Ефим Курганов - Забытые генералы 1812 года. Книга первая. Завоеватель Парижа
Наполеон хранил молчание, и вдруг сказал, спокойно, тихо, ни кого не глядя:
– Если русские покинут Праценские высоты для обхода справа, они погибнут безвозвратно.
Маршалы загалдели, стали предлагать поскорее захватить высоты. Император Франции отмахнулся от них, как от назойливых мух, а потом, медленно расставляя слова, сказал:
– Подождём ещё. Имейте в виду, господа, когда неприятель делает ложное движение, мы никоим образом не должны прерывать его.
Маршалы слушали, затаив дыхание, но в их напрягшихся лицах было заметно разочарование: они не могли больше ждать.
Но вот колонна Коловратаилорадовича двинулась вниз, освобождая высоты. По приказу Александра она направлялась к главным силам для усиления флангового удара. На высотах была оставлена рота Апшеронского пехотного полка и рота гренадер.
Наполеон тут же воспользовался этим просчётом и перешёл от обороны к наступлению. Император бросил на высоты ударный корпус маршала Сульта. Он сказал ему торопливой скороговоркой:
– Отправляйтесь, маршал, и немедленно. Вот теперь нужно спешить, очень спешить. Иначе мы упустим свой шанс на победу. Пока он есть.
Маршал сам повёл отряд. Красные мундиры французов просвечивали сквозь туман кровавыми пятнами, бешено скачущими кровавыми пятнами, от коих рябило в глазах.
Сульт стремительно овладел Праценом и этим рассёк русско-австрийский фронт надвое. В брешь, пробитую Сультом, устремился корпус маршала Бернадота. Теперь французы могли обойти и окружить главные силы русских и австрийцев. Самые худшие предчувствия графа Ланжерона решительнейшим образом сбывались.
Вот как всё происходило. Французы вынырнули из клочковатого тумана и удушливой дымки боя, и под треск барабанов бросились к Працену. Вскоре они появились у подножия высот, поднялись по склону и оказались на вершине. Вскарабкавшись в полном вооружении наверх и попав в пределы досягаемости русских, они дали залп и потом бросились в штыки. В отряде, оставленном на Працене, возникла паника. Кавалеристы наезжали на пехоту, давили её, и она под натиском французов откатывалась назад.
Поняв, что на Працене происходит неладное, генерал Коловрат в обход приказа решил вернуться и отбить Працен. Его смертельно усталые голубые глаза теперь были наполнены тревогой. Даже усы выражали недовольство и разочарование. Наконец он начал понимать, что происходит.
Колонна Коловрата двинулась назад – к Праценским высотам, только что оставленным.
Коловрату пришёл на помощь граф Ланжерон. Он как раз овладел деревней Сокольниц. Узнав, что колонна Коловрата двинулась к Працену, граф взял из своей колонны три полка и кинул их на соединение с Коловратом. Генерал Буксгевден, когда узнал об этом, просто рассвирепел. Он крикнул своему адъютанту полковнику Сергею Тихомирову:
– Вернуть немедленно. Вы слышите меня? Немедленно вернуть Ланжерона. Он ещё попляшет у меня за самоуправство!
А про себя Буксгевден пробормотал:
– Он обязан мне подчиняться. Сейчас же напишу об этом возмутительнейшем поведении государю.
Сергей Тихомиров нагнал Ланжерона, но тот решительно отказался возвращаться. Он даже рассмеялся в ответ. При этом адъютант Буксгевдена испуганно заморгал глазами. Ланжерону показалось даже, что он вот-вот свалится с нетерпеливо подпрыгивавшей лошади. И тут граф сказал уже совершенно серьёзно и спокойно:
– Полковник, я не вернусь сейчас. Если Працен не будет наш, мы все погибнем, а оставшиеся в живых покроют себя позором. Неужели непонятно: появление французов на Працене неминуемо означает то, что мы будем в мешке?!
Полковник Тихомиров как-то странно дёрнул головой (может быть, в знак согласия?) и, ни слова ни говоря, уехал прочь.
Конечно, шансы отбить Працен были невелики, но они были, и упускать их никак нельзя было – так полагал Ланжерон. Правда, уже минут через сорок после того, как завязался бой, граф понял, что шансов на самом деле не было.
Захватив Працен, Наполеон отлично понимал, что он получил, и выпустить высоты он уже не позволил бы ни за что. Совсем как в анекдоте про Александра Нарышкина, о сыне которого говорили, что он может отдать отбитый им у неприятеля город; папа вступился за сына и сказал: «мой сын в меня, что занял, того не отдаст». Совершенно таков был Наполеон.
Но дело ещё и в том, что российский император, отдавая Працен, не знал, что он теряет, а Наполеон, получая Працен, знал, что он приобретает.
Тем не менее, какое-то недолгое время у Ланжерона теплилась надежда, что катастрофу можно хотя бы отдалить, именно отдалить, ибо он ясно видел неспособность российского генералитета одолеть Наполеона. «Они тут так неповоротливы – где им справиться с этим авантюристом, с этим хитрюгой, мысль которого скачет как ртуть», – сердито думал Ланжерон, поднимаясь из лощины к Працену.
Колонна генерала Коловрата, соединяясь с полками Ланжерона, двинулась назад к высотам и открыла огонь, однако из-за большого расстояния пули не долетали до французов. Тем временем гренадеры из корпуса Сульта, не сделав ни единого выстрела, что было необычно и страшно, приблизились к русским на расстояние ста шагов и открыли беглый огонь, разивший наповал.
Французы строились в цепи (резервы подводились постоянно) и усиливали натиск. Остатки колонны Коловрата и потрёпанные ланжероновские полки составляли около пятнадцати тысяч человек. Против них действовали две трети наполеоновской армии (это примерно пятьдесят тысяч человек). О возвращении колонны на Працен нечего было и думать.
Внутренне содрогаясь от бешенства, Ланжерон стал отводить свои полки, а Коловрат решил драться до последнего, хоть это и было чистейшее безумие. И его колонна вся полегла у подножия высот.
Собственно, возможность для спасения была. Ежели бы генерал Буксгевден со своей армией не топтался на месте, а попробовал бы продвинуться вперёд, а ещё лучше было бы, ежели бы он попытался нанести удар по корпусу маршала Сульта, действовавшему со стороны Праценских высот, всё могло сложиться иначе. В результате не только была бы сохранена колонна Коловратаилорадовича, но, возможно, был бы предотвращён полный разгром русских и австрийцев.
Но Буксгевден вообще был нетороплив, нерешителен, и, кроме того, он никак не хотел содействовать успехам Ланжерона, не хотел приходить к нему на помощь, и в душе желал, чтобы три полка, уведённые Ланжероном под Працен, там и остались, и чтобы этот французик вернулся ни с чем.
И что же получилось? Сульт, покончив с колонной Коловратаилорадовича, установил на высотах 42 орудия и при поддержке артиллерийского огня начал атаку армии Буксгевдена.
«Его неповоротливость слишком дорого обходится России», – думал граф Ланжерон, бредя под градом ядер к деревеньке Аугест. – «Форменный осёл! Он теряет армию только потому, что не захотел прийти на помощь Коловратуилорадовичу и… мне. Горе-вояка! Амбиции ему совершенно затемнили мозги. Но почему мы все теперь должны расплачиваться за это?».
Войска Буксгевдена были отрезаны от главных сил, и, под непрестанными атаками неприятеля и картечным огнём, метались из стороны в сторону, пытаясь вырваться из окружения. Буксгевден ещё не сразу сообразил, что полностью окружён. А когда, наконец, понял это, то отдал совершенно безумный приказ о разделении своих сил. «Он действительно сошёл с ума», – крикнул в ярости Ланжерон своим опешившим адъютантам, – «или хочет погубить всех нас. Только помешанный может отдавать такие приказы»
Часть войск отступила назад, а основные силы повернули направо и попытались прорваться на север. Остатки войск генералов Ланжерона и Дохтурова отходили к деревне Аугест, окружённой прудами и плотинами. Обстреливались батареями французов. Деревню, тем не менее, удалось занять. Но потом подошла дивизия Вандама и отбросила русских к замёрзшему озеру Сачан.
Для прикрытия отступления между озёрами Сачан и Мениц русские заняли Тельниц, и поставили там Ново-Ингерманландский полк.
Ланжерон смог увести своих через деревню Тельниц, а Дохтуров решил прорываться по льду озера. Он не раз водил горстку своих солдат в рукопашную, пытаясь прикрыть ретираду.
