Ольга Колотова - Инквизитор. Охота на дьявола
— Нет, Диас не играет.
— Он что же, скуп?
— Нет, напротив. Ради друга, ради близкого человека он отдаст все, до последнего мараведи.
— Так почему же он не хочет рискнуть сейчас?
— Он рискует каждый день и не только кошельком — для этого ума хватит у каждого, — он рискует своей жизнью!
— Ради чего же, в таком случае?
— Послушай, сынок. Я знал Антонио еще мальчишкой, когда он бегал по пристани в рваных штанишках, а рядом с ним — еще семеро таких же оборвышей — его братья и сестры. Он был самым старшим. Его отец тоже был моряком. Ему оторвало голову ядром, когда наш галеон атаковали проклятые еретики, английские пираты. И Антонио пришлось заботиться и о себе, и о матери, и о братьях и сестрах.
Последние слова Вальдес произнес в полной тишине. Бартоломе скорее почувствовал, чем увидел: в таверне что-то произошло. Он обернулся. В дверях зала стоял новый посетитель. Ему было года двадцать два-двадцать три, не больше, но он держался, как хозяин. При его появлении все замолчали, так замолкают слуги при появлении господина, подчиненные при виде начальника.
А потом послышались возгласы, исполненные искреннего восхищения. Рыбаки распустились, пропуская его к столу. Видимо, контрабандист пользовался искренним и вполне заслуженным уважением. Хозяин таверны поспешил к нему навстречу.
— Антонио! — воскликнул он. — Ну что, сегодня ты опять угощаешь? О, мы уже наслышаны о твоих новых приключениях!
— Антонио! — подхватил Вальдес. — Ну-ка, сынок, расскажи, как ты отправил на съедение акулам тунисского корсара. Вот этот человек, мне кажется, не прочь послушать рассказы о твоих подвигах, — и он подтолкнул вперед Бартоломе.
— Кто ты такой? — поинтересовался Диас, бесцеремонно разглядывая Бартоломе.
— Мне нужно поговорить с тобой.
— О чем, позволь узнать, мне с тобой разговаривать?!
— О деле. Конечно, если ты тот парень, который готов хорошо заработать, не спрашивая о происхождении товара и его предназначении.
— А почему ты решил, что я как раз тот? — прищурился Диас.
— Нас могут услышать?
— Отойдем.
Вальдес с готовностью уступил им угловой стол, приятели Диаса отошли в сторонку. Определенно, Диас внушал им очень глубокое почтение.
— Так откуда ты узнал?..
— Мне рекомендовал тебя Яго Перальта.
— Что я должен сделать?
— Переправить… кое-что… кое-куда…
— Поговорим по-деловому. Я не привык терять время даром. Итак, что?
— Порох и ядра.
— Куда?
— На Майорку.
— Как?
— Разумеется, тайно.
— Я не спрашиваю тебя, кому предназначен груз, но платить придется и за перевозку, и за молчание.
— Я понимаю. Потому и обращаюсь именно к тебе. Но погрузку нужно произвести тайно.
— О, это легко устроить. «Золотая стрела» будет ждать за мысом святого Висенте. Я отправлю своих людей на шлюпках в бухточку за мысом. Жди их там в полночь.
— Я доверяю только тебе лично. К тому же, только с глазу на глаз я могу назвать имя человека, которому предназначен груз.
— Хорошо, я там буду.
— По рукам?
— По рукам!
— Значит, до вечера, вернее, до полуночи?
— Да, конечно.
В полночь все произошло так, как и было задумано. Точнее, так, как было задумано Бартоломе.
Инквизитор ждал контрабандистов около одинокой рыбацкой хижины. На песке ожидала погрузки груда ящиков и мешков.
Шлюпка подошла почти бесшумно — весла были обмотаны тряпками.
— А ты точен! — воскликнул Диас, спрыгнув на берег. — Готов?
— Готов, — кивнул Бартоломе.
— Придется потрудиться, ребята, — заметил Диас, бросив взгляд на ящики и мешки. — Ну, за работу!
Матросы принялись перегружать товар в шлюпку.
И тут из хижины выскочили два десятка солдат. Прежде чем контрабандисты успели опомниться, Диаса скрутили, связали. Матросы отделались разбитыми носами. Видимо, нападавших интересовал исключительно капитан. Его подхватили, поволокли прочь…
Избитые матросы поднялись, вспороли мешки — там был песок. Они взломали ящики — там оказались камни. И тихая ночь содрогнулась от чудовищных проклятий обманутых моряков, оставшихся без своего капитана.
* * *«Удивительно не то, что Яго Перальту убили, а то, что его не убили лет пятнадцать-двадцать назад. Необычен только способ, с помощью которого еврея отправили на тот свет — убийца обладал поистине дьявольской изобретательностью», — Бартоломе отложил пухлую книгу записей ростовщика. На столе в медном канделябре тихо таяли восковые свечи. Инквизитору казалось, что и на столе, и на стенах, и на потолке пляшут те же самые нескончаемые столбцы цифр. Он устал. К тому же, выявить подлинных врагов Перальты оказалось совершенно невозможным. Из десяти тысяч жителей города по крайней мере четверть имела все основания желать смерти ростовщику. Прав был маленький пройдоха Пабло: еврея здесь не любили. Может быть, дело не в деньгах?.. В конце концов, его ведь не ограбили…
Тихий стук прервал размышления Бартоломе. Он даже не сразу понял, что в дверь стучат, сначала ему показалось, что это скребется мышка.
Бартоломе захлопнул книгу. Стук повторился, на этот раз чуть громче.
— Войдите! — сказал Бартоломе.
Дверь слегка приоткрылась.
— Войдите же!
Дверь медленно, со скрипом, отворилась.
Долорес! Да, да, она должна была прийти именно сегодня, ведь он сам так приказал. Но, признаться, он ее сегодня не ждал. Нет, он не забыл — он просто не верил в то, что она придет. Он знал, она никуда не денется, она попалась, как птичка в силки, но все же он не думал, что эту гордячку удастся сломить так скоро. Он не надеялся, что она так быстро покорится судьбе. Или не смел надеяться.
Бартоломе встал.
— Подойди! — сказал он.
Она сделала три шага бесшумно и робко, словно тень, и медленно, как обреченная на заклание жертва. Теперь она стояла в освещенном круге. Обреченность, страх и… любопытство прочел Бартоломе в ее глазах. Она впервые видела его в светской одежде. Она ожидала встретить священника — перед ней стоял изящный кабальеро.
Бартоломе взял ее за руку и почувствовал, как дрожат ее пальцы.
— Существует суд Божий! — сказала она, осмелившись посмотреть ему в глаза.
— Что ты говоришь? — улыбнулся Бартоломе. — Неужели?
— И существует расплата! — с вызовом добавила она.
— Вот именно, — заметил Бартоломе, — я думаю, ты затем и пришла сюда, чтобы расплатиться.
— Это подло!
— Да, но и ты сама, и твоя мать на свободе. Слово свое я сдержал.
Он взял ее за плечи и привлек к себе.
Она попыталась оттолкнуть его, но он только рассмеялся. И в тот же миг с ужасом, с трепетом, но в то же время и с каким-то неясным чувством тайного наслаждения Долорес поняла, что у нее нет ни малейшей возможности ему сопротивляться, что он может сделать с ней все, что захочет. И дело было вовсе не в том, что его мускулы были тверды, как железо, и у Долорес просто не хватило бы сил с ним совпадать. Напротив, она хорошо ощущала, что он старается не причинять ей боли. Но ведь Рамиро, неуклюжий матрос Рамиро, тоже был сильным, он одним ударом кулака мог сбить с ног любого из здешних парней, он мог разогнуть подкову и свалить быка за рога, но она ничуть не задумываясь отвешивала ему пощечину, если он распускал руки, и Рамиро отступал, как побитый щенок. А Бартоломе имел над ней какую-то странную власть. Ее влекло к нему, тянуло, как кусочек железа к магниту. Но все, что внушали ей с детства, восставало, противилось тому, что сейчас могло произойти. Грех, прелюбодеяние — вот как все это называлось и влекло за собой осуждение людей и кару на небесах. Так говорила ей совесть. А сердце бешено колотилось в груди и как будто хотело совсем иного. Она была готова разорваться между страстным «да» и яростным «нет», и сделать этот выбор было выше ее сил.
— Я внушаю тебе страх? Отвращение? — он заглянул ей в глаза.
У Долорес закружилась голова, подогнулись колени. И она упала бы, если б Бартоломе не поддержал ее.
Девушка потеряла сознание. Бартоломе бережно положил ее на кровать. Она казалась сломленной и беззащитной, как поникший цветок.
Острая жалость пронзила сердце Бартоломе. Жалость и стыд за то, что он уже совершил и то, что хотел совершить, — те чувства, которые инквизитор всегда старался гнать прочь, чтобы они не превратили его жизнь в кошмар, — нахлынули на него.
«Ты подонок, Бартоломе! — сказал он себе. — Какой же ты подонок! Девочка месяц провела в камере на хлебе и воде. А сейчас? Есть ли у них с матерью другие средства, кроме тех, которые Франсиска добывала торговлей травами?»
Впрочем, Долорес быстро пришла в себя. Первый ее взгляд был непонимающим, вопросительным, но, по-видимому, тотчас вспомнила, где она и что с ней. Она лежала на постели, а над ней склонился ее мучитель! С ее губ сорвался то ли тихий крик, то ли стон, она попыталась сесть, но от слабости вновь откинулась на подушку.
