Валентин Пикуль - Фаворит. Том 2. Его Таврида
– Какой награды ты от меня желаешь?
При этом вопросе, кажется, они оба (люди умные) испытали неловкость. Они продолжили бессмысленное хождение из угла в угол. Маленький и хрупкий Суворов попадал в шаг гиганта Потемкина. Их обоюдное молчание стало невыносимо, и Суворов вдруг резко остановился посреди комнаты.
– Я не купец, и не торговаться мы съехались, – заявил он светлейшему с поклоном. – Кроме бога и государыни, меня никто иной, и даже ваша светлость, наградить не может.
– Вот ты с богом и езжай к государыне…
Петербург встретил полководца морозом, а Екатерина обдала его холодом. Нет, она, конечно, признавала все величие успеха измаильского, но с первых же слов императрицы Суворов понял, что фельдмаршальского жезла ему не видать. Екатерина поздравила его с чином подполковника лейб-гвардии Преображенской. Это была не награда, а лишь видимость расположения к нему: что Суворову с того, если в преображенцах сама Екатерина полковником? Не в его-то годы красоваться при ней на парадах… Она завела речь о напряжении внешней политики:
– На севере империя наша небезопасна. Питт безумствует, желая, чтобы я из окошек дворца своего флот английский на Неве видела. Альянс прусско-английский вреден, и можно ожидать нападения. Оттого собираю армию в Лифляндии и Белоруссии…
Она указала ехать в Финляндию, дабы организовать оборону столицы с севера. Суворова, как мальчишку, почтили еще и «похвальной грамотой», – недаром, уже лежа на смертном одре, не мог Александр Васильевич без содрогания вспомнить эти кошмарные дни: «Стыд измаильский не исчез из меня».
Он быстро отъехал в Выборг; утешение одно:
«Величие души человека в несчастиях познается…»
14. Золотая купель
Стараниями Зубовых – особенно отца их, прокурора! – противу московских мартинистов выдвинулся князь Александр Прозоровский, смолоду усвоивший правило: коли куда назначили, так сокрушай… Но Екатерина еще медлила, тщательно обследуя потаенные каналы связей ее сына Павла с издателем Новиковым и архитектором Баженовым. Лишь в канун штурма Измаила, мало полагаясь на разум Прозоровского, отправила в Москву и Безбородко.
– Новикова я считаю мартинистом хуже Радищева! – И тут она ошибалась: Радищев, реалист до мозга костей, сам же и осуждал масонские шатания. – Поедешь под видом праздной прогулки. Даю тебе секретный указ об арестовании Новикова и его шайки. Ежели причин для того на Москве не сыщешь, вернешь указ обратно и в мои же руки… Ты все понял?
Отец фаворита, таясь в тени престола, очень любил, чтобы народ великий, народ российский, дрожал от сыска фискального, – это было ему приятно, – а Платон Зубов, сынок его славный, страхи низменные в императрице постоянно поддерживал.
– Никаких послаблений народу не давать, – говорил он. – Сейчас не те времена, чтобы с людьми цацкаться: Франция – пример для нас поучительный! А посему крамолу везде будем изыскивать, уничтожая ее, доносы будем деньгами поощрять…
Безбородко был умнее их всех: в страхе виделись одни взмахи ножа гильотины, а разум подсказывал иное: Франция преподает России уроки на будущее… Качая на своем колене доченьку Наташку (прижитую от актрисы Ленки Каратыгиной), граф Безбородко думал; он боялся не далекого будущего, которое возрастает на дрожжах французской революции, – нет, он, опытный царедворец, боялся… Павла! Екатерина не вечна, а гневный Павел, став императором, не простит Безбородко, если тот докопается до связей наследника с масонами. И потому, совершив «прогулку» до Москвы, Александр Андреевич вернул императрице указ об аресте Новикова – как ненужный.
– Не вижу опасностей от ханжей скучнейших, – сказал он. – А раздавателей милостыни народу бунтовщиками не сочту…
Екатерина пребывала в угнетенном состоянии:
– Полюбуйся, что светлейший мне пишет…
Потемкин резко выступил против назначения Прозоровского в Москву: «Ваше величество выдвинули из арсенала самую старую пушку, которая непременно будет стрелять в вашу цель, потому что собственной не имеет. Только берегитесь, – предупреждал он императрицу, – чтобы она не запятнала кровью в потомстве имя вашего величества…»
Но братья Зубовы настырно убеждали Екатерину в том, что Потемкин опасен для ее самодержавия:
– Ищущий самовластья, он дерзает мечтать о короне Украины и Молдавии… Кто знает, не идет ли вслед за ним Пугачев? А масонам многие таинства открыты: недаром же они светлейшего Потемкина «князем тьмы» прозывают…
* * *Потемкин своим письмом больно ударил по сердцу императрицы, и, когда в Петербурге явился Попов с докладом о взятии Измаила, она выговорила Василию Степановичу:
– Пишет мне князь, да не о том, что нужно бы! А вести от него из Ясс реже, чем от Шелехова из Америки, до меня доходят. Уж не болен ли он? Уж не состарился ли Цезарь мой?
Некоторые просьбы светлейшего она вернула с «наддранием» (отказом), и это крайне обескуражило Попова, сделавшего неприятные выводы. Потемкин прихварывал, а императрица выглядела еще здоровой женщиной, и, если Потемкина не станет, Зубовы пропустят Попова через свои безжалостные жернова…
Екатерина отправила курьеров в Москву:
– Пусть ананасов из оранжерей присылают поболее…
Яков Иванович Булгаков предупреждал ее из Варшавы: Измаил вызвал переполох в Европе, даже Англия притихла, но панство не образумилось. Вчера выбили стекла в окнах посольства. Как бы ни была хороша дипломатия, писал Булгаков, она не всегда способна предвидеть развитие событий. Сейчас ясновельможные хлопочут о создании армии, подкрепленной из Берлина пушками. Ценсны-Потоцкий спасается в Вене, куда зовет и Софью Витт, а что возникнет из этой комбинации – неизвестно.
– Рожа! – выразилась Екатерина, столь вульгарно именуя красавицу-фанариотку; Безбородко намекнул, что муж не даст развода Софье Витт, дабы красотой жены шантажировать и Потоцкого и Потемкина. – Прямо вертеп какой-то! – отвечала Екатерина. – Но мы не станем утомлять себя вопросами нравственности. Я готовлю торжество по случаю взятия Измаила. Расплатившись с Суворовым, расплачусь и со светлейшим!
Она велела отвезти во дворец Таврический большую купель, отлитую из чистого золота, желая поднести ее в дар Потемкину, и вызвала этим бурную ревность алчного Платона Зубова.
– Все для него, только для него! Не хватит ли уже светлейшему? Я бы и сам в такой ванне купался охотно.
– Неужели тебе все еще мало?
– Хочу иметь и Васильково на Днепре.
Васильково насчитывало 12 тысяч крепостных.
– Помилуй, оно же давно принадлежит светлейшему.
– Вот именно потому и хочу владеть им… А зачем Потемкину ехать в Петербург? – продолжал Зубов. – Кому он здесь нужен? Я не желаю видеть его. А золотую купель надо в моих покоях поставить.
Случилось невероятное: старая женщина на больных ногах пала на колени перед молодым наглецом, умоляя его:
– Да не души ты меня… Не души! Не могу отнимать то, что дарено. Что тебе далась эта золотая лохань?
На лице Зубова блуждала язвительная улыбка:
– Так напиши, чтобы светлейший сюда не ехал.
– Потемкин же первая персона в государстве… Фельдмаршал, наместник, гетман. Как мне написать, чтобы не ехал?..
Но Зубовы в один голос твердили, что Потемкин – это Мазепа, но опаснее Мазепы: силы, собранные им на юге страны, превышают силы всей империи. Разве можно давать такую власть одному человеку? И еще никому не известно, куда направит Потемкин свою могучую армию после заключения мира с турками.
– Я не желаю его видеть, – бубнил Платон Зубов.
– Ладно, – неожиданно уступила императрица. – Если ты так хочешь этого, Потемкин сюда не приедет.
Письмо Екатерины к Потемкину было начертано так, словно ее пером водила чужая рука. Смысл послания таков: мы бы и рады тебя видеть, но лучше оставайся в Бендерах или Яссах, «чтоб ты тамо ожидал вестей о импрессии, кою сделает в Царьграде взятие Измаила». Затем она ясно дала понять, чтобы не смел пренебрегать влиянием Зубовых, а добрым расположением к их семье он докажет и свое благородство и свою давнюю любовь к ней, самодержице…
На этом Зубовы не успокоились! Валериан говорил, что армию у Потемкина надо отнять:
– Казне нашей дорого стоит эта «рожа» Софья Витт. Они там на картах гадали, брать Измаил или не брать. Вот какова стратегия у Суворова с Потемкиным… Ведь узнай об этом казусе в Европе, так мы сраму не оберемся.
Екатерина секретно предписала князю Репнину: если Потемкин все-таки дерзнет явиться в Петербург, она не станет удерживать его в столице. А Репнину – в отсутствие светлейшего! – следует как можно скорее заключить мир с Турцией, после чего ВСЮ АРМИЮ ПОТЕМКИНА РАСПУСТИТЬ ПО ДОМАМ…
* * *Потемкин, конечно же, ничего этого не знал.
