Андрей Посняков - Разбойный приказ
Ребята дружно опустили головы, да так и лежали, не шевелясь, дожидаясь, пока сохатый напьется да уйдет себе по своим лосиным делам – может, к лосихе, может, поглодать мягкой осиновой коры, а может, и нажраться пьянящих грибков-мухоморов. Ох, и не позавидуешь же тогда всему лесному царству! Пьяный лось – это уж такая бедища, хуже медведя-шатуна!
Однако пора было искать Василиску.
– Как же мы ее теперь сыщем? – который раз уже недоверчиво спросил Прошка.
Митрий пожал плечами – давно уже, с самой ночной встречи, прямо-таки распирало его узнать, каким же это образом объявился здесь Прохор, который вроде как в Сароже должен быть. Но молотобоец, похоже, пока не горел желанием все немедленно объяснить, старательно уводя разговор в сторону, и Митька решил не форсировать события, захочет – расскажет. Спросил только:
– Ты песни хороводные знаешь?
– Песни? Гм… – Прошка задумался, зачесал рыжеватые кудри. – Ну, так, немножко. А что, петь, что ли, сейчас будем?
– Именно! И во всю глотку! Про лен слова помнишь?
– Нет.
– Ну, тогда давай про воробушка.
У воробушка головушка болела,
Болела, болела, болела… —
затянули вразнобой оба. Любой певчий бы от этих жутких звуков скривился, хуже чем от прокисшей браги, а приятелям ничего, нравилось:
Уж как стал наш воробышек садиться,
Садиться, садиться, садиться…
– Тьфу ты, черт, прости Господи! Дальше-то позабыл… – Митрий с досадой тряхнул головой.
– И я не помню. – Пожав плечами, Прохор вдруг приложил палец к губам, прислушался, и на пухлых губах его зажглась, засияла радостная улыбка, словно бы осветившая грубое лицо молотобойца. На щеках кулачного бойца заиграли ямочки, взгляд стал такой наивный, детский, что Митрий, посмотрев на него, фыркнул и засмеялся. В общем-то было чему радоваться – из-за лесочка выплывал, приближался звонкий девичий голос:
Уж как стал наш воробышек порхати,
Порхати, порхати, порхати…
И вот наконец из-за кустов на лугу показалась Василиска. Завидев ребят, замахала руками, припустила бегом, так, что распущенные волосы ее забились по спине водопадом, падая темной болотной водицей на старое сермяжное платье.
– Милые вы мои, – подбежав, девушка обняла сразу двоих, – други! Прошенька, а ты-то как здесь?
– Да так… – отмахнулся молотобоец. – Проходил вот мимо, гляжу – Митька. Ты лучше скажи – как ты?
– А эти? – Василиска вдруг напряглась. – Обозники. Уехали?
– Уехали. Станут они по лесам за нами таскаться, чай, и другие дела имеются. Где пряталась-то, в лесу?
– В орешнике. – Девушка улыбнулась. – Поначалу у реки ждала, будто русалка. Потом шум какой-то почудился – вроде как бежал кто-то. Вот и я долго не думала, в лес подалась, затаилась. Вас как услыхала, обрадовалась.
– Да, уж мы старались, – горделиво приосанился Митрий. – Выводили громко, как певчие в Преображенской церкви.
– Да уж, – Василиска кивнула. – Ничего не скажешь, орали премерзко – далеко слыхать.
Оба «певца» переглянулись и дружно расхохотались, после чего Митрий пристально посмотрел на дружка:
– Так ты, Проша, выходит, проводить нас пришел?
– Да нет, други, не проводить, – со вздохом отозвался Прохор. – С вами теперь пойду.
– Вот славно как! – обрадованно воскликнула Василиска и от избытка чувств чмокнула парня в щеку. Тот покраснел, сконфузился, но было видно, что поцелуй сей ему дюже приятен.
Митька тоже обрадовался и, задумчиво покачав головой, предложил пробираться к броду.
– А по пути ты бы, Проша, рассказал нам, что да как. Чай, мы тебе не чужие.
Молотобоец снова вздохнул, еще тяжелее прежнего, повел плечом, словно примериваясь для удара, и, с шумом выдохнув, с какой-то обреченностью махнул рукой:
– Так и быть, слушайте. Кому и рассказать, как не вам?
Выслушав Прохора, Василиска ахнула, а Митрий поскреб заросший затылок и нараспев протянул:
– Ну и дела-а-а…
Однако тут же взял себя в руки и продолжил уже самым деловым тоном:
– Значит, таможенный монах Ефимий убит при твоем содействии. Не вздыхай, ты ведь ничего не ведал! А вот хозяин твой, Платон Акимыч, похоже, тот еще змей. Ты, Прохор, думал – кого-то просто-напросто проучить придется, а вишь – дело до убийства дошло. Видать, поджидали Ефимия на бережку, у омута, куда ты его сверзил. Так?
– Ну да, – шепотом согласился Проша. – Так.
Он виновато шмыгнул носом.
– А перед этим, если я правильно понял, хозяин твой упоминал московского купца, дескать, что-то он для него должен сделать… – Митрий задумчиво намотал на палец свой длинный темно-русый локон.
Прохор кивнул, и Митька неожиданно улыбнулся:
– Тогда тут, выходит, прямая связь – между московским гостем и убийством таможенника. Я, кстати, как раз в тот день и видел, как купчина шептался с Ефимией, видно, подговаривал на какое-нибудь темное дельце. Но, – отрок важно поднял вверх указательный палец, – таможенный монах Ефимий – человек ответственный, честный и неподкупный, о чем все хорошо знают. А из этого следует что?
– Что?! – хором поинтересовались Прохор и Василиска.
– А то, что московит ни о чем с Ефимием не договорился и решил его убрать. Видать, слишком много наговорил такого, после чего ну никак не можно было оставлять чернеца в живых. И тогда выходит, что заказал убийство московский торговый гость Акинфий, а исполнил заказ твой хозяин, известнейший на посаде человек, владелец кузниц Платон Акимыч Узкоглазов! Вопрос: зачем ему это было надо? Я имею в виду Узкоглазова. Что за дела у них с московским купцом? Почему московит имел на Узкоглазова такое влияние, что заставил пойти на убийство?
– Н-не знаю… – растерянно протянул Прохор.
Митька кивнул:
– Правильно, не знаешь. И никто пока не знает, исключая московского гостя и твоего дорогого хозяина. Кстати, и убийство какое-то странное. Ты точно видел, как монах выплыл?
– Вот те крест! – Прохор истово перекрестился. – Христом-Богом клянусь и заступницей нашей, Пресвятой девой Богородицей Тихвинской! Да ведь и бил я не сильно – как бы не выплыть?
– Угу… – Митрий задумался, но ненадолго. Усмехнулся нерадостно, молвил: – Ежели все, как ты говоришь, Проша…
– Так! Так!
– …то, выходит, твой хозяин тебе не очень-то доверял! Еще и других людишек послал – они чернеца-то внизу, на реке, поджидали. Как вылез монах из воды – треснули по башке каменюкой… Н‑да-а… Жаль Ефимия, хороший человек был. И тебя, Прошка, жаль.
– Меня-то чего? – обиженно прогудел Прохор.
– Да пойми, ведь Платон Узкоглазов тебя со свету сжить хочет! – вступила в разговор Василиска. – За убийство чернеца знаешь что бывает?
– Верно говоришь, сестрица, – Митрий одобрительно кивнул. – Только вот однобоко мыслишь. Да, может быть, и по-твоему – Узкоглазов за что-то Прошку подставить хочет. Или не за что-то, а вместо кого-то… Но тут и другая возможность есть – к себе Прошеньку привязать, аки пса верного. Кровью! А чего? Ты, Проша, боец известный. Так что и так может быть, и эдак. Одно ясно: на посаде покуда показываться нельзя ни тебе, ни нам. Но и Спасский погост – место ненадежное, дознаться чернецы могут. Не на погост нам надо, а в деревни мелкие, в пустоши, уж они-то всяко на Шугозерье должны быть.
– Да есть…
– Вот там и отсидимся – край дикий.
– А… до каких пор сидеть?
– Ох, Прохор… Кабы я знал!
Немного не дойдя до брода, они остановились на месте покинутого лагеря московитов. Конские катыши, обглоданные кости, остатки костров. Ничего интересного. Переглянувшись, ребята пошли к реке, только вот Митька задержался возле одного кострища, присмотрелся и, опустившись на колени, вытащил из золы обгорелую книжицу. Кинулись в глаза латинские буквы – «Пантагрюэль». Не так уж и обгорела, только крайние страницы да угол маленько. Ну, все равно – сволочи!
Очистив книжку от пепла, Митрий бережно спрятал ее за пазуху и побежал догонять своих спутников. Над лесом, отражаясь в реке, ярко светило солнце.
Глава 6.
Кузьминский тракт
…правительство смотрело на поместье как на государственную собственность, находящуюся во временном условном владении помещика. Служилый дворянин изначально был поставлен в положение временщика.
М. Зарезин. Последние Рюриковичи и закат Московской РусиБеглецы шли целый день, до самого вечера. Передвигались осторожненько, опасаясь нарваться на московский караван, однако и сильно отдаляться от него в планы ребят не входило – а вдруг да опять объявятся разбойные люди? На хорошо охраняемый обоз напасть побоятся, а вот трое путников вполне сойдут за добычу. Хоть брать с них нечего, да зато самих силком в холопы поверстать можно, запродать какому-нибудь помещику-беломосцу или – что касается парней – еще можно заставить их стать участниками шайки. Ну а уж Василиску… Про то Митрий старался не думать.
