Тамара Каленова - Университетская роща
Покружившись по безлюдной палубе, он бесцельно двинулся вниз по узким и темным переходам — и неожиданно попал в грузовое отделение. С низким потолком, но довольно просторное помещение освещалось «летучей мышью». Вдоль одной стены располагался ряд каких-то ящиков. Вдоль другой — корзины с растениями. И снова, как бывало не раз, особый запах земли и растений успокаивающе подействовал на Крылова.
А вот и Габитов. Поджав ноги, он сидел на рогожке между корзинами и дулся в карты с цыганистым парнем.
— Хрести-козыри! Аг-га? — вскинул было выше лохматой головы руку с замасленным кусочком картона, но, распознав хозяина, встал и, словно захваченный на месте преступления ученик, спрятал за спину карты.
— Играйте, — рассеянно махнул рукой Крылов. — Только пароход не сожгите.
— Точно, — хихикнул компаньон Габитова. — Особливо, ежели с моих ящиков начать. Во полыхнет горючая смесь!
— Так-таки и горючая?
— Хуже, барин. Книги! А к им только факел поднесть — старые да сухие.
— Книги? — удивился Крылов; сравнение с горючей смесью ему показалось удачным. — Откуда?
— Каки из Москвы, каки из Петербурга, — ответил равнодушно парень. — Велено доставить — мы с приказчиком и везем. Да там на ящиках написано! — и подтолкнул Габитова. — Ты што, паря, заснул? Не слышь, барин велит играть.
Книги… Вот, оказывается, какие славные попутчики добираются с ним вместе до Томска! Так… Что же здесь написано? «Томск. Его превосходительству попечителю Западно-Сибирского учебного округа господину В.М. Флоринскому. В библиотеку университета».
Со скрытой нежностью Крылов провел рукой по шершавым дощечкам, как бы здороваясь с попутчиками. Устыдился своего жеста. Подергал смущенно бороду. И провожаемый взглядами игроков, вернулся наверх.
До сего момента Крылов как-то не думал особенно об университете, где ему предстояло работать. То ли некогда было, то ли до конца не осознал всей глубины произошедших в его жизни изменений…
По временам ему казалось, что совершает он обычную свою экспедицию, из числа тех одиннадцати, которые успел произвести в Перми и Казани. Что пройдет лето, и он вновь вернется в уютный Ботанический музей, где все отлажено, устоялось, хранит в себе признаки солидного научного учреждения; и как всегда, осенью, соберутся они втроем — Коржинский, Мартьянов и он — и станут рассказывать о летней ботанической страде.
Впервые о Томском университете он подумал как о чем-то неизбежном, бесповоротном здесь, на пароходе. Что ждет его впереди? Какие люди? Какая жизнь?
Неизвестность не только манила, но и пугала.
Досадуя на свое душевное состояние, на возникшие вдруг невесть откуда раздражение и тревогу, Крылов стоял на палубе, смотрел на воду, в темноте похожую на маслянистую нефть.
Где-то в этих местах ровно тридцать лет назад, в 1855 году, вот так же шел из Тобольска пароход «Ермак»… Гордость сибирского рекоходства, стосильный красавец, выписанный из Бельгии, он чувствовал себя полноправным хозяином здешних северных вод. Ему покорно уступали дорогу неповоротливые завозни с высоко нашитыми из досок бортами, грузовые илимки, приметные своей тупо срезанной кормой, многочисленные плоскодонки с парусами и без, устойчивые ангарки и прочие сибирские суденышки, столетиями бороздившие студеные воды таежных рек. Казалось, «Ермаку» сносу не будет. Да и в самом деле, что может случиться с эдакой силищей, воплощением последних достижений науки и техники? Ан случилось. Оплошал неопытный помощник капитана: «Ермак» сам себе пробил якорем бок — и утонул. Год только и покрасовался. Фортуна? Случайность?
В судьбе «Ермака» Крылову чудилось что-то человеческое.
Он вглядывался в плотную черноту сырой беззвездной ночи, в близкий, но совершенно невидимый берег, словно искал в них ответа. И не встречал нигде ни огонька, ни светлой точки — на всем пространстве.
О чем думает река? Кто разберет…
«Град камен Тоболеск»
Эту ночь Крылов провел дурно, почти без сна. Мерещилось бог знает что — пусторотый старик-лёля с шашкой наголо, разбойничий протяжный свист, погоня, и он, Крылов, убегающий от преследователей на каких-то ватных непослушных ногах… Беспокоило виртуозное, на удивление разнообразное а-каприччио пономаревского храпа, то басовитое, по-шмелиному низкое, то взвивающееся до фальцета. Тяготила духота нагретой за день судовой коробки. Досаждала редкая, но чрезвычайная настойчивая комариная зуда. Женски коварная богиня сновидений Бризо то дарила неглубоким забытьем, то отнима ла его.
Утру он обрадовался, как спасению. Поспешно оделся, умылся и пошел навестить больную.
Девушке стало лучше; отвар одуванчиков явно помогал. Поутих жар, она дышала ровнее и глубже. Позволила осмотреть горло — красное, рыхлое… Заушные впадины опухли. Словно тесто на дрожжах, начало перекашиваться лицо.
И тогда пришла догадка: девушку поразило детское заболевание, воспаление лимфы, или, попросту говоря, свинка. Крылов знал, что болезнь эта, сравнительно легко переносимая в юном возрасте, чрезвычайно опасна для взрослых. И все-таки ему стало легче. Он теперь был уверен в том, что делал все правильно и не повредил больной. Нарушение главной заповеди врачевателя — не повреди! — представлялось самым страшным изо всего, что могло выпасть ему, поневоле взявшемуся не за свое дело.
— Поправится твоя дочь, — сказал он старику. — Выбухнут шишки — и горячка спадет. Само все пройдет. Только питье продолжай давать.
— Спаси тебя господи! — истово перекрестился старик. — Век буду за тебя, барин, Бога молить! — и хотел было поймать за руку, чтобы приложиться.
— Не надо за меня молиться, — отвел за спину руки Крылов. — Лучше скажи, большой ли задаток от купца получил?
— И-и, какой там! — расстроенно махнул рукой мужик. — Семь рублев. Остальное обещал потом, на месте.
— Семь рублей, — горько повторил Крылов. — Я дам тебе семь рублей. И немного еще, на первое время… Ежели ты вернешь купцу его задаток.
— Вот те крест, барин, верну! — залопотал старик радостно. — Нешто я супостат? У самого душа, как от бычьей крови, почернела… Охота ль свое-то дитятко… купцу-толстосуму…
— Ладно, ладно… «Дитятко»… Полно каяться-то, я ведь не поп! Лучше выполни, как сказал.
— Выполню, благодетель ты наш, — старик всхлипнул.
— К купцу не ходи. Почтой деньги отправь. Квитанцию возьми, мало ли что… А сами на работу нанимайтесь. Прокормитесь, не вы одни трудом собственным живете, — Крылов с хрустом повел затекшими плечами. — Пойду на воздух. Да и ты отдохни… коммерсант. Скоро Тобольск, вот вместе на почту и сойдем.
Ладийный город, «град камен Тоболеск», появился неожиданно, в ярких солнечных лучах — словно с картины передвижников сошел: реальный, зримый, обрисованный сочной и звонкой кистью. В обрамлении густых лесов, на высоких холмах, возникли белокаменные стены и сторожевые башни Тобольского кремля, заиграли бликами купола Софийского собора. Со стороны реки, на знаменательном пересечении Тобола и Иртыша-землероя, город был чудо как хорош…
Триста лет, без двух годков, стоит он на этом месте, по соседству с бывшей ставкой сибирского ханства Кашлык. «город многолетних трав с розоватыми, желтоватыми и беловатыми цветами» — символ великих деяний русского народа… Тобол — по-башкирски означает таволга, белая трава. Удивительно приятно знать, что скромное сибирское растение дало название и реке, и городу.
Вот и Чукманов мыс со знаменитым белым памятником Ермаку. Издали брюлловское творение не гляделось монументальным, походило скорее на прозрачную свечу, нежели на каменную пирамиду. А все же душа дрогнула при взгляде на эту свечу, осветившую давний уголок российской истории.
Крылов засобирался на берег. Сложил в карман куртки деньги, документы.
«русские первопоселенцы, всельники, как иногда их еще называли, нашли действительно превосходное место для города, — размышлял он. — Разломавши свои корабли, поставили крепость из отличного судового ладийного леса… Куда как более разумно, нежели у римлян: «сжечь свои корабли»! Отчего ж в пословицу не вошло? Отчего ходячим словом не сделалось, из живой памяти-языка выпало? А ведь недурно звучит: «Ставь город из своих кораблей»… Или еще как-нибудь…»
«Дай тебе волю, ты и историю древних подправил бы, — подтрунивая над собой, подумал Крылов. — Бедного Ивана Петровича авилируешь, пристыжаешь за воспарения умственные, а сам эк куда упрыгнул!»
Пароход в Тобольске должен был стоять долго, здесь надлежало ему пополниться дровами, сдать и получить почтовые и прочие грузы, принять пассажиров. Крылов решил, что успеет управиться со всем, что замыслил: на почту сходить и город поглядеть.
Спустившись вниз, на первую палубу, Крылов с удивлением обнаружил, что она вся запружена людьми, нетерпеливо ожидавшими, когда подадут ступенчатые сходни. Оказывается, желание побывать на историческом берегу возникло не только у Крылова.
