Алан Фостер - Избранные произведения. Т. 5. Маори
Поэтому он не стал возражать, когда сестры милосердия вымыли его и он стал чистым, каким никогда не был, или когда они остригли его волосы, как это было принято у современных маори.
— Так гораздо лучше, — наставительно сказал юноша, заботам которого его доверили.
Туото посмотрел на себя зеркало, задумчиво рассмотрел чистое лицо и обратил свой взгляд на юношу.
— Дайте мне, пожалуйста, стакан воды.
— Разумеется. Мы позаботимся о том, чтобы связаться с вашей семьей или друзьями, чтобы они могли отвезти вас домой, если вы не захотите остаться и отдохнуть здесь.
— У меня нет семьи. Я пережил всех жен и детей, а теперь я пережил и всех своих друзей. Те, кто меня знает, презирают меня, как беса и колдуна.
— Еще одна чушь, — отрывисто сказал дежурный. Кажется, сегодня это было его любимое слово. — Вы просто ложитесь на эту замечательную кровать, а мы подыщем вам новую одежду. Придется поискать хорошенько, но среди всего, что нам прислали, обязательно найдется что-нибудь подходящего размера. Потом вас отлично накормят горячим, свежим обедом. И вам не нужно беспокоиться. Правительство позаботится о вас, если мы не установим контакта с теми, кто вас знает.
— Я не ребенок. — Туото послушно подошел и сел на указанную кровать. — И правительство пакеа мне не отец.
— Я вернусь через пару минут, чтобы посмотреть, как вы тут, — сказал дежурный, игнорируя последние слова старика.
Он подходил к главному столу, когда его остановил священник.
— Извините, молодой человек.
— Что случилось? — дежурный пытался смирить свое нетерпение. Со всеми этими перерывами он ничего не успеет сделать за день.
— Я видел ваш значок с именем, — викарий показал на имя, приколотое к его рубашке. — Это вы наблюдаете за Робертом Коффином, не так ли?
— Как и за многими другими. Мы завалены работой, ваше преподобие.
— Я знаю. Я занимался своей работой в другом месте в больнице, когда мне сообщили, что он скончался. Я здесь для того, чтобы отслужить последнюю службу.
Дежурный выглядел безропотным.
— Хорошо, ваше преподобие. Пойдемте со мной. Я отведу вас к нему. Я сам не знал, что он испустил дух. Я пытаюсь делать сразу дюжину дел.
— Как и все мы, сын мой.
— Не знаю, видел ли я вас здесь прежде, ваше преподобие, — дежурный пытался завести разговор, когда они шли по пустому коридору.
— Я только вчера сошел с корабля. Я из Окленда и приехал, чтобы предложить свои услуги тем, кто в них нуждается. Меня зовут Метьюн, — он говорил рассеянно, его мысли были уже далеко впереди.
— Небесам известно, как мы рады любой помощи, — дежурный остановился у раскрытой двери. — Вы могли бы подождать минуту, мне нужно проверить пациента, — он просунул внутрь свою голову, пока снаружи нетерпеливо ждал Метьюн.
— Эй! Я помогаю здесь кое-кому. Если один из вас отведет старого маори к главному столу, пусть заодно поможет ему с едой.
Один из санитаров подошел к двери и отер свой лоб.
— Теперь это уже не важно, Уилл. Старик умер.
Открыв рот, дежурный безмолвно уставился на него, потом посмотрел на кровать, где он оставил своего подопечного. Кровать была пуста.
— Его уже унесли, — объяснил санитар, покачивая головой.
— Нелепый старый козел. Минуту назад с ним было все в порядке. Только я отвернулся, и он пропал. Вот так-так! Черт его дери со всеми потрохами, — заметив Метьюна в коридоре, он прибавил: — Простите, святой отец.
— Как он… Он сказал что-нибудь, сделал что-нибудь? — ошарашенный дежурный не мог отвести глаз от пустой кровати.
— Нет. Он не вскрикнул и вообще ничего подобного не было. Я не думаю, что он даже пошевелился. Он просто как будто ушел. С широко раскрытыми глазами, уставленными на потолок. Как будто он о чем-то задумался. Не знаю, — он посмотрел мимо остолбенелого дежурного. — Вы верите в душу, отец?
— Естественно, сын мой, — отозвался Метьюн. — Во что же еще можно верить?
— Да, я так и подумал. Я видел, как умирают многие люди, отец. Здесь и во время войн. Но я никогда не видел, чтобы кто-нибудь умер так. Как будто его дух просто испарился.
— Человек, который поистине находится в мире с самим собой, может умереть так спокойно, что вы даже не поймете, что случилось.
— Именно так все и было. Полагаю, даже у маори есть душа, верно?
— Мы все дети Божьи, — Метьюн обратил внимание на неподвижного дежурного. — Где палата мистера Коффина?
— Что? Ах, да. Да. Сюда, ваше преподобие, — с усилием сосредотачиваясь, дежурный возобновил поход по коридорам.
Когда они дошли до нужной палаты, молодой человек задержался, положив руку на щеколду. Он, казалось, совершенно ушел в себя.
— Отец, что вы сказали там, что-то о том, что все мы дети Божьи?
— Да?
— Я думаю… я не понимаю, как может быть больше одного отца, а?
Метьюн неодобрительно посмотрел на него, но дежурный не опустил взгляда.
— Юноша, я проработал среди маори всю свою жизнь. Они многое переняли у нас, заключали с нами браки, всем сердцем входили в нашу церковь. Они боролись против нас и рядом с нами. Я не тот, кто может точно сказать, что возможно в нашем мире, а что нет. Я не верю, что человек имеет ключи к величайшим тайнам. Но как христианин я могу дать вам единственный ответ на этот вопрос.
— Я так и думал, что вы это скажете, ваше преподобие, человек в вашем положении не мог бы сказать ничего большего.
Но дежурный не был удовлетворен. Когда он открыл дверь, впуская его в тихую комнату, он знал, что не сможет больше верить точно так, как его друзья и соседи. Он уйдет в свою могилу, обремененный одним нерешенным вопросом. Зная, что единственный человек, который мог на него ответить, уже опередил его в этом долгом путешествии.
ЭПИЛОГ
1893 год
Дождь никогда не раздражал Розу Халл. Насколько она себя помнила, она всегда встречала его с радостью. Дождь держал людей в домах, и тоща она со своими друзьями превращала весь город в площадку для игр. Это чувство осталось и когда она повзрослела. В то время, как другие прятались от дождя, она получала от него наслаждение.
Однако было бы лучше, если бы в этот день дождя не было. Когда она подумала об этом, небеса начали немного расчищаться. Потоп не мог бы удержать ее дома в это утро, но скверная погода могла бы помешать выборам. Были кандидаты, которых надо было поддерживать, а помимо этого, имелись гораздо более важные причины для того, чтобы определенные граждане вышли из дома и проголосовали. Дождь также доставил бы множество неприятностей фотографам. Они были бы разочарованы больше, чем кто-нибудь другой. У них была задача запечатлеть исторический момент.
Сидя в экипаже, она услышала голос возницы.
— Мы почти на месте, мисс Халл.
— Спасибо, Эд.
Она откинулась назад на плюшевом сидении и посмотрела в окно. Было трудно поверить, что это тот же самый Окленд, в котором она выросла. Теперь это был город прекрасных зданий и широких улиц. Со времени ее детства многое изменилось. Так много перемен…
Она никогда по-настоящему не была ребенком, подумала она. Не в общепринятом смысле этого слова. В основном товарищи ее игр были мальчишками, как Эдвард и Джоби. Уличные сорванцы, оборванцы, корабельные сироты, дети шлюх и проезжающих маори.
Когда они остановились у здания суда, она увидела две группы людей, собравшиеся на ступенях. Слева была небольшая очередь горожан, ожидающих, когда откроются избирательные пункты, чтобы они могли бросить в урны свои избирательные бюллетени. Справа от них, выше по ступеням, пытаясь остаться сухими, толпились репортеры и фотографы.
Не только из Новой Зеландии, но со всего мира. Это было впечатляющее собрание.
Она улыбнулась про себя. Годами либералы удерживали власть. Они был обязаны большой долей своего успеха ее закулисным маневрам и существенной финансовой поддержке. С тех пор, как они получили власть, жизнь обычных людей начала изменяться к лучшему.
Сегодня она собиралась сделать кое-что, чего обычно избегала, то есть сознательно искала публичной известности. Чтобы подчеркнуть важность этого дня, этого момента, она готова была принять роль в исторической драме.
Она приготовилась к тому, что репортеры кинутся к экипажу, но дождь в этот день был ее союзником, как это бывало в юности. Он держал их под навесом крыши. Джоби сошел с лакейского места, чтобы перехватить одного человека, который храбро встретился со стихией, чтобы приветствовать ее. Она узнала Симпсона, представителя партии. Выражение его лица не имело ничего общего с дождем.
— Что-то случилось, Симпсон? — спросила она, не покидая своего убежища в экипаже.
Он был очевидно удручен своей ролью человека, приносящего дурные вести.
