Софья Бородицкая - Две невесты Петра II
Графа Сапегу больше всего развлёк рассказ Варвары Михайловны о том, что приданое невесты должно было быть доставлено в дом жениха ещё до свадьбы и строго по росписи. Увидев улыбки слушавших, Варвара Михайловна серьёзно добавила:
— Это чтобы обмана не было. Как ведь в старину говорили: «Денежки на стол — девушку за стол».
При этих словах рассказчицы все громко рассмеялись.
— Не бойтесь, граф, — обратился к жениху Александр Данилович, — тут всё чисто, всё без обману. И девица за столом — сами изволите видеть — не кривая, и не слепая, и не хромая.
Слова хозяина потонули в громком смехе гостей. Смущённая разговором Маша покраснела до слёз.
— И с приданым всё будет в полном порядке, — продолжал Меншиков.
Неожиданно встав из-за стола, он вышел, сопровождаемый озадаченными взглядами обедающих. Однако недоумённое молчание было прервано его скорым возвращением.
Александр Данилович, улыбаясь, подошёл к тому месту, где сидел за столом жених, и, чуть наклонясь, поставил рядом с ним довольно объёмистую шкатулку из красного дерева, обитую по углам узорным серебром. В замке шкатулки торчал маленький ключик. Гости, вновь умолкнувшие, с любопытством смотрели то на самого хозяина, то на смущённого жениха, то на шкатулку.
— Вот, граф, видите эту небольшую коробочку? — спросил Александр Данилович. — Откройте её.
Жених с недоумением смотрел на отца невесты.
— Да-да, откройте, не бойтесь. Поверните ключик, и она откроется.
Присутствующие за столом, перестав есть, ждали, глядя на жениха. Граф Пётр осторожно, словно боясь сломать ключик, повернул его. Раздался тихий мелодичный щелчок, и крышка шкатулки открылась сама.
Глазам любопытствующих гостей открылось, наконец, содержимое шкатулки. Она, как волшебный сказочный ларец, доверху была заполнена драгоценностями. Тут были массивные кольца, длинные с подвесками серьги, ожерелья, и всё это блестело и переливалось от игры драгоценных камней. Послышались восхищенные, завистливые восклицания. Жених смущённо перевёл взгляд со сверкающих драгоценностей на лицо невесты, не зная, как повести себя и что сказать.
— Ну что, граф, — самодовольно проговорил Александр Данилович, — хорошо невестино приданое?
Оправившись от неловкости инцидента, которого молодой человек никак не ожидал, он взглянул на свою невесту, сидевшую напротив, пунцовую от смущения и с глазами, полными слёз, слегка отодвинул от себя драгоценности и, глядя прямо в лицо Александра Даниловича, тихо ответил:
— Приданое красивое, только моя невеста прекраснее.
В предсвадебных хлопотах незаметно прошло лето. Оставаясь одна в своей комнате, Маша подолгу лежала без сна, глядя то на подаренное женихом обручальное кольцо, то на тот давнишний, уже засохший букет белых нарциссов, к которому она никому не разрешала прикасаться.
Осень стояла звонкая, тёплая, с багряной листвой увядающего сада, со сладковато-пряным ароматом последних цветов.
Часто по вечерам Маша приходила в комнату тётки и, подождав, пока та не окончит вечернюю молитву, забивалась к ней в постель и, крепко обняв её за худенькие плечи, прижималась к ней, шепча в ухо все свои заветные секреты.
— Счастливая ты, девка, — говорила тётка. Маше ласковым голосом. — Замуж по любви идёшь, великое это дело — по любви, — вздыхая, повторяла Варвара Михайловна.
Маша замирала от её слов и про себя шептала молитву, прося Бога оградить и её, и её жениха от всяких неожиданных напастей.
Между тем дома творилось что-то неясное. Александр Данилович уезжал из дому ещё затемно и возвращался так поздно, что порой уже все спали, исключая Дарью Михайловну, которая никогда не ложилась, пока супруга не было дома, иногда ожидая его до самого утра, что сильно сердило светлейшего.
— Ну что за дела? — говорил он возмущённо. — Вырос уже вроде, нянек мне не требуется.
Но тут же, видя расстроенное лицо жены, произносил ласково:
— Не тревожься ты так, княгинюшка, обо мне.
— Да как же, отец мой, не тревожиться, — отвечала она, — Лихих людей кругом полным-полно. Вот, говорят, недавно за Фонтанкой-рекой опять кого-то жизни лишили.
— Так ведь это за Фонтанкой, — смеясь, замечал князь, — я в такую даль не езжу, что мне там делать-то. Нет-нет, я далее дворца государыни нигде не бываю. — И, помолчав, добавлял: — Хотя и там лихих людей хватает.
— Скажи-ка ты мне, отец родной, — обращалась Дарья Михайловна ласково к мужу, — свадьбу-то Машенькину когда играть будем?
— Свадьбу, свадьбу, — как бы не понимая, о чём идёт речь, повторял Александр Данилович.
— Да, Машенькину свадьбу, — говорила более решительно Дарья Михайловна.
— Да, да, свадьбу, — словно очнувшись и как-то странно глядя на жену, повторял Меншиков. — Свадьбу, свадьбу...
И вдруг однажды, взяв жену за руку, усадил её на диван и сам присел рядом. Встревоженная Дарья Михайловна, ничего не понимая, испуганно смотрела на него.
— Послушай, княгинюшка, — сказал он ласково и в то же время очень серьёзно, — я полагаю, что этой свадьбы вообще не будет.
— Да ты что, отец мой, как это — не будет свадьбы? — испуганно вскрикнула Дарья Михайловна, прикрывая рот ладонью.
— Тише, тише, — остановил её сердито князь. — Что ты, мать моя, так всполошилась? Я ведь не сказал, что свадьбы вообще не будет.
— Как это? — уже ничего не понимая, переспросила Дарья Михайловна.
— Так разве на этом женихе свет клином сошёлся? Не будет этой свадьбы, — князь сделал ударение на слове «этой», — будет другая.
— Как это? Как это? — повторяла Дарья Михайловна.
— А так, — задумчиво произнёс Александр Данилович и замолчал.
— Да ты говори, говори, отец мой, не томи душу мою. Что случилось с женихом-то? Может, заболел?
— Нет, — усмехнулся Меншиков, — с женихом всё в порядке.
— Тогда что же? Не пойму тебя никак, растолкуй ты мне, дуре, всё как есть.
— А тут и толковать нечего, всё просто, всё очень даже просто.
— Что просто? — недоумевала княгиня.
— А то просто, что красив больно жених-то наш.
— Так кому от этого худо, что красив?
— Худо? — повторил Александр Данилович. — Я не сказал, что худо. Чего ж худого в том, что молодец из себя видный да пригожий.
— Не томи, Александр Данилович, не томи душу, скажи ясно, что стряслось-то?
— А то и стряслось, что приглянулся наш нареченный жених государыне.
— Государыне?! — выдохнула Дарья Михайловна, всё ещё ничего не понимая.
— Да-да, ей, государыне, — твёрдо и, как показалось княгине, зло ответил князь.
— Так она ведь ему в матери годится!
— Да хоть бы и в бабушки, что с того?
— Не пойму тебя, отец мой, что она, замуж за него собралась, что ли?
— Ну зачем ей замуж, — ядовито улыбнулся Александр Данилович. — Не она за него замуж собралась...
— А кто же? — в нетерпении прервала его Дарья Михайловна.
— Есть там желающие полакомиться остатками...
— Да говори ты яснее, отец мой, и так голова от твоих речей кругом пошла.
— Думаешь, напрасно его государыня камергером сделала да ко двору приблизила?
— Не знаю я всех дел государыни, — вновь нетерпеливо прервала она мужа.
— Да где тебе и знать-то, да и ни к чему.
— Так что ж из того, что он теперь камергер? Я так полагаю, что это государыня сделала из милости к тебе: ведь он жених твоей дочери.
— Да как же, как же, — вновь так же ядовито улыбаясь, сказал князь, — будет она о других заботиться, когда тут свой интерес имеется.
Дарья Михайловна молчала и непонимающе смотрела на мужа.
Глядя на взволнованное лицо жены, Александр Данилович, помолчав немного, тихо сказал:
— Нет, дорогая моя жёнушка, она его для себя во дворец приблизила, для того и камергером сделала. — Вздохнув, он продолжал: — А чтобы всё это безобразие не так всем в глаза бросалось, решено женить его на её племяннице, благо старая дева тут как тут...
— Да как же это можно? — всплеснула руками Дарья Михайловна.
— Всё, всё можно, дорогая ты моя княгинюшка. Была бы только воля царская, а там уж любое повеление исполнено будет.
— Да как же так? Машенька-то как теперь? — сокрушённо повторяла Дарья Михайловна. — Они ведь любят друг друга.
— А ты, княгинюшка, не очень-то сокрушайся, — неожиданно твёрдо сказал Александр Данилович, — у меня для Машеньки другой жених есть. — И, глядя на залитое слезами лицо жены, добавил: — Есть жених, может, и получше прежнего.
— Кто ж такой? — безучастным голосом спросила Дарья Михайловна.
— А вот этого-то я тебе пока и не скажу, — хитро улыбнулся князь.
