Николай Черкашин - Тайны погибших кораблей (От Императрицы Марии до Курска)
Кстати, о стуках… Командующий Северным флотом в личной беседе с автором этих строк подтвердил, что гидроакустики записали их на пленку.
— Но, — заметил при этом адмирал Попов, — тщательный инструментальный анализ этих звуков показал, что исходили они не из прочного корпуса «Курска»…
Но это те стуки, которые записали, а ведь наверняка были и другие — с «Курска», которые скорее всего просто не успели услышать.
«Да были ли они?» — сомневаются теперь иные мои коллеги.
Стуки безусловно были, ибо первое, что станет делать подводник, оказавшийся в стальной могиле отсека, — это почти рефлекторно бить железом в железо, надеясь, что откликнутся из смежных отсеков или услышат спасатели. Другое дело, как долго эти стуки продолжались. Их не могло не быть, поскольку любой подводник, оказавшийся в затопленном отсеке, будет подавать о себе весть ударами железа по железу. Впрочем, для этого не надо быть профессиональным подводником. Когда перевернулся линкор «Новороссийск», в его подпалубных помещениях не было подводников. Но моряки несколько суток стучали кувалдами в корпус, призывая помощь…
История спасения с затонувших подводных лодок знает невероятные случаи. В открытом океане шел буксир, матрос вышел выбросить за борт мусор и вдруг услышал телефонный звонок. Ушам не поверил — из-за гребней волн звонил телефон. Доложил капитану. Подошли — увидели буй с мигалкой, выпущенный с затонувшей подводной лодки. Достали из лючка телефонную трубку, связались с экипажем, выяснили в чем дело, дали радио на базу. По счастью, там оказался корабль-спасатель. Подводников всех подняли на поверхность. Но бывало и так, что лодка тонула у причала и помощь оказать не удавалось… Англичане не смогли спасти свою подводную лодку «Тетис», у которой корма находилась над водой.
Баренцево море… Третья неделя «черного августа». В точке гибели «Курска» собралась целая эскадра. Три тысячи моряков находились над погребенными заживо подводниками — сотни крепких, умелых, готовых пойти на любой риск людей. Их отделяло от подводного крейсера всего сто семь метров глубины и 80 миллиметров стали. Сознавать, что это расстояние непреодолимо, было убийственно и для спасателей, и для родственников погибающих.
Гидрокосмос во сто крат труднодоступнее, чем просторы вселенной. Когда подводные лодки освоили глубину только в триста метров, человек уже поднялся над землей на сотню километров.
Нет пророка в своем отечестве, поэтому прислушаемся к тому, что говорит английский авторитет — бывший командующий подводными силами королевских ВМС контр-адмирал Б. Тэйлор: «Мы, подводники… отдаем себе отчет в том, что во многих случаях, в особенности с больших глубин, спасение невозможно. Мы сознаем, что нельзя ослаблять боевые возможности наших подводных кораблей, размещая на них слишком сложное и крупногабаритное спасательное оборудование. Короче говоря, мы ясно понимаем, что в нашем деле есть риск, но сознание этого не мешает нам выполнять свой долг».
Понимали это и парни с «Курска», что гарантированного стопроцентного спасения, случись беда, не будет. Но беда случилась такая, что и спасти практически было некого.
Ни один подводный аппарат, ни российский, ни зарубежный, так и не смог надежно пришлюзоваться к аварийно-спасательному люку кормового отсека — оказалось поврежденным зеркало комингс-площадки.
Судя по тому, что подводники не открыли этот люк изнутри сами и не попытались всплыть, крышку люка заклинило от удара о грунт.
Даже в обычных условиях не всегда просто открыть выходной рубочный люк — после обжатия корпуса на глубине его приходится иногда подбивать ударами кувалды. Неисправность кремальерного запора на крышке аварийно-спасательного люка на атомной подводной лодке К-8 не позволила открыть его изнутри во время пожара. Это стоило жизни шестнадцати морякам. С большим трудом его удалось открыть снаружи — в надводном положении. Что же говорить о попытках открыть такой люк после мощного удара тысячетонного корабля о скалистый грунт? Даже небольшое смещение крышки в своей обойме приведет к заклиниванию. Тем более что крышек две — нижняя и верхняя.
Норвежские спасатели люк все же открыли, затратив на это более суток. Заметим, что это сделали не руки водолазов-глубоководников, а манипулятор подводного робота.
Сначала был открыт перепускной клапан на крышке люка, чтобы стравить возможное избыточное давление. Мы все видели это, благодаря видеомониторам, укрепленным на их головах. Пузырьки воздуха из девятого отсека все же вырвались, но поднимались они недолго — это стравилась воздушная подушка, почти не содержавшая в себе кислорода… Отсек-убежище был затоплен. Теперь люк можно было вскрывать любым способом…
Не успели закончиться спасательные работы, начались гневные нападки, почему вовремя не истребовали иностранную технику? Да потому что чужие аппараты так же несовместимы с нашими люками, как не подходят евровилки импортных электрочайников к отечественным розеткам. У нас даже железнодорожная колея другая — на две ладони шире.
Более-менее подошла британская спасательная субмарина…. Но пока ее доставили к месту работ, надобность в ней отпала — норвежские водолазы уже установили, что спасать некого.
А водолазы у ВМФ были. И какие водолазы. Еще в 1937 году водолаз ЭПРОНа Щербаков на состязаниях в Англии погрузился в мягком снаряжении на рекордную глубину в 200 метров. Были и другие рекорды — уже в наше время. Была отечественная школа водолазов. Но ведь платить им, глубоководникам, надо было — аж целый червонец за каждый спуск… А экономика должна быть экономной.
Первым начал экономить на спасательной службе Главковерх Вооруженных Сил СССР Михаил Горбачев, который памятен подводникам тем, что посетив одну из подводных лодок Северного флота, так и не рискнул спуститься внутрь по семиметровому входному колодцу. Под его верховной эгидой за несколько месяцев до трагедии в Норвежском море была расформирована единственная на Северном флоте спасательная эскадрилья гидросамолетов, тех самых, которые могли бы за час достигнуть места аварии «Комсомольца». Но «экономика должна быть экономной», а значит спасение утопающих подводников должно стать делом самих утопающих. Под этим девизом и дожили до «Курска».
«Раньше и на Северном, и на Тихоокеанском у нас эксплуатировались две спасательные подводные лодки — типа „Ленок“, — сетуют сотрудники СКБ „Лазурит“. — С „Ленком“ не страшны никакие штормы: она встает над терпящей бедствие лодкой, и через аппараты типа „Приз“ или „Бестер“ происходит спасение подводников прямо на эту лодку.
Увы, эти лодки уже списаны».
А ведь всего в трех часах хода от места гибели атомарины стояла (да и сейчас стоит) в Екатерининской гавани та самая специально оборудованная спасательная подводная лодка типа «Ленок». Она и сейчас там стоит раскуроченная, обездвиженная, списанная «на иголки». Стоит как надгробный памятник некогда славной АСС — аварийно-спасательной службы ВМФ.
Ложь во спасение?
Еще одно гневное письмо: «Зачем нам так много врали? — вопрошает читатель из Подмосковья Игорь Лучинников. — Вели спасательные работы, заранее зная, что никого в живых нет. Зачем тогда нужно было ломать комедь с норвежцами? И про эти стуки врали, когда никто уже не стучал…»
Да, с самого начала специалисты предполагали, что живых осталось немного. Но знать, что никого в живых на «Курске» нет — этого не было дано никому. Несколько моряков могли по стечению счастливейших обстоятельств уцелеть в кормовых отсеках и продержаться там сутки-другие. И вот ради них — возможно живых — спасательные работы надо было вести до последнего шанса. Этот последний шанс был исчерпан, когда открыли кормовой аварийный люк и убедились, что в отсеке вода.
Анализ воздуха, вышедшего из-под крышки люка, показал, что кислорода в нем всего 8 %. (Для поддержания жизни необходимо не меньше 19–20 %.) Восемь процентов означает, что кислород был не выдышан, а выжжен из атмосферы отсека. Ибо при стремительном затоплении лодки соленая вода вызвала множественные короткие замыкания едва ли не всюду, где находились под напряжением мощные электроагрегаты.
«Сказать правду», то есть объявить сразу, что никого в живых нет и что спасать некого? Кому нужна была такая правда? Родственникам погибших? Они бы не поверили ни единому слову и все равно примчались в Видяево. И были бы правы, потому эта «правда» была бы неполной.
СмертолазыДа, смертолазы. По-другому их и не назовешь. Ведь не просто же в воду они лазали; спуститься на глубину более ста метров, войти в искореженный отсек атомной подводной лодки, набитый трупами, и выходить потом в обнимку с мертвецом — тут такое мужество нужно, такая отвага, такое самообладание, что и сравнить-то не с чем, потому что никто никогда в мире такого не делал.
