Конн Иггульден - Император. Кровь богов
Брут фыркнул. На улице опять что-то упало, и раздались новые крики, хотя сообщникам показалось, что кричали уже дальше от дома, в котором они находились.
– Пиши бумаги, – устало вздохнул генерал. – Я могу провести год или два, управляя Афинами. Когда эта вонь выветрится из Рима, мы увидимся вновь.
– Можешь в этом не сомневаться, друг мой. Мы прошли слишком долгий путь, чтобы теперь увидеть, как наши труды идут прахом.
Глава 5
Брундизий гудел как растревоженный улей. Солдаты и горожане ни минуты не сидели на месте, в помине не было той расслабленности, что так присуща столице. В портовом городе все куда-то спешили, перевозя припасы для флота и легионов: деревянные бочки с водой, железные гвозди, канаты, парусину, засоленное мясо и тысячи других нужных товаров. Получив разрешение войти в гавань, уже чуть ли не в полдень, корабль наконец-то миновал массивные ворота, которые каждое утро открывали команды взмокших рабов.
Когда торговое судно приблизилось к пристани на расстояние двух-трех локтей, матросы бросили канаты докерам, которые и подтянули его вплотную, привязав к толстым железным стойкам, торчащим из камня. С корабля на пристань перекинули широкий деревянный мостик. Октавиан и Агриппа прошли по нему первыми, а Меценат остался, чтобы расплатиться с капитаном и проследить за выгрузкой лошадей. Подошли с десяток рабочих, подъехали две пустые телеги, на которые начали перегружать доставленные судном ящики и сундуки. Какие-то мужчины, купившие право выгрузки на этом участке пристани, теперь брали за это высокую плату. К тому времени, когда лошади покинули корабль, даже Меценат пожаловался на продажную натуру порта, обчистившего его чуть ли не до нитки.
– Места в конюшне не найти не только в городе, но и в тридцати милях от него, – сообщил он друзьям, когда присоединился к ним. – Докеры говорят, что здесь шесть легионов и офицеры заняли все таверны. Это упрощает поиск человека, с которым ты знаком, Октавиан, зато на поиски жилья понадобится время. Дай мне полдня.
Октавиан Фурин неуверенно кивнул. Он собирался получить аудиенцию у старшего офицера в Брундизии, но, увидев царящий здесь хаос, засомневался в реальности своих планов. С таким количеством солдат и офицеров население города увеличилось в четыре раза, и помощь Мецената требовалась ему, как никогда. Его друг уже нанял гонцов, чтобы те разносили его письма, и они умчались в лабиринт улиц. Не сомневался Октавиан и в том, что до заката у них появится пристанище.
– Какое у вас дело в Брундизии? – раздался голос у него за спиной. – В любом случае, вы не можете оставить вещи здесь – это, знаете ли, блокирует пристань. Скажите вашему капитану, чтобы отчаливал. Еще два корабля ждут разгрузки.
Октавиан повернулся и увидел лысого мужчину в форме оптия[5], невысокого и крепкого, с мечом у бедра, которого сопровождали два писаря в туниках.
– Мы ищем носильщиков, – ответил молодой человек. – Но сейчас мне нужно знать имя командующего в Брундизии, чтобы устроить с ним встречу.
Офицер сухо улыбнулся и провел рукой по своему блестящему черепу, стирая пот.
– Я могу назвать, как минимум, семь человек, подпадающих под твое описание, – сказал он. – Но увидеться с ними ты сможешь, если получится, через несколько недель, не раньше. При условии, что ты не сенатор. Или ты все-таки сенатор? Очень уж молодо ты для этого выглядишь! – И он улыбнулся собственной шутке.
Октавиан глубоко вдохнул, чувствуя закипающую злость. Когда он находился рядом с Цезарем, вопросов ему не задавали. Он взглянул на улыбающегося оптия и осознал, что не должен злить этого человека или угрожать ему. Тем более что он не мог назвать своего настоящего имени, не зная, объявлена ли на него охота.
– У меня… донесение к старшему офицеру в этом городе, – ответил он.
– И при этом ты не знаешь его имени! – кивнул оптий. – Уж извини, что у меня возникают сомнения… – он видел раздражение Гая Октавиана и пожал плечами, но по его лицу и манерам не чувствовалось, что он злится. – Значит, так, юноша! Просто убери вещи с моей пристани. Мне все равно куда, главное, чтобы я их не видел. Понятно? Я могу связать тебя с человеком, у которого неподалеку склад.
– Мне нужно повидаться с генералом, – гнул свое молодой приезжий. – Или с трибуном.
Оптий смотрел на него молча. Октавиан закатил глаза.
– Меценат? – позвал он своего практичного друга.
– Держи, – откликнулся тот. Сунув руку в кошель, он достал два сестерция. С ловкостью, свидетельствующей о долгой практике, оптий взял монеты и, не взглянув на них, потер друг о друга, после чего они исчезли.
– Я не могу устроить встречу с легатом, юноша, – обратился он к друзьям уже менее высокомерным тоном. – В последние дни, с тех пор как из Рима пришли новости, они ни с кем не встречаются.
Он замолчал, но лица молодых людей подсказали ему, что они уже в курсе.
– Но ты можешь попытать счастья в таверне на пятой улице, – оптий взглянул на солнце. – Трибун Либурний обедает там после полудня. Ты еще успеешь застать его там, но, предупреждаю, он не любит, когда прерывают его трапезу.
– Он толстый? – небрежно спросил Меценат. – Любит поесть?
Местный житель бросил на него быстрый взгляд и покачал головой.
– Нет, я хочу сказать, что он важный человек, который не любит дураков. – Он взял Октавиана за руку и отвел в сторону. – Я бы не стал брать с собой этого, – он кивнул в сторону Цильния Мецената. – Дружеский совет. Избытком терпения Либурний не отличается.
– Я понял. Огромное спасибо, – процедил Октавиан сквозь стиснутые зубы.
– Пустяки. А теперь убирайте свои вещи с моей пристани, а не то я прикажу сбросить их в море.
На пятой улице оказалось три таверны, и на проверку первых двух друзья потеряли еще час. Агриппа, Октавиан и Меценат ехали на лошадях, за ними следовали груженая телега, носильщики и дюжина беспризорников, рассчитывающих на монетку. Когда хозяин таверны увидел такую кавалькаду, направляющуюся в сторону его заведения, он перебросил полотенце через плечо и вышел на улицу, широко раскинув руки и покачивая большой головой.
– Комнат нет, извините. Попробуйте обратиться в «Чайку», это в трех улицах отсюда.
– Не нужна мне комната! – рявкнул Гай Октавиан, спрыгивая с лошади и бросая поводья Агриппе. – Я ищу трибуна Либурния. Он здесь?
Хозяин вскинул подбородок, недовольный тоном человека, который был в два раза моложе.
– Не могу сказать. Свободных мест все равно нет, – резко ответил он и повернулся, чтобы вернуться в таверну, но тут Октавиан вышел из себя. Протянув руку, он отшвырнул мужчину к стене и подступил к нему вплотную. Хозяин таверны побагровел, но тут же почувствовал холод кинжала у своей шеи и замер.
– Я здесь одно только утро, и уже устал от этого города, – прорычал Октавиан Фурин ему в ухо. – Трибун захочет увидеть меня. Он в твоей таверне или нет?
– Если я закричу, его охранники тебя убьют, – прохрипел тот.
За спиной Октавиана Агриппа спешился и положил руку на рукоятку гладия. Все эти хождения по городу раздражали его не меньше, чем его нетерпеливого друга, и вдобавок до его носа долетали с кухни дразнящие запахи стряпни.
Глаза владельца таверны медленно прошлись по здоровяку, и он сразу сбавил тон.
– Ладно, ладно, это ни к чему, – с трудом выговорил он, показывая глазами на клинок у своего горла. – Но я не могу беспокоить трибуна. Такими клиентами не бросаются.
Октавиан отошел на шаг, сунул кинжал в ножны и снял с пальца золотой перстень с гербом рода Юлиев, подарок Цезаря.
– Покажи ему это. Он меня примет, – сказал он хозяину таверны.
Тот взял перстень, потер шею там, где в нее упирался кинжал, посмотрел на стоявших перед ним рассерженных молодых людей и, решив больше ничего не говорить, исчез в сумраке обеденного зала.
Ждали приезжие долго, терзаемые жаждой и голодом. Сопровождавшие их носильщики уселись на телегу или на большие сундуки, сложили руки на груди и о чем-то переговаривались. Задержка их не смущала, поскольку они знали, что, в конце концов, им заплатят.
Жизнь вокруг кипела. Похоже, Брундизий никогда не знал покоя. Двое гонцов, отправленных утром, сумели отыскать своих нанимателей и получили от Мецената несколько монет в обмен на письмо с новостями от его друга, который сообщал о пустующем доме в восточной, богатой половине города.
– Пойду в таверну, – Октавиан потерял терпение. – Хотя бы для того, чтобы вернуть перстень. Клянусь богами, никогда не думал, что это так трудно – поговорить с кем-то из власть имущих.
Агриппа и Меценат быстро переглянулись. Они знали мир лучше своего друга. Отец Виспансия Агриппы брал с собой сына, когда шел в дома влиятельных людей, чтобы показать, как давать взятки и пробиваться к цели сквозь заслоны прислуги. А Цильний Меценат, наоборот, нанимал людей, которые отсеивали многих и многих желающих повидаться с ним.
