, что власти в этом городе больше нет. Каждый действовал, как ему вздумается, не уважая ни законов, ни обычаев. Единственным законом стала жестокость.
Вольноотпущенники Гальбы Икел, Виний и Лакон воровали и убивали, зная, что их время скоро кончится. Рабы больше не чувствовали страха, они грабили, напивались, жадно кидались на все, что видели. Преторианцы и солдаты, обеспокоенные беспорядками, которые залили кровью Рим, а вскоре и все провинции империи, пытались выбрать нового императора.
Войска Германии назначили императором своего генерала Вителлия, одного из самых порочных и продажных приближенных Нерона, доносчика и развратника.
В Риме преторианцы провозгласили императором Отона, другого приближенного Нерона, который предавался вместе с покойным императором самым изощренным порокам. Но его хотели видеть императором именно потому, что плебс помнил, как Нерон раздавал хлеб и устраивал игры.
Старик Гальба воображал, что все еще правит, а его презирали, потому что он был не только немощным, но и мерзким. Он нанял убийц и послал их в Галилею, чтобы убить Веспасиана и Тита, так как боялся их соперничества. Прибыв в Кесарию, убийцы, стремясь добиться расположения Веспасиана, сдались и разоблачили Гальбу.
Также стало известно, что Гальба, прибыв в Рим, велел уничтожить сотни гребцов Мизенского флота, из которых Нерон обещал сформировать легион. Когда гребцы потребовали, чтобы новый император выполнил обещание, данное его предшественником, Гальба приказал преторианской кавалерии убить их. Но теперь преторианцы не желали служить ему, и Гальба остался без защиты.
Отон дал каждому солдату по десять тысяч сестерциев и пообещал еще по пятьдесят тысяч, если они уберут старика с его дороги.
Когда в январские иды, всего через шесть месяцев после избрания, Гальба пришел на Форум, там его поджидали убийцы.
Я, как и тысячи других римлян, был свидетелем смерти Гальбы.
Его принесли на носилках. Их опустили на землю рядом с Курциевым озером, которое было обычным колодцем, вырытым посреди Форума. Однако говорят, что, нырнув в него, можно попасть в ад. Толпа окружила носилки, начала трясти и сорвала с них императорскую эмблему. Носилки превратились в хрупкий челнок посреди неистовой бури.
Внезапно послышался стук копыт, показалась преторианская кавалерия. Люди отхлынули к краям Форума, забрались на портики и возвышения, чтобы как следует рассмотреть все происходящее. Я был обычным римлянином, который смотрел, как всадники пронзают копьями носилки.
Гальба слез с носилок. Он был весь изранен и сам подставил горло мечу центуриона. Рассказывали, что он успел крикнуть: «Убейте меня, если это принесет пользу римскому народу!»
Тело Гальбы рухнуло на землю. Его голову нанизали на пику и подняли над ревущей толпой. Голову Гальбы, а потом и головы его вольноотпущенников — Икела, Виния, Лакон, бросили к ногам Отона.
Солдаты окунали мечи и руки в кровь убитых, показывали Отону окровавленные ладони и оружие, требуя награды за эти убийства, за то, что они помогли ему взойти на императорский трон.
Пока головы Гальбы и его вольноотпущенников подвергались осквернению, Сенат присягнул Отону.
Голову Виния продали его дочери за две с половиной тысячи драхм.
Голову Гальбы отдали рабам вольноотпущенника Патробия Нерониана, убитого по приказу Гальбы. Рабы играли с ней, размахивали ею, катали по земле, смеясь и крича: «Гальба, бог любви, пользуйся своей молодостью!» Старик действительно утверждал, что его член так же тверд как у молодого солдата. Потом его голову бросили в Сессорий, где по приказу Цезаря совершались казни — приговоренных отдавали на растерзание хищным птицам и диким собакам и грифам.
Я сказал Иоханану бен-Закаю, что теперь, когда голова Гальбы отдана стервятникам, между Веспасианом и императорским троном стоят только Отон и Вителлий.
Вителлий имел больше прав на престол, хотя сенаторы не присягали ему, но оба были одинаково развратны. Их легионы готовились к сражению и встретились между Вероной и Кремоной, в местечке под названием Бетриак. Кровь гражданской войны лилась ручьем. Восемьдесят тысяч тел римских солдат покрыли землю галльской Цизальпины.
Побежденный Отон врыл свой меч в землю и бросился на него. Его страдания длились лишь несколько мгновений, из груди его вырвался жалобный стон. Так говорили те, кто видел его окровавленное тело. Но кто знает, как на самом деле приходит смерть?
Солдаты оплакивали его, обнимали его труп, некоторые в отчаянии убивали себя перед костром, пожиравшим тело императора.
Все, кто выжил и отступил перед победившими легионами, торжественно поклялись в лютой ненависти к Вителлию, победителю Отона, новому императору, который уже направлялся в Рим.
Мне следовало покинуть город как можно скорее. Я убедил Иоханана бен-Закая, что развратник Вителлий, командующий германскими легионами, доносчик, служивший Нерону, не принесет народу Иудеи ничего, кроме новых войн и несчастий.
Веспасиан был беспощадным полководцем, но в его окружении были Агриппа и другие евреи, и Иосиф бен-Маттафий мог представить его себе императором. Тит был любовником еврейской царицы Береники. Отец и сын, возможно, смогут спасти то немногое, что еще оставалось у еврейского народа.
— Иерусалим? — спросил Иоханан бен-Закай.
— Даже если Иерусалим будет разрушен.
— Мы уйдем, — сказал он и опустил голову.
Мы отплыли из порта Остии в тот момент, когда легионы Вителлия вторглись в Рим и принялись грабить его.
![Николай Лейкин - Наши за границей [Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно]](/uploads/posts/books/225932/225932.jpg)
