Борис Тумасов - Земля незнаемая. Зори лютые
Пройдут годы, и назовёт церковь Иосифа святым. Но в то лето игумен ещё не был причислен к лику святых, и немало врагов имелось у него. Радовались нестяжатели, провожая Иосифа в последний путь.
Ликовал инок Вассиан. Бог внял гласу последователей старца Нила Сорского.
Самый воинствующий и непримиримый борец с нестяжателями, Иосиф, который ещё за неделю до кончины требовал церковного суда над иноком Вассианом, теперь покоился в земле.
Это ему, игумену Иосифу, принадлежали слова, обращённые к великому князю: «Молю тя, государь, дабы ты своим царским судом искоренил тот злой плевел еретический вконец».
И хотя ни великий князь, ни митрополит не исполнили просьбу Иосифа, нестяжатели знали, игумен не уймётся…
И вот он, маленький, суетный человек, смертный, как и все, но мыслящий о себе много, закрыл глаза.
В Симонов монастырь нежданно нагрянул митрополит Варлаам. Пожелал отслужить обедню самолично. Всполошились монахи. Такого ещё не случалось, чтоб митрополит у них в монастыре службу правил. А он, ко всему, ещё и на трапезу задержался. Оставшись наедине, митрополит Варлаам и инок Вассиан с глазу на глаз беседовали.
Оба седые, годами умудрённые. Теребит Варлаам серебряный крест на груди, говорит тихо, мягко:
- Мудрость твоя, брат Вассиан, всем ведома, и яз к тебе благоволю.
Смиренно слушает Вассиан, склонил голову. Догадывается, о чём речь пойдёт. А митрополит продолжает:
- Недруги тя в ереси уличают, яз же то отметаю. Но ныне вижу, возрадовался ты смерти игумена, возликовал. Не одобряю!
Вассиан глянул на митрополита исподлобья. Ответил глухо:
- Не Богу служил Иосиф, а монастырю Волоцкому и иным, себе подобным, кои стяжательством обуяны.
Варлаам отшатнулся, прикрылся ладонью:
- Уйми гордыню, молитва и пост, молитва и пост - спасение твоё!
Вассиан послушно опустил голову, а митрополит весь подался вперёд, вопрошает:
- Доколь расколу быть в церкви нашей? Остерегаюсь яз. Не доведёт к добру сие - И замолк ненадолго, спросил: - Что не ответствуешь, брат? Яз же нынче единения хочу. Отпускаю тя, инок Вассиан, и в разум твой верую.
Бесшумно ступая, к алтарю приблизился игумен Сергий. Митрополит прервал разговор, посмотрел недовольно. Сергий сказал:
- Братия ждёт, отче, еда стынет…
* * *
Немца Иоахимку пятый день как хворобь одолела. Боярин Версень позвал Игната:
- Смотайся, доколь немчура в болезнях пребывать будет… Да мигом. По городу не броди.
Ходьбы Игнату не многовато, до Арбата рукой подать.
Обер-мастер живёт богато. Хоромы хоть и не боярские, но просторные. Лежит немец на мягком ложе, охает. Чих и кашель напал на обер-мастера. Едва Игнат на порог, Иоахим ручкой замахал и затрясся в кашле.
На обратном пути завернул Игнат к Кремлю. У Спасских ворот натолкнулся на ратника и опешил, глазам не верит:
Степан. А тот увидел Игната и вроде не рад. Только чуть задержался, сказал на ходу:
- А я у самого государя был. Смекаешь? Нынче на Пушкарном дворе буду завсегда, у боярина в помощниках.
Прошёл мимо, не остановился. Игнат даже опомниться не успел, стоит, рот открыл от удивления.
На Пушкарный двор явился, Версеню о немце сказал и к Сергуне. Тот на Игнашку посмотрел недоумённо.
- Уж не обер-мастер ли помер, что ты так запыхался? Игнат головой завертел:
- А вот и нет! Кого я сей часец повстречал, отгадай? Они присели на пустую опоку[170].
- А вот кого, сам не поверил. - И не стал больше томить, сказал: - Степана я встретил.
- Степана? Зачем он здесь и почему к нам не заявляется? Игнат руками развёл:
- Сам его спросишь. На меня смотрел, будто впервой видимся. И о тебе ни слова.
- Быть того не может! - не поверил Сергуня.
- А вот так и есть. И теперь он каждодневно на Пушкарном дворе бывать будет, за нами доглядать!
* * *
Степанка долго дожидался, когда государь исполнит своё обещание, пошлёт его на Пушкарный двор в помощь боярину Версеню. Осень минула, зима, а Степан всё живёт в Смоленске десятником огневого наряда. Видать, позабыл о нём великий князь. Оно и немудрено, лето минуло с той поры, как государь посулил ему.
А весной вспомнил о нём великий государь, велел сыскать.
Приставили десятника Степанку на Пушкарном дворе в старшие над государственными ратниками, сторожившими мастеровой люд, чтоб те без дела не слонялись, а паче в бега не ударились к разбойным людям либо в казаки.
Живёт Степанка в слободе на Неглинной, где селились служилые дворяне, а кормится с государевыми людьми, при дворе великого князя.
Боярин Версень Степана вроде и не замечает. Не может забыть, как был он его, боярина, холоп. А что нынче в дворяне служилые попал, так для родовитого боярина Ивана Никитича Версеня звание это никчёмное, хоть и великим князем придуманное. Экие, холопы там, челядь, а туда же, дворяне служилые!
Степану с Сергуней да Игнатом душу бы отвести, а может, и совета друзей послушать, но зазорно ему с мастеровыми водиться. Чай, великий князь с ним беседовал, и у государя он, Степан, нынче на примете.
* * *
Занемог великий князь, разжарился на охоте, а потом испил ключевой воды. Заложило горло, ни дохнуть, ни глотать. Лекарь уж чего ни давал - и настою клюквенного, и черники, наконец, испробовал молока горячего с мёдом. Полегчало.
А когда государю невмоготу было, приходил митрополит, уговаривал собороваться. Отказался Василий, ещё и на дверь указал Варлааму.
Бояре на Москве слух пустили: «Быть Юрию великим князем».
Однако государь выжил. На Покрову впервой во двор выбрался. От свежего воздуха что во хмелю.
Высоко в небе, курлыча, тянулся журавлиный клин. «Последние улетают. Зима скоро»,- подумал Василий.
С удовлетворением вспомнил привезённую гонцом грамотку от смоленского воеводы. Тот отписывал, как город укрепил и что с литовской стороны всё тихо, но он, князь Шуйский, полки держит наготове и завсегда сумеет отразить неприятеля. Просил воевода помочь Смоленску огневым зельем да пушками.
Василий вчера велел нарядить к Шуйскому большой обоз, а с ним Репню-Оболенского с конными пищальниками. Пускай два воеводы стерегут тот край.
Василий знал, Сигизмунд попытается вернуть Смоленск, и пусть он убедится, что Русь взяла его не на время, навсегда…
Вошёл государь в горницу, прилёг на лавку. Хоть и на поправку поворотило, но ещё слабость в теле.
В ногах подсела Соломония, положила ему на колено руку.
«К сорока годам подбирается», - подумал о жене Василий без сожаления.
Соломония сказала:
- За без божество своё, Василий, наказание несёшь. Вздохнула. Василий ответил раздражённо:
- Будя ты, богомольна. Я чаю, ты за двоих поклоны отобьёшь. - И повернулся к стене.
- Всё богохульствуешь, Василий!
- Шла бы ты, Соломония, в монастырь подобру, - в сердцах кинул Василий. - Ни для любви ты, ни для бабьего дела не создана.
Соломония отняла руку, встала. Тонкие губы искривились.
- Стыдно, Василий, до седины дожили с тобой, а теперь о монастыре речь повёл. Норовишь в жёны молодую взять, литвинку? Яз знаю о том!
- Коли ведаешь, и добро, - со смешком ответил Василий. - А в монастырь миром не пожелаешь, силой заставлю.
И неожиданно повернулся к Соломонии, приподнялся, выкрикнул зло:
- Я тела бабьего хочу, доколь мослы твои глодать, и сына, кому великое княжение передам! Слышь? Государя!
* * *
За узкой калиткой монастырской ограды начиналась окраина Москвы. Был октябрь месяц, но солнце пригревало, и от свалки нечистот посреди дороги нестерпимо зловонило.
Вассиан брёл, опустив голову, и редким прохожим, видевшим его грубую власяницу, не приходило на ум, что тело этого монаха знало дорогие боярские одеяния.
Поглощённый своими мыслями, Вассиан не заметил, как дошёл до митрополичьих палат. У входа встретился молодой инок, склонил голову:
- Благослови, отче.
Вассиан перекрестил монаха, спросил:
- Не почивает ли отец Варлаам, Ананий?
И, не дождавшись ответа, пошёл за монахом.
Ананий провёл Вассиана в митрополичью палату, задержался у двери, пропустив гостя. Митрополит сидел в глубоком кресле и, беззвучно шевеля губами, читал книгу. Заслышав шаги, поднял голову. Взгляд у Варлаама проницательный, немигающий.
- Великая княгиня на богомолье в наш монастырь приезжала, - поклонившись, сказал Вассиан и уселся в кресло напротив митрополита, - Сказывала, сколь обид терпит. Чуешь, отче? Коли Соломония уста открыла, душу излила, значит, и впрямь невмоготу великой княгине.
