Анри Труайя - Свет праведных. Том 2. Декабристки
– Разрешите представить вам виконта де Кайеле, – обратилась к Софи Дельфина.
Лейтенант щелкнул каблуками и сухо, по-военному поклонился. Софи не смогла устоять перед искушением посмеяться над его воинственным пылом.
– Уж слишком вы молоды, сударь, для того, чтобы питать такую ненависть к русским! – с улыбкой попеняла ему она.
– Мне в наследство достались родительские воспоминания, сударыня! – живо откликнулся офицер.
Софи медленно наклонила голову, зная, что это движение всегда получается у нее грациозным.
– Распри никогда не закончатся, если сыновья будут продолжать думать так, как думали отцы.
– Во время войны надо ненавидеть, для того чтобы победить!
– Ненавидеть – кого? Царя, русский народ, тамошних мужиков?..
Виконт де Кайеле смутился, грозно насупил тонкие светлые бровки.
– Его величество император указал нам, в чем состоит наш долг, сударыня! – отчеканил он. – Я не рассуждаю, я повинуюсь.
– Прекрасный ответ, лейтенант! – вскричал старик с круглым, словно луна, лицом (Софи не раз встречала этого луноликого в салонах) и, повернувшись к ней, сурово прибавил: – Как вы можете, сударыня, забавляться тем, что своими высказываниями подрывать боевой дух защитника отечества?
– Разве взывать к человеческим чувствам означает подрывать боевой дух? – удивилась она.
– Именно так! Во время войны мысли должны быть острыми, как лезвие сабли!
– И тупыми, словно пушечные ядра!
Старик отпрянул, лицо его побагровело.
– Сударыня, – проговорил он, – может быть, вам неизвестно, кто я, зато мне прекрасно известно, кто вы. Испытания, которые, как говорят, выпали на вашу долю в России, должны были сделать вас вдвойне француженкой!
– Но я и есть француженка! Точно так же, как и вы, и может быть, даже больше, чем вы! – воскликнула она.
– Вот уж чего не скажешь, – прошипел кто-то у нее за спиной.
– Русский посланник уехал, но оставил вместо себя посланницу! – подхватил другой.
Софи внезапно почувствовала прилив бешенства, кровь прихлынула к щекам. Она медленно обводила взглядом окружавшие ее недружелюбные лица. Дельфина между тем поспешно стиснула ее руку, зашептала на ухо:
– Дорогая моя, это все пустяки!.. Ну, успокойтесь же!..
Покрывая нестройный шум, голос Сансона объявил:
– Номер сто восемьдесят семь выиграл бронзовую статуэтку, изображающую подвиг Жозефа Бара.[39] Номер двенадцатый – рабочую шкатулку…
Софи развернулась и направилась к выходу. Люди нехотя сторонились, пропуская ее. «И ведь я во Франции! – думала она. – Во Франции! У себя дома!» Слезы ярости застилали ей глаза. За их пеленой ей казалось, будто все плывет, меняет очертания – широкая лента с надписью «Слава нашей храброй Восточной армии!», растения в кадках, флаги… Дельфина нагнала ее, схватила за руку:
– Неужели вы из-за такой глупости уйдете? Это же недоразумение! Просто недоразумение!..
– Нет! – едва ли не стоном откликнулась Софи. – Пустите меня! Напрасно я сюда пришла! Вы же видите, что мне здесь не место!
Высвободившись, она устремилась в прихожую, где сонные лакеи стерегли груду пальто и шинелей.
8
Газеты трубили победу: едва высадившись на берег в Галлиполи и Варне, французская армия маршала Сен-Арно и английская армия лорда Реглана заставили русских снять осаду Силистрии и покинуть придунайские княжества. К несчастью, холера и тиф грозили подорвать мужество войск. Лето началось в тревожном настроении, поскольку, если верить редким сообщениям газет, здоровье солдат ухудшалось с наступлением жары. Пятнадцатого августа День святого Наполеона был отпразднован хотя и в отсутствие императора, путешествовавшего по югу, но еще более торжественно, чем в прошлом году: артиллерийские залпы, благодарственный молебен, водные состязания на Сене и конкурс наемных экипажей, украшенных трехцветными флагами, позолоченными орлами и букетами цветов… Все театры давали бесплатные представления: в Порт-Сен-Мартен шла пьеса о Шамиле, черкесском вожде, непримиримом враге Николая I; в Имперском цирке – военная пантомима, изображавшая снятие осады Силистрии и героическую гибель Муса-паши. Повсюду чествовали мусульман и смешивали с грязью русских. В пять часов Софи, забившаяся на время этих патриотических увеселений в самый дальний уголок своего сада, увидела, как в небо поднимается огромный шар с надписью: «Турция, Англия, Франция», а на следующее утро с волнением прочла в газете воззвание императора к Восточной армии. У стольких парижан сыновья были на войне! «Они покрывают себя славой, – писал репортер здесь же, – но страдания их велики». Затем появились сообщения о том, что французские и английские войска погрузились на суда, об отправке их в Евпаторию и о первых боях в Крыму. Двадцатого сентября союзники, брошенные в наступление, взяли приступом гористый берег реки Альма, и сразу после этого началась осада Севастополя. Ложные известия множились с каждым днем. Сегодня говорили, что крепость взята и царь запросил мира, назавтра оказывалось, что ничего не изменилось, враги окопались друг против друга, война закончится не скоро… Памятная ссора во время лотереи у Дельфины заставила Софи неизменно отказываться от всех приглашений, а когда Дельфина приходила к ней, дамы, с общего согласия, избегали разговоров на политические темы, и обе из-за этого испытывали неловкость, будто что-то друг от друга скрывают…
Однажды утром, когда Софи собиралась выйти из дома, Жюстен, явившись к ней в комнату, доложил, что хозяйку желают видеть два господина. Лакей выглядел пришибленным, смотрел куда-то в сторону.
– Но я никого не жду, – удивилась Софи. – Вы спросили их имена?
– Я не думал, сударыня, что мне следовало…
– Ну, так вы ошиблись! Идите!
– Дело в том, сударыня… эти господа сказали мне, что они из полиции…
Софи невольно вздрогнула. Этим-то что еще от нее понадобилось?
– Проводите их в гостиную, – коротко приказала она.
Шляпка была уже надета, и теперь, потянувшись, чтобы ее снять, Софи вдруг опомнилась. Нет уж, лучше выйти к незваным гостям как есть, пусть видят, что она собиралась уходить, что они ей помешали, нарушили ее планы.
Полицейские расхаживали взад и вперед по гостиной, заложив руки за спину, и заглядывали во все углы – словно принюхивались. Когда вошла хозяйка дома, оба с забавной слаженностью движений разом повернулись к ней. Один был высоким и тощим, второй – маленьким толстяком; на обоих – длинные темные сюртуки, застегнутые до самого подбородка, нелепый наряд довершали цилиндры и дубинки. Не успела Софи и рта раскрыть, как тот, что повыше, надменно проговорил:
– Нам предписано произвести у вас обыск, сударыня.
И сунул ей под нос какую-то бумагу. Бланк префектуры полиции, посреди страницы крупными буквами, черным по белому – ее имя. Неразборчивые подписи и печать удостоверяли, что документ подлинный. Софи на мгновение оторопела, ей показалось, будто она висит в пустоте, она не понимала ни что это с ней такое происходит, ни что она должна сказать в свою защиту. Наконец, снова обретя дар речи, воскликнула:
– Это невозможно, господа! В чем меня обвиняют?
– Узнаете, когда придет время. А пока, прошу вас, не мешайте нам работать…
Один из полицейских направился к секретеру, второй – к комоду. Софи даже и не попыталась протестовать. Она на собственном опыте имела возможность убедиться в том, что совершенно бесполезно вступать в переговоры с полицейским, которому отдан какой бы то ни было приказ.
– Ключи? – требовательно спросил полицейский.
– Они вам не нужны, сударь, – ответила Софи. – Все отперто.
Полицейские по локти запустили руки в ящики, принялись с профессиональной ловкостью ворошить бумаги. Это было так, будто они елозили пальцами по ее собственной коже. Софи передернулась. До чего омерзительно! Ну вот, все начинается сызнова. Раньше в России, теперь во Франции. Административный рок с тупой физиономией преследует ее из года в год, из страны в страну. Внезапно она заметила в руках у полицейского письма от Николая, Фердинанда Вольфа, Полины Анненковой, Натальи Фонвизиной… совсем недавно она разбирала их и перечитывала. Кровь прилила к сердцу. Софи беспомощно пролепетала:
– Господа! Оставьте, не трогайте! Это личные письма!
Толстый коротышка, не моргнув глазом, сунул в карман одну связку писем, протянул другую своему коллеге и ответил:
– Вам их вернут после того, как с ними ознакомятся. Перейдем в соседнюю комнату. Не угодно ли вам нас проводить…
Под ее руководством они переходили из комнаты в комнату, везде распахивали двери, рылись во всех шкафах, ворошили белье, перетряхивали платья, простукивали стены, изучали книги на полках. Затем тощий дылда, нацарапав несколько слов в записной книжке, произнес:
– Извольте следовать за нами.
– Куда? – не поняла она.
