Арчибальд Кронин - Звезды смотрят вниз
В тот же вечер Нэджент пришёл к Дэвиду на квартиру. Сел и, нащупывая в кармане свою трубку, осмотрел комнату спокойным, но внимательным взглядом. Лицо его было ещё желтее обычного, волосы жидкими прядями падали на лоб, но его непостижимая мальчишеская весёлость заставляла забывать обо всём. Он закурил трубку и сказал:
— Я давно собирался заглянуть к вам. А уютная у вас квартирка!
— Да, за один фунт в неделю большего и требовать нельзя, — отозвался Дэвид неохотно. — Но имущество моё не все здесь. Проклятая сковородка на кухне.
У Нэджента глаза заискрились смехом.
— Не следует огорчаться из-за такой ерунды, — сказал он добродушно. — Эта заметка может принести вам некоторую пользу на севере, среди ваших товарищей.
— Я хочу им принести какую-нибудь пользу, — рассердился Дэвид.
— Все придёт со временем, — сказал Нэджент. — В настоящий момент мы не можем сделать много, мы топчемся на одном месте. Против нас сплошной стеной идут тори — четыреста девятнадцать членов Палаты против наших ста пятидесяти одного. Что мы можем сделать при таких условиях? Только держаться крепко и выжидать, пока придёт наш черёд. Мне понятно ваше настроение, Дэвид. Вам хочется как-то действовать. А вы не имеете возможности. Хочется покончить с формальностями, с красными шнурами, и голосованием, и всем этим парадом и церемониями. Хочется увидеть какие-то результаты работы… Но потерпите, Дэвид. Не сегодня-завтра у вас будет полная возможность сорваться с цепи.
Дэвид не отвечал и только через некоторое время сказал медленно:
— Меня бесит эта бессмысленная потеря времени. В копях назревает буря. Это за милю всякий увидит. Когда истечёт срок договора, шахтовладельцы начнут наступать единым фронтом, удлинят рабочий день и снизят заработную плату. А мы сидим и предоставляем все естественному течению!
— Они продолжают носиться с мыслью о новой субсидии, — усмехнулся Нэджент. — В 1921 году десять миллионов было ухлопано на субсидию. Потом им пришла в голову гениальная идея — создать комиссию. Очередная выдумка! И раньше, чем комиссия успела доложить о результатах своих расследований, правительство даёт новую субсидию. Затем комиссия опубликовывает свои выводы и высказывается против всяких субсидий. Весьма поучительно! Даже занятно!
— О господи, когда же мы добьёмся национализации?! — сказал Дэвид страстно. — Она — единственный выход. Что же, мы будем дожидаться, пока её нам поднесут на блюде?
— Мы будем дожидаться рабочего правительства, которое и введёт её, — сказал Нэджент хладнокровно и усмехнулся. — А пока продолжайте заниматься синими книгами и своей сковородкой.
Они опять помолчали. Потом Нэджент продолжал:
— Важно, чтобы люди оставались стойкими. Нас окружает такая чёртова уйма всяких соблазнов и окольных путей, что если не быть очень осторожным — пропадёшь. Ничто так не выявляет слабостей человека, как общественная деятельность. Личные интересы, честолюбие, отвратительный эгоизм и корыстолюбие, — вот где проклятие, Дэви. Возьмите, к примеру, нашего Беббингтона. Вы думаете, он очень печётся о нуждах тех двадцати с лишним тысяч дерхэмских углекопов, которые послали его сюда? Да ему на них решительно наплевать! Он печётся только о себе самом. Если бы вы знали всё то, что знаю я, вас бы это убило. Вот вам другой пример — Чалмерс, Боб Чалмерс пришёл сюда четыре года тому назад настоящим фанатиком, энтузиастом. Он со слезами на глазах клялся мне, что добьётся семичасового рабочего дня для прядильщиков — или умрёт в борьбе за это. И что же? Семичасовой рабочий день до сих пор в Ланкашире не введён, а Боб… Боб не умер. Он живёхонек. Им овладела золотая лихорадка. Связался с компанией Клинтона, добывает нужные им сведения и загребает деньги в Сити. Та же история с Клегхорном. Но этот гонится не за деньгами, а за положением в обществе. Он женился на даме высшего света. И теперь он пропустит какое угодно заседание, чтобы пойти на премьеру в Вест-Энде со своей аристократкой-женой. Я стараюсь быть терпимым, но, уверяю вас, Дэвид, всё это может довести человека до отчаяния. И я тоже не святой, но, видит бог, я человек искренний. Поэтому я от всей души рад, что вы зарылись здесь и стараетесь вести жизнь простую и честную. Не уклоняйтесь с этого пути, голубчик, ради бога, держитесь!
Никогда ещё Дэвид не видел Гарри в таком возбуждении. Но это продолжалось только одну минуту. Он снова овладел собой, и обычная ясность вернулась к нему.
— Рано или поздно вы столкнётесь с этим. Вы попадёте в атмосферу разложения, как попадает шахтёр в атмосферу рудничного газа. Здесь всё заражено ею, Дэвид. Зайдите в буфет Палаты общин. Посмотрите, с кем вы там пьёте. Понаблюдайте Беббингтона, Чалмерса, Диксона. Я знаю, что говорю сегодня языком какой-нибудь благочестивой брошюры, но всё, что я говорю, — святая истина. Главное — быть честным с самим собой, а тогда наплевать, что бы ни случилось.
Гарри выколотил свою трубку.
— Ну, вот и конец проповеди. Мне необходимо было отвести душу. И если после этого я, придя к вам, увижу на камине кучу разных дурацких пригласительных писем, я вас здорово отколочу. Когда захотите развлечься, пойдёмте как-нибудь в хорошую погоду со мной смотреть, как играют в крикет на «Овале». Я очень люблю крикет.
Дэвид сказал с улыбкой:
— И у вас, оказывается, есть слабость.
— Вот именно. Она мне обходится в две гинеи в год. Я бы не отказался от крикета даже ради того, чтобы стать лидером партии.
Посмотрев на часы, Нэджент неторопливо встал и потянулся.
— Ну, мне пора. — Он направился к двери. — Да, кстати, не думайте, что я забыл насчёт вашей первой речи в Палате. Недели через две у вас будет очень хороший случай выступить. Кларк предложил внести поправку в билль об охране труда в копях. Вот вам прекрасный повод высказаться.
Проводив Нэджента, Дэвид опустился на стул. Он немного успокоился и повеселел. Такое влияние на него всегда оказывал Нэджент. Да, это правда, он стал очень нервным, — косность парламентской рутины слишком резко противоречила жестокому напряжению предвыборной борьбы и пылкому энтузиазму его верований. Его возмущала медлительность, пустая трата времени, бесцельная болтовня, нелепые вопросы, слащаво-вежливые ответы, учтивое лицемерие. Во всём — ложь, стремление пустить пыль в глаза. Вместо быстрого жужжания колёс он слышал лишь нудное кряхтение машины. Но Нэджент сумел показать ему, что его негодование и естественно — и вместе неразумно. Нужно выработать в себе терпение. Он жадно, но с некоторым страхом ожидал дня своего первого выступления в Палате. Очень важно, чтобы речь была хороша и произвела впечатление. Надо подготовить её так, чтобы успех был обеспечен. Поправка к биллю об охране труда шахтёров — замечательный повод для выступления. Он уже ясно представлял себе, как построит речь, каковы будут её тезисы, что надо подчеркнуть, что обойти молчанием.
Речь начала создаваться в его мозгу, сильная и красивая, формируясь, как постепенно формируется живое существо. Воображение унесло его далеко за пределы его комнаты: снова шахта поглотила его, он был там, в тёмных туннелях, где люди трудились под постоянной угрозой смерти или увечья. Кто не знает их жизни, тому легко отмахнуться от этих вопросов. Но он-то знает! Яркую картину того, что ему известно, он должен запечатлеть в умах и сердцах тех, кто не знает ничего. Тогда все изменится.
Занятый своими мыслями, Дэвид сидел перед огнем, когда раздался стук в дверь и вошла миссис Такер.
— Вас спрашивает какая-то дама, — доложила она.
Дэвид, вздрогнув, очнулся от задумчивости.
— Дама? — повторил он, и внезапно у него мелькнула безумная надежда. Его никогда не покидала уверенность, что Дженни где-то здесь, в Лондоне. Возможно ли, может ли это быть, чтобы Дженни вернулась к нему?!
— Она внизу. Проводить её сюда?
— Да, — сказал Дэвид шёпотом.
Он встал, глядя на дверь, сердце у него как-то странно ёкнуло. Но вслед за тем выражение его лица изменилось, сердце перестало замирать, мгновенно вспыхнувшая надежда исчезла так же быстро, как появилась. Вошла не Дженни, а Хильда Баррас.
— Да, это только я, — объявила она со своей обычной прямолинейностью, заметив внезапную перемену в лице Дэвида. — Сегодня утром, из газеты узнала, где вы обитаете, и решила принести вам свои поздравления. Если вы заняты, скажите прямо — и я уйду.
— Не говорите глупостей, Хильда, — запротестовал Дэвид. Появление Хильды было для него полной неожиданностью, но после испытанного в первую минуту разочарования, он ей обрадовался.
Хильда была в строгом сером костюме, на шее — дорогая, но не бросавшаяся в глаза лисица. Смуглое суровое лицо Хильды затронуло какую-то струну в памяти Дэвида: он вдруг вспомнил их бурные споры и те далёкие времена… Улыбнулся. И странно — Хильда улыбнулась в ответ. А в те времена, когда он бывал у них дома, она улыбалась очень редко, почти никогда.
